Слуга поклонился и вышел из комнаты. Эстель встала. Прошлась, нервничая и пытаясь взять себя в руки. Что еще задумал граф? Неужели он не успокоится, пока не назовет ее своей женой? Вчера она почти что решила отпустить Эдуара де Бризе. И вот такой сюрприз. Возможно, услуги рыцаря понадобятся ей в ближайшем будущем. Эстель одернула пояс, подтянула его наверх, достав прикрепленное к его концу серебряное зеркало. Некоторое время она смотрела на свое отражение, потом бросила зеркало и снова заходила по комнате. Что бы ни придумал граф де Пуатье, она все равно не выйдет за него замуж! Жаль только, что поездку в дальнюю деревню придется отложить. Она надеялась насладиться дорогой, хорошей весенней погодой, и заодно проследить за посевными. Теперь же ей нужно быть осторожнее. Никто не знает, что на уме у ее несостоявшегося жениха. … — Прекрасная госпожа, — герольд в цветах Патье склонился к ее ногам, — господин граф сильно раздосадован вашим отказом. Он шлет вам свой привет, и надеется, что вы передумаете. Если через две недели вы, госпожа де Шательро не явитесь ко двору в Патье, чтобы принять предложение графа, то господин граф сам явится к вашему замку к Пасхе со всем своим войском и свитой, в надежде, что оценив его возможности, вы полюбите его всем сердцем! Эстель молча взирала на герольда, размышляя, стоит ли выпороть его, или просто приказать снести голову. Глаза ее метали молнии. — Уходите из моего замка, господин герольд, если не хотите расстаться с головой, — проговорила она тихо и сдержанно, ибо не могла позволить себе быть неучтивой, но в глубине души проклиная и герольда и его господина, — если граф решится на осаду, мы примем бой. Легко сказать, примем бой. Герольд удалился, а Эстель села в кресло, и долго молчала, приводя в недоумение и ужас своих придворных. Те было сначала поддержали ее радостными криками, а теперь, видя выражение лица своей госпожи, тоже притихли и расселись по подушкам, молча взирая на нее и переговариваясь тихими голосами. — Госпожа, — сенешаль склонился перед ней, — мы не можем дать бой графу де Патье! Эстель повернула голову, посмотрела на старика. Он сопровождал ее мужа в крестовый поход, и из уважения к его сединам, она не стала смещать его с должности. — Конечно нет, дорогой господин де Маржени, не можем. — Что же вы планируете делать? — удивился он. Эстель помолчала. Голова ее работала как никогда четко. — Прикажите разослать приглашения всем судьям, что были на турнире, и самым уважаемым господам. Графу де Турень, графу де Шатильон, де Сюр... Подумайте, еще кому. Я приглашаю их проследить, как буду отстаивать свою честь. Старик поклонился и ушел. Эстель же заулыбалась. Она знала, как победить графа де Пуатье. Глава 7 Проснувшись утром Эдуар обнаружил на своей кровати большую белую лилию. Лилия лежала прямо на одеяле, распространяя дурманящий аромат. Сначала Эдуар не понял, откуда взялся цветок, но вдруг сон как рукой смахнуло, он подскочил в постели и взял лилию в руку. Щеки его ярко вспыхнули, он повертел лилию за стебель, а потом задумчиво поднес к лицу. Все тело охватила какая-то безумная радость, а дыхание его участилось. Ночью или на рассвете она была здесь. Тихо вошла, чтобы не разбудить его, придерживая подол платья рукой. Лилию она держала именно так, как он сейчас — за стебель, чуть выше, чем принято. Вот и листик примялся от ее пальцев. А потом она стояла около его кровати и смотрела, как он спит. От одной мысли, что графиня де Шательро была здесь, рядом с ним, Эдуара бросило в жар. Он сжал лилию крепче и сломал стебель. Чертыхнувшись, шевалье вскочил с кровати, отбросив цветок, и стал метаться по комнате. Лилия не могла появиться тут просто так! Это было приглашение. Он бросился к перекладине, где висела одежда, и обнаружил на ней свежее платье и шикарный синий плащ с золотой брошью в форме лилии. Госпожа де Шательно не бросалась лилиями направо и налево. Ее репутация говорила о том, что, возможно, он был первым, кому она подарила цветок. Руки его дрожали от возбуждения, пока он одевался. Потом он буквально скатился со ступеней и обнаружил, что дверь, которая до этого всегда была закрыта, теперь настежь отворена. Графиня всеми способами показывала ему, что его ждут. Эдуар явился к утренней трапезе, и служанка провела его в большой зал, где во главе стола восседала госпожа де Шательро. Именно восседала, подумал Эдуар. Она держалась очень прямо, и вкушала жареную перепелку, в окружении нескольких дам и рыцарей. За столом было пустым только одно месте. И именно на него, по правую руку от