— Да ты что ее хвалишь! — едва не вскипел мой окольничий, затем опасливо покосился на Панина и замолк. Я тем временем открыл небольшой ларец и вынул из него пригоршню монет. Отобрав золотой червонец и несколько серебряных полтин, которые за соответствие номиналу иноземцы иногда звали московскими талерами, а русские царскими ефимками и протянул поручику. — Вот тебе Федя за службу и за смекалку. Хвалю! Никита тебя потом еще наградит, да и я не забуду. Теперь ступай, да уж постарайся, чтобы твои добры молодцы языками не трепали, а если и трепали, то где-нибудь в другом месте. — Все исполню государь! — поклонился Панин и вышел. — Крестников поцелуй, — крикнул я ему вдогонку. Федька обернувшись, еще раз поклонился и исчез. Вельяминов тем временем смотрел на меня с самым мрачным выражением на лице, на какое только был способен. — Жениться тебе надо Никитушка! — Чего? — протянул окольничий явно не ожидавший от меня такого вердикта. — Точно тебе говорю! Вот посуди сам, был бы ты женат, супруга твоя за сестрой присматривала бы? Опять же той хоть поговорить было с кем, глядишь, и не выкидывала такие фортели. А так сидит девка одна в четырех стенах, тут уж поневоле или взвоешь как волк или сбежишь куда. — Это ты хочешь сказать, что я сам виноват? — нахмурился Вельяминов. — Да господь с тобой, — сделал я невинное лицо, — как ты мог такое обо мне подумать! Конечно Аленушка учудила не по детски, но ты и ее пойми. — Что тут понимать то? — Ну, как тебе объяснить, порядки у нас не то чтобы плохие, просто чуточку устаревшие. Ну, вот какая бы беда приключилась, если бы девицы незамужние могли собираться где, да общаться по девичьи? — Так ведь собираются, — не понял меня Никита, — на посиделки, да на праздники. В церкви еще бывает видятся. — Под присмотром всяких старых кошелок, у которых своя жизнь не сложилась, а теперь они ее другим портят? — А как надо? — Как-как, не знаю, как. Вот, к примеру, поехал ты к князю Долгорукову, да сестрицу с собой взял. Ты бы с Владимиром Тимофеевичем пообщался, а Аленушка с княжной Марьей. — Это чего бы я к Долгоруким то поехал, — насторожился Вельяминов. — Как чего, говорю же тебе, ты у меня холостой, а у князя дочь на выданье. — Ты что это государь, женить меня надумал? — Ну, ты же сам мышей совсем не ловишь. — Тьфу ты, прости Господи, никак не привыкну к твоей манере говорить государь! Ну, каких мышей? Да и не ладим мы с Долгоруковыми то, сам, поди, знаешь, что они Филаретову руку держат. — Вот и помирились бы. А Владимир Тимофеевич человек дельный. — Он Шуйскому служил. — И что характерно — не предал, как иные и прочие. — У Лисовского в плену был, когда тот Коломну изгоном взял. — И на старуху бывает проруха, за то со шведами не худо воевал. Делагарди укорот дать, это тебе не фунт изюму! — Ну, про укорот, это ты сильно сказал, — задумчиво проговорил Никита, — хотя в Тверь не пустил, было такое. Да не отдаст он за меня дочку! — А если я посватаю? — Погоди-погоди, государь, — испугался окольничий, — такие дела с налета не делаются! Надо узнать, что за девка, может она кривая какая? Майся потом всю жизнь! — Вот я и говорю, поехали бы с сестрой, да она бы и посмотрела женским глазом. Чай худого брату то не желает? — Ага, не желает, — тяжко вздохнул Никита, — она же меня чуть в могилу не загнала. — Да ладно тебе! — Я думал…, - нерешительно начал Вельяминов. — Что думал? — Ну как, сперва Алену замуж выдам, а уж потом сам, как-нибудь… — Вот тут уволь, — сразу отказался я, — я ей, грешным делом, еще до Смоленского похода предложил за Кароля выйти, так она мне такую бучу