— Есть, товарищ майор! Хороший сагиб у Сами и добрый…[85] — Ой, замолчи, и без тебя башка трещит… — А я предлагал опохмелиться… Так нет же — у господина майора тонкая душевная организация. Он не может опохмеляться! — У господина майора тонкая желудочная организация. И вообще: сгинь с моих глаз, чтобы я тебя до обеда не видел! Делами займись! О Сурковой справься! Нюхом чую, никакого позитива там не предвидится. Давай-давай, вперёд, с бодрой песней, мой капитан! Около двери своего кабинета Олег встретил вызванную на допрос Елизавету Николишину. В дорогих фирменных джинсах, кожаной курточке, с минимумом макияжа на лице, она выгодно отличалась от той девицы в «боевой» раскраске, которую Островецкий «исследовал» два года назад. — Проходи, Лиза, присаживайся, — пригласил Олег. Николишина вошла в кабинет и расположилась на стуле около стола. Держалась она скромно, но с достоинством. От эпатажа девицы лёгкого поведения не осталось и следа. Олег уселся на своё место. — Знаешь, Лизавета, — сказал он, — а тебе так намного лучше. — Спасибо, — с достоинством ответила девушка, — но я думаю, что вы меня вызвали не для комплиментов. — Совершенно верно. Расскажи мне подробно о нападении. — А стоит ли? — невесело усмехнулась она. — Я ведь уже всё рассказывала вашему сотруднику. Не думаю, что вспомню что-то новое. Да и вряд ли вы что-нибудь найдёте. Скорее всего, даже искать не будете. Кто я для вас? Обычная проститутка. Стоит ли упираться ради такой? — А вот это позволь уж мне решать: ради кого стоит упираться! Твоя профессия меня не колышет. Искать я буду. Найду ли — другой вопрос. Шансов маловато — слишком много было упущено вначале. Вместо следователя тогда к тебе прислали простого опера, осмотр места происшествия был проведён формально. Те, кто это допустил, уже наказаны. Но от этого не легче. Теперь, даже если я и найду кого, — доказывать, считай, нечем. Но это не означает, что я буду сидеть сложа руки. Всё, что от меня зависит, отработаю по полной программе! А рассказал я всё это тебе, чтобы ты не испытывала напрасных иллюзий. Так что давай — подробненько и не спеша… Лиза принялась рассказывать. Олег записывал за ней, стараясь максимально детализировать показания. В процессе допроса открывались некоторые ранее не выявленные обстоятельства. Перешли к подсчёту материального ущерба. Олег с удивлением отметил, что заявленное количество и сумма похищенного практически не отличаются от указанного в справке полтора месяца назад — Лиза удержалась от соблазна увеличить сумму гражданского иска. Это не могло не вызвать уважения. Но… Олег вдруг принялся подсчитывать что-то на листе бумажки. — Послушай, — он удивлённо вскинул глаза, — я немного знаю ваши расценки. Получается, что ты обслужила не менее тысячи клиентов. Это ж целый полк! — Я их специально не подсчитывала, — усмехнулась Лиз, — но думаю, что их было гораздо больше. Что ты хочешь, майор, я в этом бизнесе уже одиннадцать лет! — глаза девушки вдруг наполнились слезами, но она справилась с собой. — Пойми, Олег, — она впервые обратилась к нему по имени, — мне не денег жалко и не побрякушек. У меня отобрали одиннадцать лет жизни! — Лиза отвернулась, не в силах сдержать рыданий. Олег вдруг почувствовал жалость к девчонке. Её профессия… Так она же не виновата, что за год «работы» на панели заимела больше, чем её мать за всю трудовую жизнь. Пусть это останется на совести тех, кто создал систему, при которой торговать своим телом выгоднее и даже престижнее, чем строить карьеру и чего-то добиваться в других сферах деятельности. Да и чем, в сущности, эта девчонка отличается от многих партийно-комсомольских дам? В силу служебной осведомлённости Олегу было хорошо известно, каким «местом» выстраивались многие блестящие карьеры. Он прекрасно знал, как партайгеноссен разных уровней «пользуют» комсомольских и партийных активисток в укромных охотничьих домиках и на закрытых дачах. Так чем же эти дамы отличаются от Лизы Николишиной? Да ничем. Разве что Лиз почестнее будет. Она прямо заявляет: я продаю своё тело, это обойдётся в определённую сумму в твёрдой валюте. Партийно-комсомольские подруги тоже продают себя, только в льготно-карьерном эквиваленте. — Ладно, Лизавета, — Олег попытался отвлечься от невесёлых размышлений, — иди пока. Я постараюсь сделать всё, чтобы найти этих сволочей. Там, в коридоре, должны быть твоя мать и брат — я вызывал их. Пригласи их сюда, пожалуйста. Допрос