меня сегодня. Мила. я, конечно, понимаю, что в твоих фантазиях я принимаю обет безбрачия, отказываюсь от женщин… — Ты себя вообще слышишь? — Слышу, Мила, — его голос звенит сталью. — Ты, как обычно, делаешь поспешные выводы, принимаешь решения, которые стоило бы обсудить. Ты не имела никакого морального права скрывать от меня беременность. Женат я был или нет, это не имело никакого значения в тот момент, когда ты поняла, что ждешь ребенка от меня. Да, я не бегал за тобой со слезами и соплями, потому что… — Почему? — Потому что я считал, что ты не станешь в таком вопросе меня обманывать —повышает голос, и пара за соседним столиком замолкает и косит на нас глаза. — А ты не имел права скрывать, что ты женат Ничего бы этого не было! —вскакиваю и поскрипываю зубами. — И не развелся бы ты тогда. Нашлось бы множество оправданий! — Сядь, — его лицо искажает гримаса гнева. — Мой тебе совет, Мила, взять себя в руки. Не выводи меня. Я за эти пять лет растерял свое терпение, и сейчас я на грани. Глава 6. Хочу тебя наказать Я сажусь, потому что взгляд Адама говорит мне, что мне не удастся сбежать без последствий и что его сейчас лучше не злить. Я не знала его таким. За те две недели он не показывал мне эту свою темную сторону, которая пугает до дрожи в пальцах. — Мысль, что ты могла быть беременной, появилась у меня только сегодня, Мила. — мое имя он проговаривает четко и твердо. — вероятно, я уловил в тебе твое материнство. — Послушай, — вздыхаю и тереблю край белой скатерти, — ты не можешь врываться в нашу с Ваней жизнь лишь для того, чтобы потешить свое самолюбие. Ты как это себе представляешь? — я не знаю, — подхватывает фотографию Вани и хмуро ее рассматривает. Затем поднимает взгляд. — Покажи его, какой он сейчас. — я не хочу, — я готова расплакаться. — Адам, я тебя умоляю, заклинаю... Ты же. Жил до этого спокойно и тебя ничего не беспокоило. Ты прав, я справилась. У нас все хорошо. Он сыт, одет, окружен заботой. — Я его отец, — откладывает фотографию и поддается в мою сторону с шепотом. — Мила, я плохой человек. И за эти пять лет я стал еще хуже, чем был. Ты знала лучшую версию меня. Я к тебе поэтому сегодня и полез, потому что накатили воспоминания, каким я тогда был с тобой. Чуток меня встряхнуло. Не ожидал увидеть привет из прошлого. Хорошего прошлого. Теплого, уютного и с беседами на рассвете с горячим чаем. Ты же помнишь все эти наши разговоры о всякой ерунде и то как ты с криками, что опаздываешь, собиралась на пары? — Помню, — сипло отвечаю я. — И я ни с кем так много не разговариваю, — недобро щурится. — Я в принципе не „люблю болтать попусту. И даже сейчас, когда я на грани, я говорю и говорю. Спрячь зубки, иголочки, и покажи мне Ваню. Я уверен, что у тебя в телефоне много его фотографий. Лезу в карман штанов и достаю смартфон. Открываю галерею и в отчаянии протягиваю телефон Адаму, который медленно забирает из моих пальцев: — вот и умница. В полном бессилии наблюдаю за тем, как он листает фотографии, и не могу уловить во темном взгляде истинных эмоций. Он не улыбается, не хмурится и обманчиво спокоен. Будто не фотографии сына листает, а отсканированные страницы документов. — У тебя самого... дети другие есть? — Нет. — А что так? — Не сложилось. — за столько лет с женой… Поднимает черный взгляд: — К чему тебе эта информация? — Я заслуживаю хоть немного правды, — пожимаю плечами. — Оставь ты уже ее в покое. Она тебя сейчас точно никаким боком не касается. Стоило все эти вопросы о ней задать тогда, а сейчас это уже бессмысленно. Я не хочу удовлетворять твое женское любопытство, потому что… — Я хочу понять тебя, — шепчу я. — Нечего тут понимать, — возвращается к телефону. — Говорим много, но не по делу. — Как и тогда, — замолкает на секунду и показывает мне экран. — Кто этот мужик? На фотографии мой сын и его тренер по футболу Алексей, который сидит перед ним на корточках и что-то объясняет. Фотографию я сделала после занятий и хотела запечатлеть, каким серьезным и суровым может быть мой сын. — Тренер по футболу. — Он его отчитывает? — Нет. — А что тогда? — Обсуждает игру. — Ваня будто втащить хочет тренеру. — Адам едва заметно хмурится и вновь разглядывает фотографию. — Лёша — хороший. — Лёша? — поднимает взгляд.