Хотя я считаю себя воспитанной девушкой, но сейчас едва не выругалась, честное слово! В основном, конечно, от досады на себя. Почему, ну почему я всегда что-то или кого-то упускаю из виду? Думала бы как следует наперед, глядишь, избежала бы потрясений. С губ одновременно рвались слова: «Теперь-то утро точно недоброе!» и «Что ты здесь делаешь?» Первые были резковаты, а вторые – глуповаты. Судя по всему, Сташек у нас мастер-универсал, по крайней мере, никого, кроме него, я в кабинете не заметила. Поскольку обе фразы хоть и передавали в точности мои эмоции и мысли, но для общения совершенно не годились, я ограничилась глубокомысленным: – А! Тоже не фонтан, конечно, но хотя бы не нагрубила. Это было что-то типа констатации его присутствия и уяснения себе этого факта. – А, – со вздохом повторила я, на этот раз в виде приветствия, должно быть. И, растерянно оглянувшись еще раз по сторонам, произнесла с вопросительной интонацией: – А? Сташек терпеливо пережидал, пока я вспомню остальные звуки и смогу их связать в единую человеческую речь. Хотя зачем? И так ведь понятно. Я хихикнула. – Я все сделаю сам, – сказал он, глядя на меня с некоторым напряжением. Ну вот, он отлично расшифровал мои междометия. Я кивнула и прошла к столу. – А это безопасно для меня? – поинтересовалась хмуро. – В каком смысле? – задумчиво уточнил он, следя за мной настороженными глазами. Хм, не знает, чего от меня ожидать. Я и сама не знаю, если честно. – В смысле ты мне не навредишь своей силой? – озвучила я свои подозрения. – Сам понимаешь, наша первая встреча была… как бы это выразиться… Он изменился в лице. Оскорбился, что ли? – Нет, – глухо ответил он, отвернувшись, а я, как всегда несколько запоздало, подумала, что злю его совершенно зря, если надеюсь на безболезненную процедуру. И конечно, тут же перевела эту мысль на язык. – Теперь ты мне специально больно сделаешь, да? – обреченно вздохнула я, уже жалея свои несчастные тоненькие ручки и еще более тонкие голубые венки. Сташек посмотрел на меня диким взглядом, и я совершенно некстати вдруг вспомнила бескрайние моря Крита. Хотя почему это вдруг? Ни у кого доселе я не встречала такого насыщенного цвета глаз, такого темно-темно-синего, как глубокое-глубокое южное море. Я снова вздохнула. Ах, как я Грецию люблю! И могучие моря, и безоблачное небо, и жгучее солнце, и отвесные горные ущелья, от которых захватывает дух… Я зацепилась за эти картинки и блаженно зависла где-то над побережьем Крита, наслаждаясь видом бегущих по волнам барашков и ощущением морского бриза и соленых брызг на лице. Пора, пора в отпуск! – Все, – сказал Сташек, и я, моргнув, вернулась на родину. – Очень больно было? – не удержался Сташек от язвительного вопроса. – Совсем не заметила. Но это потому, что замечталась, – объяснила я. – Конечно, – хмыкнул блондин. Я поднялась, рассеянно подхватила сумочку. – Регина, – нерешительно остановил меня Сташек, – почему я тебе так не нравлюсь? Ну вот! Я едва не застонала. Мало мне было с утра Дилана, так теперь и Сташек собрался выяснить отношения! – А ты не догадываешься? – поинтересовалась я. – Вспомни нашу первую встречу! – А твое знакомство с Первородными прошло лучше? – сверкнул глазами целитель. – Они пришли тебя убить! А ты не только их простила, но и сделала своими друзьями, даже нет, больше! Ты сделала их своей семьей! Никогда не думала, что Сташек может быть настолько… хм… эмоционален. Я даже на шаг отступила от его напора и помедлила, решив, что он имеет право на правдивый вдумчивый ответ. – Видишь ли, – сказала я через секунду, – от вампиров я изначально ничего хорошего не ожидала. Плохого от них ждала, если честно. А тебе я доверилась. – Прости, – глухо сказал Сташек. – Или мне теперь оправдываться перед тобой до конца жизни? – Да какая разница?! – взвилась я, порядком утомленная этим разговором. – Какое тебе дело до моей симпатии или антипатии?! Ты что, привык всегда всем нравиться? Сказала – и тут же подумала: «А ведь точно!» И посмотрела на Сташека свежим взглядом: с его-то внешностью, плюс хорошее образование, плюс ответственная работа, а значит, плюс и стабильный доход… Сплошные плюсы. Уверена, мало кто был к нему так придирчив, как я. – Почему привык? – хмыкнул Сташек, пожав плечами. – Просто раньше мне было все равно. «Ну конечно же его все обожают, – пробормотал внутренний голос, – вспомни хотя бы Перси с Катриной!» – Я тебя прощаю, – великодушно произнесла я и немного испортила эффект от своей душевной щедрости, с любопытством добавив: – Твоя самооценка спасена? – Ты говоришь неискренне, – заметил Сташек. – Не привередничай! – нахмурилась я и развернулась к двери. – Я сожалею, – негромко сказал Сташек мне вслед. – Но не о том, что сделал, а о том, что тебе в этом признался. Ха! Я притормозила. А он проявил характер. Неожиданно, весьма неожиданно. – Это мои любимые воспоминания, – бессовестно продолжал этот тип. – И мне жаль, если они останутся единственными. – Чего?! – возопила я. – Любимые воспоминания? То, что ты подглядел у меня исподтишка? Что ты несешь вообще? И если уж на то пошло, что ты такого увидел?! – Это было прекрасно, – упрямо заявил Сташек, и тонкие, если не сказать нежные черты его лица приобрели вдруг четкость и твердость. – Ты была прекрасна. – Почему это была?! А сейчас что? – недовольно среагировала я и тут же сразу: – Тебе все показалось. С этим ясновидением никогда ни в чем нельзя быть уверенным – тут вижу, там не вижу… В общем, так: что было, то прошло. А на будущее… Надеюсь, нам не придется плотно общаться, так что… – А я надеюсь на обратное, – встрял Сташек. – Э-э? – недоуменно протянула я, потеряв нить своей и так не слишком ясной мысли. – Надеюсь, что нам придется плотно общаться, – напористо сказал он. – И будущее. Хочу, чтобы оно было. – Зачем? – удивилась я и нервно покачалась с пятки на носок, воинственно засунув руки в карманы элегантных офисных брючек, которые для этого, собственно, предназначены не были (карманы, я имею в виду, к тому же не комильфо воспитанной девушке руки в карманах держать). – Если ты рассматриваешь меня как лабораторную мышь-альбиноску для каких-то особо изощренных своих экспериментов… – Конечно нет! – возмутился Сташек, и меня едва не затопило синевой его глаз, как морским прибоем. Хочу, хочу в отпуск! – А почему альбиноску? – с робким вопросом обратился ко мне целитель, озадаченно хмуря брови. – Да так, к слову пришлось, – поморщилась я и мысленно погрозила кое-кому кулаком. В ответ услышала тихий смех. Хотя, может, это были глюки. – Так ты держишь меня за простую мышь?! – Да нет же! Что за глупости? – едва ли не прокричал Сташек. – Никаких мышей, никаких опытов! – Тогда что тебе от меня надо? – устало спросила я и добавила в голос жалобных ноток: – Почему ты от меня никак не отстанешь? – Почему? – переспросил Сташек и отвел глаза. Впервые, кстати. И что я такого спросила, что он засмущался? – Не думал, что придется объяснять… разучился… как же выразиться… и чтобы… – Что ты там мямлишь? – Я раздраженно постучала каблуком по полу. Терпение было у меня довольно переменчивой величиной, а уж в свете последних событий… – Вырази уж как-нибудь! В ответ на мои подталкивания Сташек поднял невозможно синие глаза. – Ты мне нравишься, – сказал он. Подумал и добавил негромко и убедительно: – Очень. Я едва не крякнула, но смогла сдержаться, и так сегодня общаюсь с ним преимущественно отдельными звуками, а не словами. И главное, «разучился» говорить об этом! Ему что, все девушки первыми в любви признавались, а он лениво ковырялся: брать или не брать? Это так надо понимать? Я посмотрела на Сташека пристально. Н-да, может, и так. Может, и правда женщины за ним табунами носятся, замаялся убегать. Это его личная жизнь. Меня не касается. Он меня вообще никак не касается. Эти прыгающие как блохи мысли помогли мне отвлечься от прямого смыслового содержания его сообщения, и