— Витька, что случилось? — в голову Олега стали закрадываться нехорошие предчувствия. Миллер перевёл на него беспомощно-тоскливый взгляд. — Беда у нас, — произнёс Витька срывающимся голосом. — Я только что из дежурки… Ирка Суркова убита! — Что!? — Олег вскочил со своего места. — Как это произошло? — Ирка с утра не вышла на работу, оттуда позвонили её матери. Старуха пошла проведать дочку — никто не открывает. Ну, у неё был ключ от Иркиной квартиры, она открыла, а там… Короче, опергруппа уже работает, Лёня Коношонок от прокуратуры… — Едем! — Олег схватил куртку и выбежал из кабинета, увлекая за собой Виктора. На дежурной машине мигом домчались до адреса. В квартире Ирины Сурковой был полнейший разгром: перевёрнутые стулья, разбросанные вещи, сорванные с окна гардины. Журнальный столик уставлен пустыми бутылками из-под водки и шампанского вперемешку с остатками снеди. На диване в полной прострации сидела пожилая женщина — мать Ирины, возле которой хлопотал Ояр. Эксперт-криминалист Косенков что-то фотографировал. Судмедэксперт Улдис Боярс и следователь прокуратуры Леонид Коношонок, примостившись около журнального столика, писали какие-то бумаги. Обычная картина работы следственно-оперативной группы на месте преступления. Рядовое событие, только для Олега и Виктора оно таковым не являлось. Не покидало чувство вины за смерть молодой женщины. Что-то упустили, где-то недосмотрели. Да, формально никто не вправе обвинить их в том, что не смогли предотвратить преступление, они сделали всё, что могли. Впрочем, никто и не подумает предъявлять какие бы то ни было претензии, но ведь от себя-то не уйдёшь. Смерть этой несчастной отныне камнем будет висеть на твоей душе… — Товарищ майор? — удивлённо вскинул глаза Коношонок, увидев Островецкого. — А вы зачем здесь? Тут дело простое, сами справимся. Леонид только недавно был переведён из стажёров в следователи, и, хотя он относился к Островецкому с огромным уважением, скорее даже с восторженным почтением, но посягательств на свой «суверенитет» терпеть не собирался. Уже хотел было тактично напомнить милицейскому «важняку», что данное преступление находится в компетенции прокуратуры, но, взглянув в жёсткие, полные затаённой боли глаза Олега, промолчал. — Лёня, где она? — хмуро спросил Островецкий. Коношонок кивком указал на спальню. От того, что Олег увидел там, у него потемнело в глазах: распростёртое на кровати обнажённое тело несчастной женщины сплошь было покрыто ссадинами и кровоподтёками. Неестественно вывернуты руки и ноги. На обезображенном лице — маска ужаса и страданий. Олег вернулся в гостиную. Виктор, хлопотавший вместе с Ояром над матерью Ирины, вопрошающе взглянул на Островецкого. Тот отрицательно покачал головой: мол, не стоит тебе смотреть на это. Виктор всё же прошёл в спальню — и зарычал от ярости. Он вышел оттуда бледный, как мел. — Олег, я убью эту тварь! — Для начала его нужно найти! Поэтому возьми себя в руки — нам ещё работать. Островецкий внешне был уже совершено спокоен. Мрачно спокоен. — Улдис, — обратился он к судмедэксперту, — что у тебя? Как-то само собой получилось, что Олег, не имея на то никаких полномочий, взял бразды правления следственно-оперативной группой на себя, но никто, даже самолюбивый Лёня, не решился противиться этому. Даже со стороны было заметно, что и Островецкий, и Миллер на редкость болезненно восприняли убийство молодой женщины. — Ну, что я на данную минуту могу сказать? — Улдис потеребил свою рыжеватую бородку. — Сметь наступила примерно шесть-семь часов назад. Точную причину сейчас назвать трудно: там и черепно-мозговые, и повреждения внутренних органов. После вскрытия определимся. Одно могу сказать наверняка: её истязали несколько часов подряд — били, насиловали, прижигали тело сигаретами. Олег, я такого зверства ещё не видел за двенадцать лет на этой работе! — Ты сказал — насиловали? — Именно, причём жестоко. Все признаки: ссадины и разрывы влагалища и анального отверстия. Причём и там, и там обнаружено вот это, — Улдис передал Олегу целлофановый пакетик, внутри которого находились обрывки чего-то блестящего. — Что это? — удивлённо спросил Островецкий. — Кусочки фольги. Видимо, её насиловали также бутылкой от шампанского. Юрий Александрович изъял её. Горлышко всё в крови и сперме. Я возьму бутылку на исследование, а потом передам Санычу на трасологию. Под ногтями у потерпевшей я обнаружил частички