— С того, что из-за тебя он был на таком взводе, как моряк, который сошел на землю после девятимесячного пребывания в далеких морях? Сестричка, в его теле сейчас столько адреналина, что остаются два варианта — либо подраться, либо, — он окидывает меня оценивающим взглядом, — потрахаться, а так как ты с ним трахаться не будешь, остается первое. Эй, большой братец, — зовет он Рида. — Наша младшая сестренка пришла на тебя посмотреть. Рид резко оборачивается. — Какого черта ты тут делаешь? Я подавляю порыв спрятаться за массивной фигурой Истона. — Да просто решила поболеть за семью. Вперед. — «Ройалы», чуть было не слетает с языка, но кто их знает, может, они пользуются вымышленными именами. Я поднимаю вверх кулак. — Вперед, семья! — Ист, если это ты подговорил ее, клянусь, тебе будет очень больно. Истон поднимает руки вверх. — Чувак, я же говорил тебе, что за нами кто-то едет, но ты не слушал, потому что всю дорогу бубнил о том, что собираешься преподать кое-кому, — он кивает головой в мою сторону, — урок. Рид стоит с хмурым видом. Ему явно хочется схватить меня и вышвырнуть вон отсюда, в темноту. Но прежде чем он успевает что-нибудь сделать, к нему подходит второй полураздетый парень, ноги которого похожи на два ствола дерева, и хлопает по плечу. — Ну что, вся семья в сборе? Хочу закончить бой до того, как взойдет солнце. Ярость в синих глазах Рида превращается в веселье. — Каннингхэм, ты не продержишься и пяти секунд. Где твой братец? — Ему отсасывает какая-то цыпочка. Но ты не бойся, Ройал. Я не стану бить тебя очень сильно. Тебе ведь завтра нужно продемонстрировать свое смазливое личико в «Астор- Парке». — Ты, стой на месте. — Рид показывает на меня, потом на землю. — Пошевелишься, и тебе будет очень плохо. — А то до этого было так хорошо, — огрызаюсь я. — Хватит базарить, давайте деритесь, — выкрикивают из толпы. — Если бы я хотел посмотреть мыльную оперу, то остался бы дома. Истон с силой пихает Рида в плечо, и Рид пихает его в ответ. Оба удара могли бы вырубить меня, но эти двое лишь смеются, как психи. Каннингхэм пятится в центр круга и жестом показывает Риду следовать за ним. Рид не медлит. Они не пританцовывают, оценивая друг друга. Рид просто бросается на Каннингх- эма, и минут пять они обмениваются ударами. Я вздрагиваю каждый раз, когда кулак Кан- нингхэма достигает цели, а Истон лишь смеется и болеет за Рида. — Ставки на Рида — самые легкие деньги, которые я зарабатывал, — хвалится он. Я обхватываю себя руками. Каллум говорил, что переживает темные времена, но знает ли он, что и его сыновья тоже? Знает ли он, что они приходят сюда и дерутся, чтобы избавиться от эмоций, которые заставляют их страдать? И почему я так реагирую на это? Ладони, как и другие части тела, вспотели. Дыхание участилось, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Я не могу оторвать глаза от Рида. Его мышцы переливаются в лунном свете, и он настолько красив в этой животной ипостаси, что внутри меня поднимается нечто первобытное, только я не знаю, что с этим делать. — Тебя это возбуждает? — понимающе шепчет мне на ухо Истон. Я отрицательно качаю головой, но все мое тело кричит «да!», и, когда Рид наносит последний удар, от которого Каннингхэма подбрасывает в воздух и противник падает лицом в бетон, я знаю — стоит ему сейчас поманить меня пальцем, и я не откажу ему. Не в этот раз. Глава 20 В поместье я возвращаюсь с Истоном на заднем сидении, потому что Рид всё бубнил, что не доверяет мне ехать одной. Мне хочется возразить, что я прекрасно добралась до верфи в полном одиночестве, но пока лучше промолчать. Рид явно не в настроении, чтобы с ним спорить. После Каннингхэма он дрался с еще двумя парнями и победил обоих. По пути домой Истон посчитал выигранные деньги: получилось восемь тысяч. Это кажется каплей в море по сравнению с тем состоянием, которым они обладают, но Истон сообщает мне, что деньги, заработанные собственной кровью, куда милее сердцу. Но на Риде ни царапинки. Думаю, у него не останется даже синяков. Настолько яростными и мощными были сегодня его удары. Остановившись на подъездной дорожке, я глушу мотор, но остаюсь в машине, потому