— Вы сделали для меня слишком много, госпожа де Серелье, — сказал он, сжимая ее руку. Матильда тоже сжала его руку, и посмотрела в глаза. — Если вы вдруг разлюбите Эстель, помните, что я всегда жду вас, — прошептала она одними губами. Он попытался вырвать руку, но она крепко сжимала ее. — Все должны видеть, — шептала она, — что мы кокетничаем, что мы влюблены. Давайте же, Эдуар, не глупите. Это в ваших интересах. И она снова заулыбалась, блестя глазами. Он обвел глазами зал, и расслабил руку, позволяя Матильде поглаживать пальцем его ладонь. Но вот Матильда рассмеялась, и указала на актеров, которые изображали что-то смешное на небольшой сцене. Эдуар тоже засмеялся, не отпуская ее руки. Потом взглянул на Эстель. Но та смотрела на сцену и губы ее изогнулись в легкой улыбке. Бедный граф дОвернэ, подумал он, ему так и не удалось услышать, как Эстель смеется. Глава 14 Пир подходил к концу, когда госпожа де Шательро встала, желая удалиться. Матильда кивнула Эдуару, давая знак следовать за Эстель. Тот вскочил, пробрался за спинами слуг к выходу. Эстель оставила свою свиту и следовала в свои покои одна. Два поворота освещенных коридоров, и она окажется у себя в комнатах. Два поворота. Эдуар зная, что она специально отпустила слуг, чтобы дать ему шанс, побежал за ней, и вдруг услышал ее крик. Выскочив за угол, он увидел, как Симон де Шатильон схватил ее в объятья и губы его накрыли ее губы. Эстель сопротивлялась, как могла, но сил ее не хватало противостоять мужчине. Эдуар остановился, прислонившись рукой к стене. Глаза его застлала кровавая пелена, а в груди что-то вспыхнуло, будто выжгло греческим огнем. Он перевел дыхание, сдерживая желание достать меч и просто убить наследника графа де Шатильон. — Симон, — сказал он как можно спокойнее, — сейчас при тебе нет пятерых рыцарей, и тебе придется сражаться самому. Симон резко отпрянул от Эстель, и та отлетела к противоположной стене. Глаза ее расширились от ужаса. — Пожалуйста, нет! — проговорила она, но поняла, что мужчины ее попросту не слышат. — Иди к черту, — Симон усмехнулся, — иди к черту, Эдуар. Или ты пришел за реверансами? Эдуар оттолкнулся от стены, и пошел к нему, медленно шагая, чтобы сдержать ярость. Ярость не помощник в таких делах, а только вредитель, и Эдуар, как опытный боец, хорошо это знал. — Я пришел, чтобы научить тебя манерам, — сказал он. Симон отступил, потом вытащил меч, и встал в позицию. — Ты на самом деле хочешь сражаться со мной? — Эдуар рассмеялся. — Так убей меня, попробуй. — Не буду. Госпожа де Шательро сама придумает, что делать с тобой. Она весьма находчива, когда отстаивает свою честь. — Пусть идет, — сказала Эстель, и Эдуар на этот раз услышал ее, — пожалуйста, отпусти его. — Дама требует, чтобы я вас отпустил, господин виконт, — сказал он. Симон сжал губы. Глаза его сузились, но меч он убрал, и медленно подошел к Эдуару. — Так просто я это не оставлю, — сказал он, и размахнулся, чтобы ударить Эдуара, но тот, ожидавший чего-то подобного, увернулся, Симон по инерции улетел в стену, больно ударившись кулаком. Эдуар развернулся, и ударил его в лицо, разукрасив глаз так же, как и щеку. Тут на плечах его оказались чьи-то руки, и потянули назад. — Пожалуйста, Эдуар! — кричала Эстель, — оставь его! Пожалуйста! Он отступил под ее напором. Симон обернулся, утирая кровь. Он хотел что-то сказать, но Эстель затащила Эдуара в дверь своей комнаты, и захлопнула ее, заперев на засов. Раздался удар, это Симон от злости стукнул по двери кулаком. Потом послышалась отборная ругань, и все стихло. Эстель прислонилась к двери спиной, и закрыла лицо руками. Ее трясло от ужаса, отвращения, от страха за Эдуара. — Как же вы накажете его, госпожа де Шательро, — Эдуар стоял перед ней, и глаза его пылали, — или то, что не позволено шевалье позволено виконту? — Никому не позволено, — сказала она, — сдерживая желание врезать ему в челюсть так, как учил ее покойный муж. В подбородок, чтобы стереть с лица эту ухмылку, и откинуть назад его голову, и, при удаче, вырубить на несколько минут, — я... я благодарю вас за помощь, — вместо этого сказала она, и увидела, как смягчилось его лицо. Матильда научила ее, что нужно говорить, и