— Да, — едва слышно соглашается Ваня, — но папа молодец. Ага, потный, злой и неуклюжий молодец, у которого заела потайная молния на плече. — Кажется, папа не справится без мамы? Оглядываюсь. Когда моя хорошенькая студенточка, которая всегда умиляла меня наивными глупостями, успела стать такой ехидной стервой? — Пусть мама поможет, — зевает Ваня. И тут молния, наконец, с тихим шуршанием поддается. И я торопливо снимаю космическое недоразумение, в котором можно пытать людей. — Папа справился, — удивленно тянет Мила. — Молодец, — подтверждает Ваня и вздыхает. Я бы снял и промокшее от пота костюм-трико, на котором я заставил вышить “Звездный Одиссей” и три звездочки, но пижаму с собой я не прихватил. Чувствую себя глупо. Дальше своего пафосного выхода из ракеты и радостных криков “папа” я ничего не планировал. — Папа воняет, — с детской непосредственностью говорит Ваня. — Так негде в космосе помыться, — печально отвечает Мила. — Там с водой все очень сложно. — Тогда ему надо помыться? — вздыхает Ваня. — Да? — Папа в душ, — заговорщически шепчет Мила, — а я тебе сказку, пока мы его ждем. Потом он вторую расскажет, — замолкает на пару секунд и тянет, —космическую... — Да, папа в душ, — честно подтверждает Ваня. — Воняешь, па. Вот мерзавка. Как ловко переиграла, но спорить не буду, потому что душ точно не помешает. И желательно холодный, чтобы смыть ярость, которая начинает во мне медленно просыпаться. Мила решила идти со мной в хитрое женское противостояние за сына. Зря она так. — Пять минут, Вань, — уверенно шепчу я и выхожу из комнаты, — и будет тебе сказка. Наталкиваюсь на Ирину, которая отшатывается и отворачивается: Наталкиваюсь на Ирину, которая отшатывается и отворачивается: — Ух, ежкин кот, — выдыхает, — аж прослезилась. Глава 14. Или струсишь? — Он заснул, — заявляю я, когда Адам выходит из ванной. Удивленно вскидываю бровь, потому что на нем белая футболка-поло и бежевые льняные брюки. — Откуда? — Что? — Одежда? — Те мужички, которые ракету варварски разобрали на куски, передали, —отзывается мама из кухни. — А еще акт выполненных работ с просьбой ознакомиться, поставить подпись... И дорого нынче быть космонавтом. — Твоя мама очень любопытная, — Адам медленно выдыхает. — Да за эти деньги, Адамушка, можно было реального человека отправить в космос, — разочарованно фыркает мама. — Адамушка? — возмущенно шепчу я. — Мне тоже не нравится, — шипит Адамушка и хмурится. По лбу к его брови ползет капля воды. Он ее раздраженно смахивает. — Ирина, вы бы не могли называть, меня Адам? — Нет, не могла бы, — меланхолично отвечает мама. Адам делает шаг, а ему преграждаю дорогу и повторяю: — Ваня заснул. — Нет, — раздается тихий голосок. — Я не сплю. Оборачиваюсь. Из-за двери выглядывает сонный Ваня и зевает. Затем трет глаза и спрашивает: — Сказка будет? — Конечно, будет, — подает голос мама. — Иди, папа, сказку рассказывай. Мама упрямо держит сторону Адама, и я чувствую в своей борьбе против него себя слабой и одинокой. Если мама станет его союзником, то моя битва за сына будет проиграна, и стану я неадекватной истеричкой, которая срывается на папулю и бабулю. Сжимаю кулаки, медленно выдыхаю через нос и папа-космонавт расплывается в ликующей улыбке, шагая к Ване, который опять зевает с милым вздохом. Адам подхватывает его на руки, и он машет мне своей крошечной ладошкой и сонно утыкается в шею папы, которого так долго ждал. — Может, хватит уже? — вхожу на кухню и прикрываю за собой дверь. В гневе смотрю на маму, которая невозмутимо жует веточку петрушки. — Что ты устроила? — А тебе не мешает выдохнуть. — Знаешь, что? — Что? Подбираю слова, которые никак не хотят складываться в осмысленные предложения, которые бы могли донести, как я возмущена, обижена и напугана. Выходит лишь глухой отчаянный клекот. — Боже, — мама подхватывает с тарелки новую веточку петрушки и протягивает мне. — Она нервишки успокаивает. — Ты должна быть на моей стороне! Ты моя мама, — зло шепчу я и сажусь за стол, выхватывая петрушку, — моя, а не Адамушки. — А у тебя хватит острых зубок с Адамушкой грызться за маленького сладкого волчонка? — мама поддается в мою сторону и мягко улыбается. — Ты совершенно не понимаешь мужиков, Мила. — Будто ты понимаешь. Да, я готова к скандалу. К скандалу шепотом и с петрушкой в зубах. Меня аж трясет от