что Рид остается в своей. Истон не задерживается — засунув деньги в карман, он выпрыгивает из внедорожника и идет в сторону черного входа, ни разу не оглянувшись. Когда Рид наконец вылезает из джипа, я делаю то же самое. Мы стоим в десяти шагах друг от друга, и наши взгляды встречаются. Ненависть в глазах Рида, его стиснутые челюсти — глядя на него, я ощущаю смертельную усталость. Я устала, но не потому что сейчас почти два часа ночи, а я встала в семь. Я устала от ненависти, которая исходит от Рида каждый раз, когда он видит меня. Я устала бороться с ним. Я устала от игр, напряжения и нескончаемой вражды. Я делаю шаг к нему. Парень поворачивается ко мне спиной и исчезает за углом дома. Ну нет. Только не сейчас. Он не сможет убежать от меня. Я не позволю. Я бегу за ним и благодарю Бога за то, что вокруг дома загораются лампы с датчиком движения. Они ведут меня на задний двор и дальше, на тропинку, которая спускается к берегу. У Рида фора в шесть метров и преимущество в том, что он прожил здесь всю свою жизнь. Ему с легкостью удается обходить валуны, разбросанные по пляжу, и вот он уже у кромки океана. Я все еще бреду по гальке вперемешку с песком, а Рид уже скидывает обувь, стягивает носки и входит в воду. Похоже, ему плевать, что штанины промокнут. Ночь поздняя, но не темная. Луна освещает красивое лицо Рида. Его плечи опущены, и он проводит руками по волосам, когда я, наконец, встаю рядом с ним. — Разве мы сегодня не достаточно мучили друг друга? — В его голосе слышится усталость. Я тяжело вздыхаю. — Насыщенный был денек, да? — Ты привязала меня к креслу, — сердито напоминает мне он. — Ты это заслужил. Какое-то время мы просто стоим в тишине. Я тоже сбрасываю кроссовки, шагаю вперед и тут же взвизгиваю, когда ледяная вода касается моих ног. Рид усмехается. — Атлантический океан всегда такой холодный? — Вопрос сам срывается с языка. — Да. Я смотрю на воду и слушаю, как волны бьются о берег. Снова вздыхаю. — Рид, это больше не может продолжаться. Он молчит. — Я серьезно. — Схватив за руку, я разворачиваю парня лицом к себе. Его синие глаза смотрят на меня без всякого выражения, но уж лучше так, чем с обычным презрением. — Я больше не хочу бороться. Я устала от этой вражды. — Тогда уезжай. — Я уже говорила тебе, я здесь, чтобы остаться. Чтобы учиться в школе, закончить ее и поступить в колледж. — Так я тебе и поверил! Я раздраженно рычу. — Ты хочешь услышать от меня что-то другое? Отлично, мне есть что сказать. Я не спала с твоим отцом, Рид. И никогда не собиралась, потому что, во-первых, это мерзко, а во-вторых, это мерзко. Он мой опекун, и я ценю все, что он для меня сделал. Так есть. И так будет. Рид, засунув руки в карманы, продолжает молчать. — Сегодня на яхте мы с Каллумом только разговаривали. Он рассказал мне о моем отце, и если честно, я по-прежнему не могу разобраться в своих чувствах. Я никогда не встречала Стива, но услышав о нем столько всего, даже не знаю, понравился бы он мне. Но я не могу изменить тот факт, что он мой отец, понимаешь? И ты не можешь продолжать использовать это против меня. Я не просила Стива переспать с моей мамой, чтобы она забеременела, и я не просила твоего отца врываться в мою жизнь и привозить меня сюда. Рид язвительно усмехается. — Ты хочешь сказать, что предпочла бы по-прежнему снимать с себя одежду за деньги? — Прямо сейчас? Да, — признаюсь я. — По крайней мере, я знала, чего ждать от жизни. Я знала, кому доверять, а от кого держаться подальше. Можешь говорить что хочешь о стриптизе, но никто, ни одна живая душа за все мое время работы в клубе не назвала меня шлюхой или проституткой. Рид закатывает глаза. — Ну да, это же такая уважаемая профессия. — Это средство заработка, — парирую я. — А когда тебе пятнадцать и тебе нужно оплачивать медицинские счета твоей умирающей матери, это способ выживания. Ты не знаешь меня. Ты не знаешь ничего обо мне, и ты даже не пытался узнать, так что не тебе меня судить. Не тебе поливать дерьмом то, о чем ты понятия не имеешь. Его фигура снова напоминает каменное изваяние. Он делает шаг вперед, и вода ударяется о мои голые лодыжки. — Ты не знаешь меня, — повторяю я.