Оказывается, я замерзла. Три часа дня. Понимаю, что и ноги задубели, коленки и те синие, но шевелиться все равно не хочется. Да и сил нет. Телефон в руке булькает. Входящий от Тамары Львовны, хозяйки квартиры. – Алло, – отвечаю. – Ингуш, это ты там уже два с половиной часа на лавочке торчишь? Что случилось? Ключи потеряла? Она живет в доме напротив, наверное, углядела меня с балкона. У нее там рассада какая-то, да и вообще пожилая женщина развлекается наблюдением. У нее даже бинокль есть, который она мне однажды гордо продемонстрировала. «Так что, зайка, плотные шторы в наше суровое время – это необходимость. Мало ли, у кого еще есть хороший Никон». – Нет, не потеряла. Просто захотелось проветриться, – хочу избавиться от заботы Тамары Львовны, и не хочу, чтобы она лишний раз волновалась, тоже. Она – хорошая женщина и очень мне помогла, когда против меня ополчились почти все жильцы. – Что стряслось? – в проницательности ей не откажешь. – Опять… – Нет, это другое. Но я не уверена, что смогу и дальше снимать у вас квартиру. Демон знает, где я живу. Он еще придет. Еще будет давить на болевые точки. А мне нужно время собраться с силами. Пришло время перегрызать лапу. Глава 27 Демон Вытащенная из душа, Маська смотрит на меня открыто. Горько, напряженно, но открыто. – Это не я. – А кто? – зверею я. – Мась, мне очень не хочется думать, что в этом дерьме замешана ты, но, блядь, я все меньше в это верю. Я знаю ее, как облупленную. – Я не устраивала Инге ничего. Мое вина, хотя я за собой ее не чувствую, только в том, что я не дала вам помириться. – Что? Я смотрю на нее, пытаясь оценить ущерб, который она наносит мне своими словами. То есть все-таки приложила руку. Пытаюсь гасить вспышку ярости, потому что мне надо дослушать, а в гневе я не слышу ничего. – Что? – вспыхивает возмущенно Маська. – Какого хрена, Дим? А ты думал, что? Что я не воспользуюсь возможностью избавиться от Воловецкой? – Ты знала, что это была подстава, – медленно, с расстановкой произношу я. – Знала и не сказала. – Почти сразу поняла, – пожимает она обнаженным плечом, на котором до сих пор блестят капли воды. Скулы сводит, сжимаются кулаки. От плеча идет зуд, там мне хочется с размаха куда-нибудь впечатать со всей дури, сбросить адреналин, потому что расшатанный контроль слетит к ебеням через три, два, один… – Почему? – высекаю, с трудом взяв себя в руки. – Не делай вид, что не понимаешь, – закатывает глаза Маська. – Или ты наконец созрел поговорить по-взрослому? – По-взрослому мы с тобой поговорили еще тогда. И эта тема закрыта, – рублю я. – Это ты так, блядь, решил, Дим! Меня ты не спросил! Все было хорошо, пока не появилась Воловецкая. Инга мне мешала. И когда подвернулась возможность, я ее использовала. Что тебя удивляет? Ты сам так делаешь. Да, Маська права. Я так делаю. Использую все возможности. Но не тогда, когда это может навредить близким, например, ей. – Ты поэтому устраивала вечеринки, не давая мне протрезветь? Отправляла меня к отцу? Твердила, с глаз долой из сердца вон… – Да, – Маська аплодирует моей догадливости театральными хлопками. – Если бы вы встретились, вы бы разобрались. Помирились, как обычно. А я опять слушала ваш трах из-за стены! Ты бы протрезвел и потащился к ней! В нарочито спокойном голосе сестры начинают проскальзывать истеричные нотки. Кажется, не я один на грани нервного срыва. – Ты думаешь я не знаю, как ты пьяный мотался к ней под окна, пока не улетел в Лондон? Вы бы, блядь, опять прилипли друг к другу! Риск был слишком