матери и брата Николишиной ничего нового не дал. Бедная женщина и ребёнок были так напуганы нападением, что с трудом вспоминали детали произошедшего. Олег отпустил их и набрал номер Долгоногова. — Внимательно! — раздалось в трубке вместо приветствия. — Слушай, Длинный, — Олег тоже не собирался отдавать дань дежурным приличиям, — по Николишиной ты работаешь? — Олег, давай не будем! Я занят… — Ты думаешь, меня это сильно волнует? Через пять минут жду у себя! Кстати, ты ещё не огрёб за вчерашнее… — А с чего это я должен огрести? — А кто позволил Миллеру заказать водку на коньяк? Я был против, а ты поддержал его. Двое на одного, и мне пришлось сдаться… — И кто тебя заставлял пить? — Ну ты и нахалюга! Я что, должен спокойно смотреть со стороны, как мои друзья травятся? — Тогда кто тебе виноват? — Вы оба, конечно. Я вас предупреждал о последствиях, но моё благоразумие в очередной раз разбилось о ваше суммарное раздолбайство! — Слушай, красиво сказано! Подожди, я запишу… — Потом запишешь, а сейчас — дуй ко мне! На лисапете! Ояр без стука вошёл в кабинет и уселся на стул, по привычке вытянув свои длинные ноги в проход. Олег протянул ему кружку свежезаваренного чая. — Благодарствуйте, барин! — Долгоногов и не пытался скрыть своего раздражения. — Олег, что у тебя за дурная привычка выдёргивать к себе немедленно? Типа, только у тебя дела, а у остальных — делишки. — Всё сказал? — Нет… — Ну тогда к делу… — А-а, — махнул рукой Долгоногов, — горбатого могила исправит! Чего хотел-то? — Давай прикинем всё, что у нас есть по Николишиной. — Ну что… — Ояр задумался, освежая в памяти все нюансы этого непростого дела, — зацепок там с гулькин нос. На место выезжал Айвар Буленс — пацан ещё, и года не работает. Какой с него спрос? — Да я ещё полтора месяца назад вздрючил дежурного этой смены. На какую-то вшивую кражу из школьной столовой посылают важняка, а на разбой — зелёного опера! Идиотизм! Даже эксперта не удосужились поднять… — Саныча тогда не было в городе… — Значит, надо было настоять, чтобы дежурный следак выехал. В добрые и не такие уж старые времена, если помнишь, по разбою весь отдел на ушах стоял, а сейчас — без году неделя опера посылают. — Ну, вспомнила бабка, как девкой была! Раньше разбой — это было ЧП, а теперь только и успеваем регистрировать. А Айвар — пацан толковый, из него хороший опер со временем получится. — Ключевое слово здесь «пацан». Нельзя было одного его посылать. Да ладно, что теперь об этом. А ты что сделал, когда материалы получил? — Ну, съездил повторно с Санычем на место. Да без толку всё. Там уже уборку сделали. Милиция вроде как всё уже осмотрела… Следы, микрочастицы, даже если и были — уже не найти. Пальчики искать и вовсе бесполезно — в перчатках работали… — А машина? — «Жигулёнок», что ли? Ну, изъяли там ворсинки от «камуфляжи», и что? Во-первых, ещё не факт, что именно на этой тачке налётчики прикатили на дело. Может, просто совпадение — обычный угон. А во-вторых, не с чем сравнивать ворсинки… — Пальчиков, как я понимаю, там тоже не было? — Правильно понимаешь. Нет, хозяйских — хоть отбавляй, ещё какие-то были, но по нашей базе не проходят. Отправили запрос в Москву, но сомневаюсь, что получим ответ. Независимость, ядрёна вошь! А самое главное — поверх пальчиков обнаружены мазаные следы… — Да, ты говорил, что они в перчатках. А теперь прикинь: много ли ты знаешь случаев, чтобы угонщики (заметь: не воры — угонщики!) работали в перчатках. И машина обнаружена недалеко от места преступления. — Да я и сам прекрасно понимаю, что это та машина. Только привязать её к налёту пока нечем. — Да, ясно, что дело тёмное. Агентура? — Работает… — Цацки в розыск подал? Барыги? Скупки? — Что ты дурные вопросы задаёшь? Я что тебе — зелёный? — Значит, пока глухо, как в танке… Ладно, давай пробежимся по версиям. — А что тут бегать? Ясно, как божий день, что это «залётные». Кто из местных попёр бы против Насоса? — Лизка не была под Насосом. — Как? — А вот так. Ей ещё Каспарс вольную дал. — Иди ты!? Не знал… — Сам только вчера узнал. — Тем более — «залётные». Причём, как-то мне кажется, что это бывшие вояки или менты. — Или настоящие… — Да хрен его знает! Сейчас уже ничего не поймёшь. — А насчёт «залётных», думаю, ты прав, но обязательно был наводчик из местных. А возможно — и один из налётчиков. Лизка мне сказала, что один из них изъяснялся с лёгким латышским акцентом. — А мне она этого не говорила…