Я неопределенно пожала плечами: ушами-то слышала, но вот мозгами не осознала, не до того было. – Сенат на полном серьезе собрался рассмотреть законопроект о гражданских правах нелюдей. Первыми на повестке дня стоят имущественные права. – Ой, да уже не в первый раз этот законопроект пытаются протолкнуть, – индифферентно отмахнулась я. – Но теперь назначена конкретная дата заседания: завтра. Совсем у людей мозгов нет! Так, под ворчание Брэда и мое солидарное молчание, мы и подъехали к своему дому. * * * Сказать, что на подступах к родному жилищу меня охватили смутные предчувствия или там необъяснимая тревога, – значит соврать. Ничего меня не охватило, кроме жуткого предположения, что на почве нервного перенапряжения последних дней у меня развились слуховые галлюцинации. А как иначе интерпретировать этот странный жалобный вой, то прекращающийся, то возобновляющийся с новой силой? А вот Брэд подобрался и, кинув пакеты обратно в машину, приказал мне осторожно следовать за ним. Мы короткими перебежками взобрались на крыльцо. Моя защита была на месте (вот, представьте, я научилась это каким-то образом определять), оттого мы недоуменно переглянулись и решили все-таки распахнуть дверь и все так же осторожно просочиться внутрь. Версия о слуховых галлюцинациях набирала силу: кто-то совсем рядом издавал нестройные звуки, значение и происхождение которых я объяснить себе не могла. Нахмурившись, шагнула в гостиную и… остолбенела. – Так вы это… поете? – ошарашенно вопросила я у Дилана с Ронном, привольно не то чтобы сидевших, а скорее полулежавших на диване перед журнальным столиком, колоритно украшенным блюдечком с тонко порезанным лимоном, тарелкой с покусанными бутербродами и литровой бутылкой виски, которую меня угораздило купить еще неделю назад. Надо сказать, что в бутылке напитка убыло уже на треть, что и вызвало справедливую волну негодования с моей стороны: – И пьете?! Да вы что, совсем свихнулись, гробить свои младенческие организмы?! Ко мне медленно повернулись два лица, которые уже и лицами-то можно было назвать с натяжкой. Одно из них насупило темные прямые брови и изрекло: – Нет, ну ладно мы ее как мужики не интересуем, это обидно, но понятно… – Обидно, – поддержало второе и решительно опрокинуло остатки виски из бокала в рот. – Но обзывать нас детьми малыми – это уже ни в какие ворота, – продолжало пыхтеть первое. – Какие ворота, квотербек?! – не удержалась я от подначивания. – Совсем упился, ворота мерещатся… Я приняла классическую позу женщины, готовой к скандалу: ножки на ширине плеч, позиция устойчивая, руки словно сами собой уперлись в бока. И откуда что взялось? Сила инстинкта, не иначе. – Я про вас так говорю, потому что вы с неделю как обратно в людей превратились! У вас никакой привычки к алкоголю нет, трех капель и то хватит, чтобы с ног сбить! Лелеяли бы да холили свои чистенькие новенькие организмы, а не квасили бы с утра… – Тут я взглянула на наручные часы и справедливости ради уточнила: – Ну, с четырех часов дня! И что это за кошачий концерт был? – Ты о чем? – нахмурился Ронн, и даже Дилан соизволил обратить на меня свой уже неясный взгляд. – О песнопениях, – подсказала я. – О, это да! – оживился качок. – Ты послушай только, какая душевная песня! Я каждый раз плачу! – И он, толкнув брата, призвал: – Давай, Дилан! Младший экс-вамп запел сипло, но довольно приятно: – В парке забытом, ночью седой брел по дорожке вампир молодой… На второй строчке к пению присоединился и Ронн, и я, невольно поморщившись, поняла, что именно (и кто) меня так напугал на подступах к резиденции. – Ой, ну хватит, – не выдержала я. – Ты чего? – возмутился Ронн. – Дальше слушай, там так