высок. И да, я сделала все, чтобы вы не захотели встречаться. – Вы? – улавливаю я, а внутри все холодеет в дурном предчувствии. – Что ты ей сказала! Маська противно смеется, плюхается на кожаное кресло, закидывая ногу на ногу так, что полотенце, которым она обмоталась, задирается совершенно неприлично, но мне плевать. Я никогда не смотрел на нее, как на женщину. – О, да! Ты бы видел лицо Инги, которая смотрела на то, как ты дерешь ту девку. – Что? – кровь разом отливает от сердце, оно замирает пустой тряпочкой, пропуская удары. В груди образовывается черная дыра. Блядь, все еще хуже, чем я думал. Чудо, что Инга до сих пор со мной разговаривает. Это будет сложно, вернуть мою девочку, но я справлюсь. Остается передавить сначала всю гниду вокруг. – Да, я показала Воловецкой, что тебе норм без нее, что ты вернулся к прежнему образу жизни, что ты о ней не тоскуешь... Знаешь, мне правда понравилось выражение ее лица. – Ты – дрянь! – меня выжигает изнутри желание стереть самодовольную улыбочку Маськи, но я не могу поднять на нее руку, и это раздирает меня на части. – А что не так? – делано удивляется она. – Я же твой член руками в ту дырку не вставляла. Ты все сам. Все пыжишься доказать, что ты не такой, как отец, а на самом деле от осинки не родятся апельсинки. Ну хоть не одна я, скрепя зубами, смотрела, как ты ебешь другую. – Ну конечно. А ты хотела, быть на ее месте? – яд в моем голосе достигает цели, красивое кукольное лицо Маськи искажает злая гримаса, достал. – А я-то думал, мы – семья. – Мы не семья. Я не твоя сестра. Только ты предпочитаешь от этого отмахиваться, – выплевывает она. – После того как я уехал, ты не остановила это, – припечатываю я. – Не знал, что ты настолько гнилая. Маська вздрагивает. – А зачем? Да и не я начинала все это. Зачем портить чужую игру если она мне на руку? – Инга ничего плохого тебе не сделала. За что ты с ней так? – Мне надо было, чтобы она свалила, провалилась сквозь землю, чтобы ее не было рядом, когда ты вернешься. И ты ошибаешься! Она забрала тебя у меня. Поначалу я думала это у тебя пройдет, но потом поняла, как ты серьезно вляпался. – Маська, ты кукушкой поехала? Меня у тебя никогда не было! – Блядь, Дим! Потому что ты прячешь голову в песок, как гребаный страус! Ты даже сейчас называешь меня детским именем! Какая я тебе нахуй Маська? Я – Маша. Маша Кравцова! Не Маська Горелова! Пытаюсь разглядеть в лице сестры хоть что-то человеческое, и не удается. – Я тебе доверял. И зря. Ну ты и мразь. Ты подло нагадила Инге, но плохо сделала мне. Инга сильная, она справится. А я без нее нет. Маська отворачивается от меня, кривя губы. Но ведь это не все. Нутром чую. Маська всегда добивает до конца. Она не могла остановиться на полпути. – Чего еще я не знаю? – прессую я. – Откуда мне знать? – равнодушно смотрит на меня. Хватаю стакан с остатками минералки со столика и, размахнувшись швыряю его в стену за ее спиной. Он разлетается почти стеклянной пыль, осыпая ее Маску и оставляя мокрое пятно на обоях, медленно пропитывая их. – Что еще ты сделала? – голос уже похож на звериный рык, я и сам с трудом различаю слова в нем. Дрожащей рукой Маська подтягивает к себе пачку сигарет и, нервно щелкнув несколько раз зажигалкой, закуривает. Поняла, сучья дочь, что в этот раз ей с рук не сойдет. Она укусила члена стаи, свои семьи. Сейчас я еще ее слушаю, поэтому сдерживаюсь. А потом выбью предательские зубы. Фигурально. Но, блядь кусаться она больше не сможет. И Маська это поняла. – Что. Ты. Сделала.