я воспользовалась этим, чтобы медленно и как бы незаметно отступить к двери. Она уже послушно отъезжала за моей спиной, как Сташек меня окликнул: – Регина? Он что, ждет ответа? Похоже, что да. – В смысле нравлюсь, как… девушка? – спросила я, сосредоточившись. – Во всех смыслах, – подтвердил Сташек. Нравлюсь, и ладно. «Почему бы и не нравиться? Мы женщина видная, образованная, ведьма к тому же, – поддержал меня внутренний голос, – и вообще это не наши проблемы». Я вздохнула. – Анджей! – вспомнила, поднапрягшись, имя своего неожиданного поклонника. Тот вздрогнул, правильно предполагая, что такая честь не предвещает ничего хорошего. – Мне действительно очень льстит твое признание. Я слегка смазала впечатление от своей проникновенной речи, остервенело потерев внезапно зачесавшийся нос. – Но, видишь ли, – я старательно подбирала слова, – даже если бы у нас уже не было… некоторых разногласий, я никогда не завожу дружбу с мужчинами младше меня. Я заметила округлившиеся глаза Сташека, и мне расхотелось деликатничать. – Я не развращаю младенцев, в общем, – рявкнула я. – Тебе вот сколько лет? Двадцать шесть – двадцать семь? Ну вот, а мне тридцать два. Конечно, выгляжу я гораздо моложе, – позволила я себе женское тщеславие, – но сути это не меняет: когда тебе за тридцать, хочется уже зрелых отношений, а не возиться с подростками с их кучей иллюзий и мегачувствительным самолюбием! Мне это в лом, понимаешь? Словно я не могу построить жизнь со взрослым мужчиной и отыгрываюсь на том, кто заведомо слабее меня! Так что давай… – Мне тридцать три, – перебил меня Сташек. Что?! Я задохнулась. От праведного негодования, конечно! А неплохо, однако, у нас целители выглядят! Я ему двадцать семь-то дала только потому, что надо же было успеть высшее образование получить и опыта по профессии поднабраться, в нашу организацию вчерашних выпускников на работу не берут, это факт, а тут – тридцать три! Нет, конечно, мне тоже никто моего возраста не дает, но это при ежемесячных визитах к косметологу, весьма недешевом наборе кремов и ежедневных процедурах по их нанесению утром, днем и вечером! Вряд ли Сташек утомляет себя подобными манипуляциями! Так как же он это делает?! – Регина? – воззвал ко мне целитель, обеспокоенно наблюдая целую бурю чувств, отразившуюся на моей физиономии, которую я и не пыталась сдержать (бурю, я имею в виду, не физиономию). Да он вообще по жизни имеет такой цветущий вид, словно постоянно ложится спать не позднее десяти и ни разу в жизни не злоупотребил алкоголем! Да вообще ничем не злоупотребил! Хотя, может, он похмелье одним щелчком снимает?! Я едва не заскрежетала зубами от зависти. Не то чтобы тяжелые похмелья были моей реальной проблемой, но ведь всегда приятно иметь подобную способность в запасе! – Меня еще никто не называл слабым подростком, – застенчиво сказал Сташек и отчего-то улыбнулся. Сначала нерешительно, но потом ярче и увереннее. Ну вот! А я понадеялась, что он обидится! «Кстати, он редко улыбается», – отметил внутренний голос. «Ну и слава богу, – возразила я ему, – иначе, глядишь, и я бы не устояла и присоединилась к толпе его обожательниц, улыбка-то у него бесподобная». Внутренний голос на это заявление недоверчиво хмыкнул, но комментировать Сташека перестал. Я открыла рот, закрыла. Бестолково переступила с ноги на ногу, махнула целителю рукой, то ли прощаясь, то ли посылая куда подальше, и торопливо покинула кабинет. Едва ли не бегом добралась до лифта, спеша убраться из подземки. Внутренний голос, правда, пытался меня вразумить и малодушно рекомендовал вернуться и с целителем для пользы дела (и тела) подружиться, а то денег на эти кремы не напасешься. Я на него прикрикнула: «Не хочу я со Сташеком дружить!», и внутренний голос замолчал, успев ехидно шепнуть напоследок: «Тогда готовься к дружбе с ботоксом!» Н-да, и что у меня за внутренний голос такой? Вот ведь вредный! Но обижаться не на кого. Какая я, такой и голос.