госпожи, указали Эдуару. Он поклоном приветствовал даму и ее домочадцев, и занял место на скамье, покрытой мягким ковром. Тут же ему предложили отведать жареных в пряностях цесарок, печеных яблок и засахаренных орешков. Он отдал должное прекрасному вину, но кусок не лез ему в горло, ибо прекрасная графиня сидела совсем рядом с ним, но ни разу не посмотрела на него. Зато юные девы и дамы постарше, что сидели за столом, то и дело кидали на него восхищенные и любопытные взгляды. Графиня обсуждала с каким-то пожилым рыцарем планы на сегодняшний день. Эдуар вслушивался в ее речь, наслаждаясь звуком ее грудного голоса, который имел над ним какую-то тайную власть. Он терял волю, и готов был выполнить любой каприз прекрасной графини. Не поняв ни единого слова из сказанных ею, только слушая ее голос и витая в облаках, Эдуар изредка отвечал на реплики, обращенные к нему, надеясь, что собеседники от него отстанут. Неожиданно графиня повернула к нему голову, отложила ложку, и некоторое время смотрела на него молча. Глаза ее, будто две звезды, обволакивали его своим светом, окончательно лишая разума. Она была так близко, что протянув руку, Эдуар мог бы коснуться ее руки. Но он замер, боясь пошевелиться, а щеки его ярко вспыхнули. Если бы лилия не лежала у него за пазухой, он бы ни за что не поверил, что графиня интересуется им, настолько холодным и спокойным был ее взгляд. — Вы ничего не едите, шевалье де Бризе, — проговорила она, положив руки ладонями на скатерть, — возможно, ваше здоровье еще не восстановилось? Он вспыхнул, как паж, впервые удостоенный поцелуя, и медленно поднял на нее глаза. Лилия жгла ему кожу, мысли спутались, и язык, казалось, прилип к нёбу. Когда-то в детстве он и слов двух не мог связать, и до сих пор, когда волновался, замолкал, и не мог выдавить из себя ни слова. Обычно подобное принимали за гордыню, но сейчас его молчание было просто смешно. Графиня некоторое время смотрела на него, изучая его лицо. Эдуар не опускал глаз, пытаясь сложить ответ в том хаосе, что царил в его голове. — Если вы пожелаете принести мне свои извинения, которых я не услышала на турнире, вы можете сделать это сегодня вечером, господин рыцарь. Я приглашаю вас принять участие в нашей беседе о любви, которую буду вести я, а так же менестрель Жульен де Мирек, и наша прекрасная госпожа де Самерье. Он хотел ответить, что никаких извинений не будет, но вновь промолчал, пожирая ее взглядом. В этот момент Эдуару больше всего хотелось бросить лилию перед ней на стол и уйти, но он понимал, что подобного поступка графиня ему не простит, и вряд ли ему удастся не только быть призванным ею стать ее рыцарем, но и просто хоть когда-либо оказаться рядом. Изгнание было худшим, что могло произойти с ним, поэтому он сдержался, встал, поклонился даме, и готов был уже покинуть зал, как графиня тоже поднялась, и следом за нею и все присутствующие. — Шевалье, я надеюсь, вы сумеете найти слова, чтобы убедить меня даровать вам прощение. Он снова поклонился, и увидел, как она махнула рукой, позволяя ему удалиться. Эдуар бежал с поля боя, проиграв второе сражение подряд. Оказавшись в своей башне, Эдуар с разбегу бросился на кровать и долго лежал, зарывшись лицом в подушку. Теперь, когда необходимости что-то отвечать не было, он наконец-то придумал нужные слова. Они вертелись у него в голове, но возможность была упущена. Если он хочет стать рыцарем и тайным возлюбленным графини де Шательро, он должен научиться говорить в ее присутствии. Он перевернулся на спину и стал с улыбкой вспоминать ее образ. Хочет ли он этого? Нет. Совсем нет. Но воля его сломлена, графиня еще в гостинице сумела украсть его сердце и теперь оно находится в полном ее распоряжении. У Эдуара не было выбора, ибо человек всегда стремится туда, где живет его сердце. Ему казалось, что если он расстанется с графиней, не сможет видеть ее хоть изредка, то просто умрет от тоски и безнадежности. Ледяная звезда сумела растопить его чувства своими холодными лучами. Он снова улыбнулся. Достал помятую лилию и погладил ее белые лепестки, поднес к лицу, вдыхая аромат. Черт с ними, с извинениями. Он заучит слова и произнесет их перед ее троном. И пусть видят все его унижение. Если это первая ступень любовной игры, он готов и на это. ... Эстель была совсем неопытна в любви. Прекрасное искусство, воспетое поэтами, было для нее чем-то, что практикуют те самые женщины, что посещают на турнире шатры рыцарей. Она никогда не считала, что сама способна на нечто подобное. Но теперь, хоть рыцарь нужен был ей для совершенно иного, