– Он не похож на шехзаде! Мне не нужен такой наследник! – Мехмед еще ребенок! Ему четыре года! Опомнись, Ибрагим! Он твой сын! А ты его чуть не убил из-за какого-то приблудного мальчишки! – Потому что он лучше моего сына! Любой – лучше! – Так же, как любой из твоих братьев был бы лучшим султаном, чем ты! – в сердцах не удержалась валиде. – Но все они умерли! Их казнили! Всех, до одного! Мехмеда, Баязета, Сулеймана… А ты жив, потому что я тебя спасла! И вот она, твоя благодарность! Ты хочешь, чтобы османская династия пресеклась! – Хочу – казню, хочу – милую! – огрызнулся Ибрагим, но было видно, что он уже приходит в себя. Как бы он ни презирал хилого Мехмеда, но обагрить руки кровью старшего сына – этого ему никто не простит. Будет бунт. Ибрагим почувствовал, как гулко кровь стучит в висках, будто по голове с двух сторон бьют молотобойцы. А она – это наковальня. И в глазах становится темно. Он обернулся, словно слепой, и простонал: – Сахарок…. Где ты? Шекер Пара кинулась к нему: – Скоро все пройдет… Идем… Шехзаде Мехмеда уже бережно несли во дворец двое огромных черных евнухов, а одна из рабынь главной хасеки заботливо поддерживала разбитую голову бедного ребенка. Турхан еще не вполне пришла в себя и, спотыкаясь, брела рядом, без конца повторяя дрожащими губами: – Сынок… Мехмед… Только не умирай… Мехмед… Сынок… не умирай… И вдруг Кёсем-султан пошатнулась и упала бы, если бы ее не подхватили служанки: – Валиде! Что с вами?! – И мне… лекаря… – простонала всесильная султанша, нервы у которой не выдержали. Она давно подозревала, что Ибрагим становится неуправляемым. Это только начало! Он больше не пользуется зельями черного колдуна, но они его хотя бы успокаивали. Одновременно разрушая и без того ущербную личность Ибрагима, которого в народе недаром называли Дели: безумный. А что теперь? Он только что в приступе бешенства чуть не убил собственного сына! Из-за какого-то приблудного мальчишки, сына рабыни! Валиде беспомощно посмотрела на стоящую рядом с падишахом пышнотелую зеленоглазую красавицу. Может, она рискнет помочь? – Айше… Шекер Пара поняла, что валиде обращается к ней. Ибрагим, увидев, что матери плохо, задержался возле нее. Он с каким-то болезненным любопытством смотрел, как еле шевелит губами та, чей голос всегда был властным и твердым, как сталь. Как, оказывается, хрупок человек, и это не зависит ни от сана, ни от власти, сосредоточенной в его руках. Только что здесь, на этой траве, истекал кровью наследник Османской династии, а теперь без сил висит на руках у служанок всемогущая и несгибаемая, как всем казалось раньше, валиде. Ибрагиму стало не по себе. Ведь и его могут… И он тоже всего лишь человек… Он вдруг вспомнил огромного Мурада Кровавого, своего единокровного брата. Который предпочел забыть об их родстве, отдавая приказ о казни Ибрагима перед самой своей смертью. Всего один шаг до небытия… Кому есть дело до того, что ты султан… – Жить… – простонал Ибрагим, почти ничего не видя сквозь пелену, внезапно опустившуюся на глаза. – Шекер… – Ты должен избавиться от этого мальчишки и его матери, – сказала валиде, видя, что на размякшего сына можно сейчас повлиять. – Ошибку-то допустил кизляр-ага, – шепнула Шекер Пара на ухо падишаху. – Негоже ему сожительствовать в гареме со служанкой. Турхан-султан права. Здесь все женщины принадлежат вам, повелитель. Чуткая валиде это услышала. Если бы ей не было так плохо, она бы задумалась: а почему вдруг фаворитка наговаривает на главу черных евнухов? Но кизляр-ага и в самом деле допустил промашку. Не будь его каприза, не было бы в гареме рабыни, с которой он тайно сожительствует. И не было бы ее ребенка, который так нравится Ибрагиму, а он и сам ведет себя порою как ребенок. И валиде приняла сторону Шекер Пара. Или Айше, как она ее по привычке называла. – Главе черных евнухов лучше на время покинуть гарем, – устало сказала Кёсем-султан. – Если он не в силах расстаться с этой женщиной и ее ребенком. Пусть отправится в хадж. Посетит Мекку. Покается в своем грехе. А вместе с ним и наложницы туда поедут, которых ты больше не зовешь в свои покои, сынок. И те, которые никогда еще там не были. Пусть очистятся, а когда вернутся, мы выдадим их замуж. А на их место наберем новых. Из тех, что придутся тебе по душе. Таких же пышных, как твоя фаворитка. «От одного врага избавлюсь, а наживу их сотню», – с досадой подумала Шекер Пара. Валиде опять ее переиграла. О! Она знает, как найти подход к сыну! – Делай как знаешь, мама, – Ибрагим тяжело оперся о полное белое плечо своей фаворитки. Почти повис на нем. Опять эти детские страхи! Как только он видит кровь, смерть или просто физическую слабость, они возвращаются! Проклятый Мурад! Ему захотелось уткнуться в пышную грудь Шекер и лежать так до вечера, пока она его убаюкивает и гладит по голове. Он только что видел смерть… Она по-прежнему близко… * * * – София, спрячься, живо! – велел кизляр-ага своей женщине, когда Мехмеда отнесли в покои матери и к нему пришел лекарь. – И мальчика спрячь! Никому не показывайтесь на глаза! Сидите тихо в моей комнате, будто вы мыши! – Что же с нами теперь будет?! – в ужасе спросила София, прижимая к себе ребенка. А она-то посчитала, что хорошо устроилась! Роскошные одежды, вкусная еда из кухни самого султана Ибрагима. Отдельные покои для нее и сына. Под крылышком у кизляр-аги было так сладко! И вот сама валиде разгневалась! – Что с нами будет? – повторила она, умоляюще глядя на своего покровителя. – Я выведу вас отсюда ночью, тайно, – сказал тот. – Быть может, вы уедете в Идирны… О Аллах! Откуда же я знаю, София, что теперь будет! Уж точно ничего хорошего нам ждать не приходится! Кизляр-ага уже понял: быть большой беде! Тайна новой фаворитки и наглый паж тут же были забыты, распорядитель султанского гарема прекрасно знал, что теперь в опасности его собственная жизнь. Но главное, жизнь обожаемой Софии и приемного сына. – Что я без них? – стонал кизляр-ага, ожидая своей участи. – Зачем мне жизнь? Надо было спрятать мальчика, а не позволять ему играть с шехзаде! Но мой приемный сын такой ловкий и сильный… Я им так восхищался, и повелитель им тоже восхищался… Ох, я глупец! Зачем я только разозлил Турхан-султан? Гарем в тревоге затих. О происшествии в саду все уже знали. Мало того, один из иностранных послов, дожидаясь аудиенции у валиде, случайно стал свидетелем неприятной сцены и увидел, как легко выходит из себя султан Ибрагим. Тайну теперь невозможно было спрятать: падишах подвержен приступам неконтролируемого бешенства. Способен ли он править? Письмо об этом тут же полетело через море, Папе. Слабый османский султан – сигнал Европе, которая давно уже жаждет реванша. Не пора ли начать войну? Отобрать у турок то, что завоевали Сулейман Великолепный и его потомки, такие же решительные и умелые полководцы. А султан Ибрагим – ничтожество. Слабоумен, глуп, раз не понимает, что его непомерные расходы на гарем раздражают простой народ, да еще и развратен. А теперь чуть наследника не убил! Это же надо! Швырнуть ребенка в бассейн! – Дели… безумный… – шелестел гарем. Слухи, словно юркие змейки, просачивались сквозь толстые дворцовые стены в город. – Дели… дели… – гуляли они по стамбульским рынкам. – Он чуть не убил своего сына… Турхан не отходила от Мехмеда, пока не поняла, что его жизнь вне опасности. Мальчик был до смерти напуган, ранен, но детская память – она такая короткая. Турхан надеялась, что на умственных способностях шехзаде это происшествие никак не отразится. А вот шрам на лбу останется навсегда. «Память об отце», – думала она с горькой усмешкой, глядя на затихшего Мехмеда. Лекарь дал ему снадобье, чтобы шехзаде поспал. «Вот такие нам с тобой, сынок, теперь дарят подарки», – она невольно поправила дорогое ожерелье на шее, подарок повелителя за одну из тех сладких ночей, когда они зачали Ахмеда. Бедняжка шехзаде! Он прожил так мало! А теперь и Мехмед мог покинуть этот мир! И что у нее останется? Одинокая старость в Старом дворце? «Нет! – встряхнулась Турхан. – Я буду бороться!» И она решительно направилась в покои валиде. Та поначалу отказалась ее принять. – Валиде нездоровится, – торопливо сказала служанка, не спеша открывать двери лучших в султанском гареме покоев перед матерью наследника. – Тогда я сама войду! Пусти! – Турхан резко оттолкнула рабыню, которая не посмела остановить главную хасеки. – Валиде! – Что ты так кричишь, Турхан? – Кёсем-султан и в самом деле была в кровати, вид бледный, глаза запавшие. Турхан ее даже не сразу узнала. Она еще никогда не видела свою свекровь такой беспомощной. Турхан всегда казалось, что уж Кёсем-султан, она точно из железа! Несокрушима! И вот она лежит, едва шевеля губами: – Думаешь, я желаю Мехмеду смерти? Он мой внук… – прошелестела валиде. – Тогда спасите его от его отца! – Ибрагим – султан Османской империи, – Кёсем-султан нашла в себе силы и села. – Не будь он падишахом, и ты не была бы матерью наследника. – Этот ребенок… Сын кормилицы… От него надо избавиться. Я не раз это говорила, но меня никто не слушал. И вот случилась беда. – Все уже решено, Турхан, не сотрясай понапрасну воздух, – поморщилась валиде. – Кизляр-ага с частью гарема отправляется в хадж. Его рабыня и мальчик едут с ним. – Кто так решил? Ибрагим? – Я решила. А подсказала мне Айше. – Айше? Служанка? – искренне удивилась Турхан. – Айше – фаворитка. – Тогда она не Айше больше, а Шекер Пара. Так ее зовет султан. – Шекер Пара, Айше… Какая разница? Она какое-то время займет повелителя. С ее помощью мы уже избавились от Джинджи-ходжи. Турхан впервые насторожилась: – Вот как? Выставить из дворца черного колдуна тоже она посоветовала? Шекер Пара? – Но ты ведь сама этого хотела. – Я хотела избавиться от Джинджи, я хотела избавиться от кизляр-аги… И вот мои желания исполняются. – Чего же тебе еще? – валиде потерла ноющие виски. Говорят, эта Айше, или Шекер Пара, искусно умеет делать массаж головы. Позвать ее, что ли? Хотя она сейчас занята с султаном. Ибрагиму это надо больше, успокоить нервы и унять головную боль. – Как бы нам не пожалеть о том, что мы прибегли к услугам этой Шекер Пара, – язвительно сказала Турхан. – Скажи лучше, как чувствует себя мой внук? Ты ревнуешь, это понятно. Но меня сейчас заботит здоровье шехзаде Мехмеда, а не твои страдания. – Он слаб, но вне опасности…. Что ж… Я довольна тем, что скоро не увижу в Топкапы кизляр-агу. И никогда больше не увижу. – Он отправляется в хадж, как я уже сказала. Но вернется сюда, в Топкапы, когда все утихнет и о сегодняшнем случае все забудут. И всё в гареме наладится.