— Ноты пока меня не восхищаешь, Мила. — А у меня нет такой цели. — И очень зря, — встает и шагает прочь. — Советую, как отец, тоже пойти и навестить Конфетку, — оглядывается с насмешкой, — тебе, как матери, важно разделять с ребенком хорошие моменты его жизни. Глава 32. Воспитали мерзавца! — Ты этими хорошими моментами испортишь его! — кидаюсь за Адамом, который ‘резко разворачивается ко мне. — Избалуешь! Делаешь второго себя? — А, может, я воспитаю в нем ответственность за живое существо, за которым надо ухаживать, убирать, заботиться? — с издевкой приподнимает бровь. — Такое в твою голову не пришло? Хватит меня демонизировать, Мила. — Ты хочешь убрать меня в сторону! — Как и ты меня, — приближает свое лицо к моему. — Но я не отойду в сторону. Не теперь, Мила. И нам придется дружить. — Я не хочу с тобой дружить! — Наконец-то ты призналась, что хочешь большего, чем просто дружбы, —недобро щурится. — Козел, — цежу я сквозь зубы. — Да хорош, — Адам обнажает зубы в самодовольном оскале. — Стоит мне тебя зажать, так ты сразу готовенькая. Согласись, между нами так и искрит. И Сейчас меня даже не пугает твой синяк. Наоборот, он кажется мне безумно очаровательным. Кто бы мог подумать, что у меня будет такая эрекция на лохматую девицу в пижаме единорога и с огромным багровым синяком. — Урод... — выдыхаю и сжимаю кулаки. — И, может, тебе переодеться от греха подальше, — хрипло шепчет, — а то меня переклинит на злобных единорогах, которые станут моим нездоровым фетишем... — Да что с тобой не так?! — взвизгиваю я. — Мои родители не оценят твоего единорога, — Адам со смехом отступает. Скрещиваю руки на груди. Ах вот как? Ему будет стыдно за меня и мою пижаму? Отлично. — А я не буду переодеваться. — Я так и знал, — выходит из гостиной, — ты становишься предсказуемой, Мила. — Хочу увидеть лица твоих родителей, когда я выйду к ним в пижаме и с синяком под глазом, — следую за ним. — Ты сыграешь не против меня, а против себя. Хотя... — оглядывается, — надо сказать, цвет пижамы изысканно подчеркивает твой синяк. Притормаживаю. Лицо ноет и горит одновременно, и я понимаю, что не хочу показываться родителям Адама. Ни в каком виде. С синяком и без. Они ведь начнут интересоваться, кто я такая, откуда взялась и с чего вдруг появилась именно сейчас. И, конечно, встанет вопрос, что у нас за отношения? Адам вздыхает, делает ко мне шаг и аккуратно вытягивает из-за моего уха волосы, чтобы затем ими закрыть мой синяк. Я не сопротивляюсь, не фыркаю, а просто жду. — Так, — Адам придирчиво смотрит на меня, — ну... в принципе... можно и так, если ты сильно переживаешь. — Я не переживаю, — убираю волосы обратно за ухо, задеваю синяк и закусываю губы тянущей боли на скуле. — Больно? — поднимает лицо за подбородок. — Да. — Тебе даже синяк идет, Мила. Теперь он точно хочет меня поцеловать. Наклоняется, приподняв мое лицо за подбородок двумя пальцами, но я отступаю, когда с лестницы доносится топот Вани. — Я готов! Я нашел шляпу! В глазах Адама проскальзывает легкое недовольство, а я мило улыбаюсь, но только той стороной, которая не пострадала от пятки Вани. — Облом, да? — ехидно шепчу я. — Еще какой, — едва слышно отвечает Адам, и его глаза загораются азартом. — Пап! — Ваня подскакивает к нем, нахлобучив шляпу на голову, хватает за руку и подпрыгивает от нетерпения. — Пони! Идем! Идем! А меня будто не замечает. Все внимание сосредоточено на Адаме, который должен срочно отвести его к пони. Я сейчас я не злюсь, не ревную, а просто наблюдаю. Я в своем гневе не контролирую себя, теряю материнскую уверенность и могу на этой волне истерики навредить сыну. Очень хочется схватить Ваню и начать перетягивать его на свою сторону манипуляциями, обидами, но родительство — это игра в долгую. — Идем! — Ваня опять подпрыгивает. — Идем, — Адам уводит его, оборачивается на меня, а я не стою и не бегу за ними. Я согласна, мама должна разделять радостные моменты с сыном, но... что-то мне подсказывает сейчас, что мне надо притормозить. Если Ваня позовет меня, то я пойду, однако в данный момент он не нуждается во мне и напрашиваться, втискиваться в их веселую компанию с пони мне не стоит. У меня есть достоинство. Материнское достоинство, которое говорит, что надо выждать, пусть сердце начинает трескаться разочарованием: “я не нужна сыну”. Я возвращаюсь в гостиную, падаю на диван и прижимаю к лицу пакет с подтаявшим льдом, мысленно убеждая себя в том, что я хорошая мать и что Ваня меня любит. И наши отношения с