Я хочу накричать на Ваню и на него слить свое напряжение и негатив, но я понимаю, что он не виноват в происходящем. Я хочу домой, хочу обратно в свою унылую, но привычную жизнь, ведь в ней нет мужика, который от меня все о себе скрывает. — Больно? — спрашивает Адам, нависая надо мной хмурой тучей. — А ты как думаешь? — Думаю, что больно. — Ты прав. — Не ссорьтесь, — поскуливает Ваня. — Это я виноват... — Это твой папа виноват, — рычу я. — Неожиданно, — Адам вскидывает бровь. Закрываю здоровый глаз и медленно выдыхаю. Холод доходит до скуловой кости, и я скрежещу зубами. — Раз я виноват, то я прошу прощения, — Адам падает в кресло и закидывает ноги на столик. — Только я не понял в чем именно, но это и неважно. Я буду всегда виноват. — Очень удобно устроился, — открываю уцелевший взгляд и щурюсь сквозь боль. — Мам... пап... — Да, кресло очень удобное, — закидывает руки на подлокотники кресла. — не спорю. Ваня переводит испуганный взгляд с Адама на меня, и я слабо улыбаюсь: — Мама просто устала. — Мама может пойти и поспать, если устала, — Адам пожимает плечами и смотрит на Ваню. — Мы же отпустим маму поспать? — Мама не хочет спать, — прижимаю к себе Ваню, который бледнеет с каждой секундой. — Мама хочет к бабушке? — тихо спрашивает он. Я киваю. Да, поехали, сынок к бабушке обратно, и к черту твоего папу с его секретами, о которых он мне ничего не расскажет, потому что мы очень гордые и не признаемся, что катались в инвалидном кресле. — Мы отпустим тебя к бабушке, — шепчет Ваня. Внутри все обрывается. и я уже не чувствую ни боли, ни холода ото льда. Мой сын, мой милый зайчик, мое сокровище, мой птенчик выбирает остаться с папой. Я готова кричать, и к горлу подкатывает ком слез. Слишком рано от меня отказывается Ваня. Я к этому не готова. Пусть Адам и не скалится в улыбке, но я замечаю в его глазах ликующее самодовольство. Это нечестно. Он меньше суток побыл папашей! Меньше суток, урод ты эгоистичный! — Отпустим же, пап? А, может, мне действительно вернуться к маме, если я тут никому не нужна? Глупо обижаться на Ваню и ревновать его. Я все это понимаю, но как же сложно быть осознанным взрослым родителем, который с пониманием относится к любви ребенка к его отцу. — Боюсь, что сегодня мы маму не отпустим к бабушке, — наконец, говорит Адам, ‘сполна насладившись минутой своей победы. — Почему? — Ваня хмурится. — Если маме тут плохо... — Сегодня к нам приедут мои мама и папа, — Адам разминает шею. — Твои бабушка и дедушка... Они должны познакомиться не только с тобой, но с твоей мамой. Ваня округляет глаза. Минута молчания, и шепчу: — Да ты издеваешься... — Нет, — меланхолично смотрит на меня. — И я думаю, что они уже едут. Мама у меня очень шебутная. — Адам... — убираю пакет со льдом с оплывшего глаза, намекая, что я не готова к встрече с его родителями. — Да, синяк будет на пол-лица, Мила, — смеется он. — Но что поделать? И рано ты лед убрала. Прижимаю пакет к онемевшей от холода половине лица, и в панике соображаю, как быть. — У меня есть еще одна бабушка... — удивленно тянет Ваня, — и дедушка? — И я отправил водителя за твоей мамой, — продолжает Адам. — Зачем? — сглатываю кислую слюну. — Я посчитал, что это будет правильно. Ты так не думаешь? — А можно без всего этого цирка обойтись? — Нет, нельзя, — Адам холодно улыбается, — я все планировал иначе, но кое-кто вмешался и наябедничал. Ясно. Это постаралась Диана. Даже думать не хочу, как она преподнесла родителям Адама новость о том, что у них есть внук. Вряд ли с восторгом, поздравлениями и хорошими пожеланиями. — А почему... — Ваня хмурится, задумчиво замолкает на мгновение и продолжает, — бабушка и дедушка не приходили к нам в гости? Очень логичный вопрос от четырехлетки, в жизни которого была только одна бабушка. — Я не успел им сказать перед полетом в космос, — невозмутимо отвечает Адам.Ваня жует губы, встает на колени и шепчет мне на ухо, прикрыв рот ладошкой: — Папа врет, что был в космосе. Глава 31. Конфетка Конечно же, Адам слышит шепот Вани. Это для детей, если закрыл рот ладошкой, то другие не узнают секретика, но реальность работает немного иначе. Взгляд Адама темнеет. Лгунья тут я, а он лишь подыграл мне на волне своего эгоизма и желания быть для сына героем.