эпителия — видимо, она пыталась сопротивляться. И вот ещё что: сперма обнаружена и во влагалище, и в анальном отверстии, и в ротовой полости — то есть её насиловали неоднократно и извращённо. — И, думаю, как минимум двое. — Ну, по анализу спермы я определю, сколько их было и кто где отметился, — Улдис глянул на Островецкого. — Олег, ты что-то знаешь? — вступил в разговор Коношонок. — Погоди, Лёня, я тебе всё потом расскажу. Саныч, — Олег вопрошающе взглянул на Косенкова, — что у тебя? — Пальчиков — вагон, в том числе и на бутылке. Микрочастиц — тоже. Так что есть с чем работать и чем доказывать, — усмехнулся криминалист. — Кстати, — хмуро заметил Олег, — в квартире могут быть и мои пальцы, и Витькины, и Игоря Каменева… — Как?! — ошарашенно воскликнул Коношонок. Улдис, Саныч и Ояр недоуменно уставились на Олега. — Сейчас объясню, — начал было Олег, но тут в квартиру вошёл молодой парень в форме лейтенанта милиции. Участковый инспектор Женя Венский не так давно сильно помог Олегу в расследовании одного запутанного преступления[96] и вообще выделялся из числа молодых сотрудников сообразительностью, хваткой, неплохой юридической подготовкой. Несмотря на молодость, лейтенант, как пишут в характеристиках, пользовался заслуженным уважением у коллег и у жителей своего участка. В последнее время Олег виделся с ним нечасто — Женька курировал район, в котором жил, и появлялся в отделе только для дежурства в опергруппе или на общие мероприятия. А поскольку жалоб и заявлений с его участка не поступало, то и начальство предпочитало поменьше дёргать лейтенанта — лишь бы на территории было спокойно. — Олег, Ояр — обрадовался Женька, — здорово, что и вы тут! А я поквартирный обход делал, с соседями беседовал. — Ну, и что выходил? — Потерпевшая жила с одним кавказцем по имени Альберт. Приметы я записал. А несколько месяцев назад в её квартире поселился ещё один мужик: русский — приметы тоже есть. А вчера примерно до трёх ночи у них громко играла музыка, но никто из соседей разбираться не приходил — побаивались они этого Альберта с дружком. По этой же причине никто не стал звонить в милицию. — И это всё, что ты нарыл? — усмехнулся Долгоногов. — Так для этого не нужно было по соседям шастать, мне всё это её мать рассказала, — Ояр кивнул на всхлипывающую на диване женщину. Женька обиженно насупился. — Ладно, не парься! — Долгоногов потрепал его по плечу. — Определить этого орла — дело техники. — Значит так, Ояр, — жёстко сказал Олег, — пиши: по подозрению в убийстве разыскивается Аваньян Альберт Рубенович, 34 года, работал грузчиком в порту, прописан в ведомственном общежитии. Рост — чуть ниже среднего, примерно 166–168 сантиметров, худощавого телосложения. Ходит, немного скособочившись, правое плечо чуть выше левого. Нос искривлён, как от удара. В паспортном отделе должна быть его фотография. Поднимай, Ояр, всю свою команду. Необходимо сделать обыск по месту прописки: ищите свежие фотографии, записные книжки, адреса и телефоны знакомых — в общем, обычный набор. Немедленно его в розыск и ориентировки по всем органам внутренних дел. Особенно «линейщикам»[97], — Олег взглянул на часы. — Рижский и лиепайский поезда, к сожалению, уже прибыли на конечные станции, но нужно немедленно разыскать в депо работников поездных бригад и опросить их. Ну, а далее по плану: АТП, автовокзал, дальнобойщики… — Думаешь, свалил? — На лисапете, б…! Он же знает, что его вычислят мгновенно, как только обнаружат труп. Но, конечно, придётся отработать и местные связи. Круг знакомств определить как можно обширнее. Не пренебрегать даже самыми незначительными версиями. — Олег, ты наконец расскажешь, в чём дело? — воскликнул Коношонок. — Погоди, Лёня, — отмахнулся Островецкий. — Теперь по второму… — он прикрыл глаза, стараясь как можно точнее восстановить в памяти облик Командира. — Пиши, Ояр: примерно 38–40 лет, рост около 176–178 сантиметров, плотного телосложения, пожалуй, даже грузный. Волосы русые, редкие, с обильной сединой. Глаза серые, блёклые какие-то. По неподтверждённым данным, бывший офицер-десантник, возможно, служил в Афганистане. Аваньян называл его «Командир», хотя это ничего не значит — может, у них между собой такая кликуха сложилась. Саныч, — Олег повернулся к Косенкову, — мы потом с Витькой к тебе поедем — составим фоторобот. — Ояр, допиши, — вступил в разговор Венский — что, скорее всего, он одет в камуфляжные