как поступать. Эстель занервничала, боясь, что рыцарь, оскорбленный ее слишком милосердным отношением к Симону де Шатильон, просто напросто уйдет, поспешила добавить: — Я... я знаю, что всегда могу положиться на вас, шевалье... я знаю, что вы сможете защитить меня... Боже, что она несет! Это же надо было говорить в самом конце, а она забыла абсолютно все слова! Сначала лесть, восхищаться им. Она же им на самом деле восхищается! Что ей стоит сказать, что она думает? Но слова не шли на ум, и Эстель замерла перед ним, боясь пошевелиться. Он, конечно, ее молчание примет за надменность. Она внутренне заметалась, губы ее приоткрылись, и она хотела что-то сказать, но забыла сразу же, как только подняла на него глаза. Что-то изменилось в его лице. Из жесткого, каким было в коридоре, оно как будто оттаяло, и теперь перед ней был ранимый юноша, а не жестокий воин. Глаза его сияли, когда он смотрел на нее. И вот он сделал шаг. Эстель замерла, все мысли из ее головы вылетели, будто их и не было никогда. Он сделал еще шаг, поднял за подбородок ее голову, и очень нежно коснулся губами ее приоткрытых губ. Эстель вздрогнула, но он вдруг обхватил ее стан руками, не переставая целовать ее губы, прижал к себе. Руки его были нежны, и она совсем не испугалась, наоборот, положила руки ему на плечи, и вдруг поняла, что тоже целует его. — За ваш поцелуй я готов поплатиться чем угодно, — прошептал он. — Вы никогда не простите меня? — отозвалась она. — Я вас давно простил, тем более, что и прощать нечего, но забыть, конечно, пока не могу. Эстель отстранилась, и он нехотя отпустил ее. Матильда была права, думал он. Торжество, когда ты получаешь то, чего так долго добивался, намного ярче, чем когда добыча сама падает в руки. Эстель сама целовала его. Ее поцелуй был полон страсти, и руки ее лежали у него на плечах. Прошло совсем немного времени с тех пор, как она за тоже самое коснулась его шлема. — Все служанки на празднике, — Эстель подошла к зеркалу, — помогите мне вынуть шпильки, Эдуар. Он шагнул к ней. Эстель сняла с головы обруч и накидку, и села на стул. Руки его дрожали, когда он коснулся ее волос, а потом по одной вынимал серебряные шпильки, украшенные красными камнями. Вот он положил перед ней полную пригоршню шпилек. Эстель подняла руки, сняла заколку, и волосы ее черным водопадом упали ей на плечи. Эдуар задохнулся от вида ее с распущенными волосами, покрывающими ее до талии пышными черными волнами. На фоне волос глаза ее показались ему настоящими звездами. Он опустился на колени у ее стула, тронул ее за плечо, и, когда она повернулась к нему, принялся целовать ее, зарываясь руками в черные волны волос. Эстель отвечала, скинув с него обруч и пропуская его волосы сквозь пальцы. — Я люблю вас, Эстель, — прошептал он, на миг отрываясь от ее губ, — я безумно люблю вас! Эстель резко встала. Он тоже поднялся. Она отошла от него, обхватила себя руками. — Я сказал что-то не то? Эстель обернулась к нему. Щеки ее пылали. — Я позволила вам слишком много, — сказала она. Он вспыхнул. — Так ударьте меня. Можете и мечом. Ваши поцелуи стоят очень дорого. Эстель тоже вспыхнула. Быстро подошла к нему, подняла руку. Он сжал губы, ожидая удара, но удара не последовало. Она легко и нежно коснулась его щеки. Потом притянула к себе его голову, и сама нашла губами его губы. — А ваши поцелуи? — спросила она, отстраняясь, и не позволяя ему снова целовать себя, — ваши поцелуи чего стоят? — Они стоят моей вечной верности, — прошептал он. — И меня за них не будут убивать? Он рассмеялся: — Нет. Не настолько уж они и ценны. — Матильда считает иначе, — она кокетливо улыбнулась. — Передайте Матильде, что я вечный ее должник. Эстель мягко высвободилась из его объятий. Отошла к окну. В голове ее крутилось множество мыслей, все они путались и сбивались. Инструкции Матильды, эмоции, невысказанные слова, что шли от сердца. — Эдуар, у меня к вам просьба, — голос ее зазвучал ровно, будто она читала написанный текст, — служанок нет, а мне требуется искупаться. Думаю, что девушки наполнили бочку, и если вы сможете долить горячей воды, я буду благодарна вам. Она исчезла за занавесом, и вскоре вышла, подзывая его к себе.