устроила. Что смотришь, он тогда еще холостой был! — Ты мне об этом не рассказывал, — подозрительно посмотрел на меня мой ближник. — А чего рассказывать? Они оба отказались сразу, а мне в таких делах настаивать не с руки. — То есть меня женить, неизвестно на ком, тебе с руки! — Никитушка, дорогой, не путай! Ты же мне как брат. Младший. Стало быть, я лучше знаю, что хорошо для моего младшего брата и плохого не посоветую. — Ох, о тебе бы самом кто побеспокоился! Катарина Карловна то к нам, как я погляжу, совсем не собирается? — Что поделаешь, сапожник без сапог, — засмеялся я, — не знаю я, что тебе ответить. — Так может Анисим то и прав? — осторожно спросил Никита, стараясь не вызвать гнев. — В чем это? — отозвался я, сделав вид, что не понял. — Ну, как это… — он явно мялся, подбирая слова. — Ты про развод? — Про него. — Может и прав. — Тогда чего ждем? — деловито спросил он, как будто готов был немедля ринуться на поиски невесты. Меня позабавила реакция моего ближника, и я решил ему подыграть. — А как у вас цари женятся? — Дык известно как, посылают во все концы Руси весть, чтобы все бояре и дворяне, да прочего звания люди, у которых есть дочери на выданье, везли их в Москву на смотр. — О как! И что дальше? — Ну, как соберут невест, их ближние его бояре смотрят, выбирают высоких, да красивых и чтобы из рода большого, в котором женщины плодовиты. Потом тех, что уже выбрали, смотрит сам государь в палатах лично. Тут уж можно и спросить чего. — Вот даже как! — Ну конечно, а вдруг она дура или косноязычная какая! — Это правильно, — поддакнул я, еле сдерживаясь от смеха, — а иное попробовать можно? — Что, иное? — не понял Вельяминов. — Как что, а вдруг она бревно бревном! — Тьфу на тебя! — разозлился понявший наконец Никита, — горбатого могила исправит! Я тебе про серьезные вещи рассказываю, а у тебя один блуд на уме! Уж если так приспичило, так съезди в Кукуй, али еще куда. Мало ли девок для таких дел! Отсмеявшись, я присел ближе к нему и положил руку на плечо. — А дальше что? — Как что, — буркнул он, — царевич родится православный! Весь народ будет рад. — А Карлушку я куда дену, и Женечку? Насупившийся Вельяминов, как видно решил, что раз я задаю такие вопросы, значит, отнесся к его идее серьезно, снова повернулся ко мне и горячо заговорил: — Государь, ты ведь, пока тебя царем не выбрали, не последний из князей в неметчине был! И удел у тебя там не малый и весьма богатый, к тому же. Вот и пусть достанется Карлу Ивановичу! Он там свой и вера у него лютеранская, вот пусть и княжит. Шутка ли, великий князь Мекленбургский! И царевне Евгении, я чаю, приданое найдется, особливо, если батюшка у нее, ни кто-нибудь, а царь русский, и родной брат — великий князь. Всем хорошо и греха никакого! А король свейский пусть не обижается. Где это видано, чтобы жена к мужу пятый год носа не казала? В последнее время мои приближенные все чаще стали заводить разговоры о нежелании приезжать в Москву Катарины Карловны и о том, что это наносит немалый урон репутации царя. Народ, дескать, не понимает: женат их царь или нет? Поначалу я отшучивался, потом начал показывать неудовольствие. Иван Никитич, будучи опытным царедворцем, фишку сразу просек и заткнулся. Хитрый от природы Анисим тоже сообразил, что играет с огнем, но вот прямодушный Вельяминов резал правду-матку в глаза, не думая о последствиях, с тактичностью стрелецкого бердыша. Ну да ладно, от Никиты стерплю. Начавший бесить меня разговор прервал стряпчий[24], доложивший что меня хочет видеть полковник барон фон Гершов. — Пусть войдет, — коротко бросил я.