Я-то про звезды знала все от папы № 3, потому охотно пояснила, что Зосма – звезда на спине в созвездии Льва. Слово произошло – от греческого «пояс». Однако, возможно, здесь вкралась ошибка транслитерации, и исходное слово означало поясницу. – Если кратко, Зосма – это место на спине Немейского льва, которое сжимал своими руками Геракл, убивая его. – Ого! Ну, тогда я хочу тебе сказать, что у тебя очень красивая Зосма. Особенно в этом платье… Засыпая, я и представить себе не могла, каким будет мое пробуждение. За окном серел рассвет, а я проснулась от того, что хотела пить. Наверное, накануне мы слегка переусердствовали с вином. Рядом со мной никого не было. Часов, чтобы глянуть время, у меня тоже, разумеется, не оказалось. Я полезла в прикроватную тумбочку Дубровского и первое, что бросилось мне в глаза, – карта Греции с обведенным регионом Беотии. – Донат! – позвала я испуганно, потрясенная этим открытием. Почему-то я сразу подумала о худшем. Метнулась в комнату Славика, но тот спал там с видом невинного младенчика, наполовину уронив голову с кровати. Глубокие тени акации, заглядывающей в мансардное окно, уже легли на пол. Дом был погружен в выжидательную предрассветную тишину. Только снизу доносился хаотически раздающийся храп хозяйки. – Славик, просыпайся! – принялась я тормошить приятеля. – Ты не видел Дубровского? Он куда-то исчез! – А тому ли ты дала… – сонно вздохнул Славик, потирая кулачком глаза. Я метнула на него испепеляющий взгляд, под которым он стушевался и примирительно, но печально закончил: – …обещание любить! – Это сейчас не существенно важно. – Чего паникуешь? – А скажи-ка ты мне, мил человек, не расспрашивал ли тебя Дубровский о том о сем на досуге? Когда вы вдвоем оставались? Про наши сокровища, к примеру? – Да нет, мы совсем о другом разговаривали. Про семью, про родных. Он про своего батю рассказывал. Интересной фигурой был! Сказал, что у него от бати доброе сердце. Вот и я заметил: не такой уж он и козел, да? – Учитывая, что его батя в девяностые многим людям помог прекратить бренное существование… – Он был плохой хирург? – Он был хороший вор в законе! Ты что, забыл? – Точно. Вот он гад, заболтал меня, а я и уши развесил. – Быстрее соображай! – Ну вот, мы так болтали про наследственность. А я рассказал, что у меня от мамы волосы вьются. И еще я мурашами удовольствия покрываюсь, когда бананы ем. Дубровский тобой интересовался. Мол, хочет тебя поближе узнать. Я и про тебя чуток рассказал, про ваши с мамулей заскоки да родинки семейные, что по женской линии. – Как ты до этого додумался? – ахнула я. Славик пожал плечами: мол, что дано свыше, то умом не понять. А я вдруг поняла, зачем Дубровский подарил мне это платье с вырезом до копчика. Ну конечно, этот гад хотел рассмотреть мою родинку! С ума они, что ли, все посходили? – Клинический идиот! Что ты наделал? Смотри, что я нашла в тумбочке! Я сунула Славику под нос карту регионов Греции, над которой Дубровский провел немало волнительных минут. – Похоже, он всерьез воспринял эту историю про сокровища! Я же знала, что он не случайно тут оказался. Такой тип всегда ловит рыбку в мутной водичке. Надеялся, что мне что-то известно. И сейчас наверняка поехал искать это место. Сонную придурь со Славика сдуло в один миг: – Ох тыж ежики… Вот он какой. С виду простак, в душе – …удак. – Ничего. Мы еще отомстим этому мелкому жулику! Я повернулась к Славику спиной и решительно приспустила шорты, обнажив копчик. Приятель в ужасе забился в дальний угол дивана: – Ты хочешь мстить? Но… Я не могу. Меня папы убьют. Да мы и не настолько близко знакомы… И вообще, я еще Риту не забыл. А еще эта горничная, гречанка. У нее были такие покорные коровьи глаза. Ты уж извини, но в душу она мне запала… – Да у тебя личная жизнь прямо бурлит! – не удержалась я. – Да нет, это живот. Очень кушать хочется. Ты бы отпустила меня позавтракать. – Заканчивай страдания юного Вертера. Быстро бери ручку и перерисовывай карту, блаженный. – А… Так бы сразу… Карандаш подойдет? Ща изобразим! Славик