жалостливо… – Да что слушать, и так все предсказуемо, – пренебрежительно махнула я рукой. – Шел он голодный, встретил женщину, укусил, не удержался, выпил досуха, а это оказалась его бывшая девушка. – Мама, мама это его была, представляешь?! – со слезой в голосе поправил меня Ронн и потрясенно выдохнул: – А ты откуда знаешь? – Да чего тут знать? Типичный вампирский шансон, – пожала я плечами и снова вздохнула, с грустью наблюдая безобразие на столе. – А по какому поводу праздник? – осведомился Брэд. Он успел сходить за пакетами и теперь с отстраненным любопытством выглядывал из кухни. – Это не праздник, – трагически молвил Ронн. – Совсем наоборот. Такая потеря! – Что? – нахмурилась я и даже руки в боки упирать перестала. – У Дилана, – дрожащим голосом продолжил качок и снова так драматично вздохнул, что внутренний голос похолодел. – Такая потеря! Бедняга! – Дилан, что случилось? – Я шагнула к дивану и ухватила младшенького за плечо, пытаясь заглянуть в глаза, которые тот старательно от меня отводил. Внутренний голос затравленно проблеял, что вот с Сарой я уже напортачила, неужели и с Диланом что-то упустила?! – Так что? Не томите! – потребовала я, а Брэд, заинтересовавшись, замаячил за спинкой дивана. – Он утратил жестокость! – мелодраматично возвестил футболист. – Чего?! – протянула я и со всего размаха села на диван. Поскольку на нем уже сидело (и весьма привольно) двое взрослых мужчин, то места осталось только на одно полупопие, а другое зацепилось (и пребольно) за колено Ронна. Вообще-то наивно предполагалось, что качок ситуацию оценит и тут же подвинется, но то ли у Ронна реакции затормозились, то ли его все устраивало, но пришлось мне самой энергично поработать задом, как буровой машиной, старательно ввинчиваясь на свободный пятачок. – Так что там с жестокостью? – потребовала я объяснений, когда смогла отвоевать кусочек кожаной поверхности. – Дилан? – позвал футболист, но тот нехотя промычал что-то неопределенное и покачал головой: то ли был пьянее друга, то ли разговаривать на эту тему не желал. Тогда инициативу взял на себя Ронн. – Чикаго-то кто у нас? – риторически вопросил он. – Гангстер и киллер. И прославился он на этом поприще, оттого что был быстр в действиях и тверд характером. А сейчас что? – Что? – зачарованно переспросила я, заслушавшись. – Мямля он и тряпка! – безапелляционно заявил Ронн, и Дилан недовольно зашевелился. – Ну, это я образно выражаюсь, для доходчивости, – пошел футболист на попятный, опасливо покосившись на друга. – А чего это он такой? – удивилась я и не отказала себе во вредном удовольствии повторить вслед за качком: – Мямля и тряпка. Тут я наткнулась на вмиг протрезвевший взгляд стальных глаз и, смущенно хихикнув, добавила: – Образно выражаясь. – Ты вот смотри, Регина. – Ронн принялся размахивать у меня перед носом надкусанным бутербродом (мне показалось или кусок колбасы на самом деле был раза в два толще служившего ему ненадежной опорой ломтика хлеба?), и я послушно на него уставилась, тем более что желудок воспринял подобную демонстрацию с живым энтузиазмом. – Дилан же равных себе не знал! Это ведь он тех альфа-самцов оборотней разделал под орех, один, представляешь?! Мы с Брэдом просто сопровождали! – распалялся качок, бутерброд все энергичнее и соблазнительнее прыгал перед моим лицом. Дилан пихнул брата локтем так эмоционально, что тот задохнулся и согнулся пополам. Брэд тоже высказал свое неодобрение, правда, в более сдержанной форме. – Ронн, это секретная информация, – укоризненно заметил он, а я задумчиво пробарабанила пальцами по подбородку: так вот, значит, с кем меня свела судьба, с теми самыми грозными убийцами, отомстившими оборотням