брюки военного покроя. Во всяком случае, соседи видели его только в таких штанах. — Нет, что деется? — усмехнулся Долгоногов. — Уже пацанва мною командует. Скоро дядьке Ояру вообще некуда будет деться от начальников. Женька смущённо покраснел. Как ни странно, ёрничество Долгоногова немного разрядило обстановку. Олег чуть-чуть улыбнулся и обнял Венского за плечи. — Ты, Длинный, мне парня в краску не вгоняй, — попенял он Ояру. — Наоборот, спасибо бы сказал, что такой приметливый. — Спасибо! — Долгоногов изобразил издевательский поклон. — А-а, — махнул рукой Олег, — горбатого могила исправит. Спустись вниз в машину и передай по рации Шестакову всё, что я тебе сказал. Пусть поднимет вашу контору и начинает работу по розыску. А я пока введу ребят в курс дела. А то вон Лёньке уже неймётся. Олег коротко рассказал всем о недавних событиях. — Ну тогда всё понятно, — резюмировал Коношонок. — Теперь дело за малым — взять этих уродов. — Вот именно, — усмехнулся Олег, — только их найти надо. Поэтому, Лёня, обратись к прокурору с предложением создать следственно-оперативную группу и потребуй, чтобы в неё включили меня и Миллера. — Зачем? — вытаращился Коношонок. — Дело ведь проще пареной репы. Да и как я это объясню прокурору? Он ведь знает, что ты всегда руками и ногами отбиваешься от лишних дел. А тут вдруг майор Островецкий сам напрашивается на расследование. Не поверит. — А ты скажи ему, что мы с Витькой единственные, кто знает этих… в лицо. Короче, пусть включает нас в группу как следователей, а работать мы будем как опера. Действуй, дружище! Тем временем вернулся Ояр. — Ну, машина завертелась, — доложил он. — В восемь вечера — оперативка у Шестакова. Будем подбивать бабки, определимся в направлениях поиска. — Добро, — подытожил Олег. — Не будем терять времени. Лёня, выписывай постановление на обыск по месту прописки Аваньяна в общаге, мы с Витькой пойдём туда — благо недалеко. Женьку возьмём с собой — пробежится по соседям, поспрошает про этого «джигита». Сам, когда закончишь, присоединяйся к нам. Ояр, а ты дуй в порт, поговори с его товарищами по работе. Самое главное, ребята, его связи. И чем больше — тем лучше. Коношонок выписал постановление на обыск и вместе с бланком протокола протянул Островецкому. — Олег, — понизив голос, спросил он, — как думаешь, на вечерней оперативке мне надо присутствовать? — Лёнчик, — усмехнулся Островецкий, — а ты это куда намылился? Кубыть, подружку завёл? — Никого я не завёл, — нахмурился Коношонок. — Просто собирался сегодня с женой в ресторан сходить… — Ну, тогда порядок. Ты, Лёнька, в этом плане с ментов пример не бери, они тебя ничему хорошему не научат! А насчёт совещания мыслю я так: по большому счёту, тебе оно ни к чему. Твоя работа начнётся позже, когда мы этих уродов возьмём. А вообще, знаешь, созвонись-ка с Володькой Шестаковым и спроси у него. — Так и сделаю. Олег… — Леонид немного замялся, — вы их поймаете? — Пойма-аем! — в глазах Островецкого сверкнули молнии. — Мы этих тварей из-под земли достанем. Олег, Виктор и Женька распрощались с экспертами, Коношонком, с Ояром, которому ещё предстояло решить вопросы с отправкой тела в морг, и покинули квартиру. Некоторое время шли молча. Наконец, Женька не выдержал. — Олег, а почему Ояр так себя ведёт? — задал он мучавший его вопрос. — Как? — слегка опешил Островецкий. — Ну, так: там женщина растерзанная, а он шутит, посмеивается. Неужели он уже настолько ко всему привык, что ему по барабану весь этот ужас? — Да нет, Женька, — невесело усмехнулся Олег, — ему вовсе не по барабану. Это он нас Витькой пытался в норму привести — видел, что мы не в себе. А у самого, небось, тоже кошки на душе скребут. К такому, брат, нормальный человек никогда не привыкнет… Комендант общежития порта провёл милиционеров к комнате, где был прописан Аваньян. Венский сразу же отправился опрашивать соседей, а Олег и Виктор приступили к обыску. Очень быстро были обнаружены альбом с фотографиями, коробка из-под обуви с письмами, старый потрёпанный блокнот с адресами и телефонами. Миллер принялся составлять протокол и опись изымаемого, а Олег решил побеседовать с соседом Аваньяна по комнате — Андреем Скибой, тридцатилетним здоровяком, работающим докером в порту. Он и комендант общежития Петрович были задействованы на обыске в качестве понятых. — А расскажи-ка, мне, мой друг, о своём товарище — Аваньяне, — обратился Островецкий к Скибе.