засопел, что-то ощупывал пальцами, щурился, просил меня повернуться к окну. Складывалось ощущение, что он пишет «Джоконду», не иначе. – Вот, – удовлетворенно молвил он, ставя жирную точку в центре нарисованной им кривой кляксы. – Методом тыка я примерно вычислил координаты. Сокровище где-то там. – Ты прямо как водитель маршрутки, – проворчала я. – Остановка где-то там будет, где-то тут. Ладно, едем! Чего ждем? И в этот пикантный момент, когда Славик держал палец на моем копчике, дверь театрально открылась. На пороге стоял Дубровский с бумажным пакетом из булочной и букетом цветов. – Я за круассанами ходил. Не спалось. А что это вы тут делаете? – У Дарины, кажется, лишай, – залебезил Славик, отползая на копчике в безопасный угол. – А я же медик. Вот она и принесла мне свое горе… Я молча натянула шорты и испепелила Дубровского взглядом. – Если что, у меня лишая нет, – беззаботно отозвался тот, прыгая на диван. – Но я буду любить тебя даже лысую. Кто хочет булочку? – Славик, выйди! – скомандовала я, и приятель резво заработал ногами. – Назревает скандал? – приподнял брови Дубровский, удивленно провожая Славика взглядом. – Извини, жизнь меня к этому не готовила. Я думал, сначала идет конфетно-букетный… Сложив руки на груди, я являла собой статую разъяренной богини войны. – Не думай, что я такая дура, чтобы поверить в твои россказни. – Не думаю. Дальше что? – Ничего не хочешь мне рассказать? – Я бы с радостью, но не хочу. Ты хоть намекни, о чем? – О том, что с утра ты уже успел смотаться за сокровищами, да? Или отложил это приятное событие на потом? Интересно, как ты усыпишь мою бдительность и какую историю придумаешь на этот раз, чтобы исчезнуть? Между прочим, после твоих последних гастролей в нашем городе несколько благородных семейств недосчитались своих фамильных ценностей. Мне папа номер один прозрачно намекнул, что ты проходимец. Дубровский был хорошим актером, я знала это доподлинно. То, как он смотрел на меня, убедило бы даже самого заядлого скептика. Невинен, аки агнец. Он печально и шумно вздохнул: – Вот и вся любовь. А мама меня предупреждала – не верь женщинам. И не стыдно тебе так оскорблять почти что честного человека? Проходимец… – Ну что ты, я тебя не оскорбляю. Я вовсе не утверждаю, что ты проходимец. Я просто уверена в этом. Как и в том, что ты подлец, врун и мелкий воришка. – Не такой уж мелкий… – А, то есть со всем остальным ты согласен? – Не то чтобы… – Тем лучше! Запомни, мы со Славиком – твои злейшие враги. И если ты еще раз попадешься мне на глаза, я самолично сдам тебя полиции, бандитам, ФСБ, Интерполу или кому ты там еще можешь пригодиться. Тут мне в голову пришла еще одна ценная мысль: – Это ведь ты тогда подъезжал на машине к резиденции, где нас держали, да? Марик сообразил, что вы русские туристы. А что за грудастая красотка была с тобой в машине? И злость меня прямо-таки затопила: я, как дура влюбленная, трясусь от радости и благодарю его за спасение, а он… Все это время живет на полную катушку с какой-то красавицей, кутит, пьет шампанское и наверняка бросает к ее ногам розы и прочие ценности. Почему-то эта картина прямо-таки встала у меня перед глазами и показалась невероятно обидной. – Ты сорвала с меня маску! – дурашливо поклонился Дубровский, а из-за двери раздался голос Славика: – Главное, что не трусы! Вот мы как-то с мамой в Египте купались, прошла большая волна… – Славик, сюда! – рявкнула я. Приятель стих и сразу же возник из-за двери. По обыкновению, он подслушивал все мои разговоры. – Госпожа хочет отдать своему джинну приказ собирать вещи? – на полном серьезе спросил Славик, сложив руки, как у джинна из Аладдина. – Ладно, не буду мешать вам с Абу развлекаться, – усмехнулся Дубровский, глянув на часы. – Но очень тебя прошу: дождись меня здесь. Мне срочно нужно встретиться с одним из людей Петроса. Кажется, он вышел на ваших похитителей и разжился сведениями о заказчике. Узнаю наконец, с кем мы имеем дело. Тогда и подумаем, как выпутываться. – Я тебе не верю, – огрызнулась я.