за смерть вампирского старейшины с месяц назад! Вот скандал-то был, на всю страну! Знала бы наперед, ни за что бы их в дом не пустила. А сейчас уж что… – И теперь это уже не тот Дилан, – закончил Ронн, быстренько отдышавшись и сунув бутерброд себе в рот. Желудок заворчал что-то недовольное, и я была с ним совершенно согласна: бутерброд, как оказалось, не имел к повествованию никакого отношения, и чего было меня им дразнить?! – Чего-то я не догоняю, – тоскливо призналась я и таким же образом уставилась в тарелку со снедью. Подождать, пока Брэд горячее приготовит или не мучиться голодом и перекусить? – Я упустил ту женщину, – раздался глухой голос Дилана. – Раньше я всегда слепо доверял интуиции, да и не церемонился особо: сперва бил или стрелял, а уж потом разбирался. А в тот раз… Я зацепил ее краем глаза и хотел остановить, но тут меня посетили… сомнения. – Последнее слово Дарт-младший произнес, словно выплюнул: – Вдруг девушка невиновна? А я ей руки заламывать, к стенке прижимать… неудобно, некультурно как-то. – Он усмехнулся и, перегнувшись через Ронна, заглянул мне в глаза: – А сейчас уверен, она там была. Может, и стреляла сама, у нее футляр был гитарный. Это меня и остановило: побоялся музыкантше руку повредить. Теперь сам себе удивляюсь: гитарный футляр – это же классика жанра! Дилан замолчал, отчего в возникшей паузе отчетливо прозвучало чавканье Ронна, которое тот, правда, проникшись драматичностью момента, поспешил прекратить, то есть торопливо проглотил все содержимое своего рта. Все съедобное содержимое, я имею в виду. – Я изменился, – покаянно молвил экс-гангстер. – Даже врезать никому не могу. – Ну, брат, не все так плохо! – успокоил его Ронн, инстинктивно потирая левый бок. – И вообще я уже не раз лоханулся, – поморщившись, продолжил признание Дарт-младший. – В моей профессии главное – холодные мозги и быстрая реакция. Эмоций быть не должно, они мешают. А я… – Он горько усмехнулся. – Я все время о тебе волнуюсь, Регина. – А, так это я во всем виновата! – начала я прозревать и от возмущения даже отдернула руку от тарелки с бутербродами, к которой та как-то незаметно для меня подобралась. Ну и не буду у них угощаться, раз они меня ругают! – Если только в том, что не дала мне умереть, – хмыкнул Дилан. – Ты уже не тот, не хладнокровный убийца, не бесшабашный гангстер, это я поняла, – ворчливо отозвалась я. – Жаль, что это для тебя такой шок. Так и я теперь не та. И что сейчас? Повеситься? – И в самом деле! – неожиданно вклинился в разговор Брэд, перегнувшись к нам через диван, и я на секунду перепугалась, что это он так горячо поддерживает мое неосторожно вырвавшееся предложение. – Регина тоже подверглась изменениям. Дилан, твоя кровожадность, возможно, никуда и не пропала. Мы взяли черты от Мастера, а она – от нас. – Чего?! – округлили глаза мы трое и крепко задумались. Вернее, я задумалась, а что было в головах двух моих Первородных, мне, несмотря на все наши связи, доподлинно неизвестно. «А ведь и правда, – вкрадчиво прошуршал внутренний голос, – ты вон всю неделю только и делаешь, что жуешь». «Неправда», – оскорбилась я и руку вторично от тарелки с бутербродами убрала. «Правда, правда, – заухмылялся внутренний голос. – Стрессы стрессами, но раньше ты никогда себя так не утешала». Я непроизвольно скосила глаза налево, на звук возобновившегося чавканья, и внутренний голос случая промыть мне мозги не упустил. «Правильно смотришь, – подхватил он, – думаю, это от Ронна все и происходит. А вот насчет кровожадности… – Тут внутренний голос позволил себе ехидный смешок… – Не знаю, как насчет жестокости вообще, а вот к отдельно взятым личностям она точно наблюдается».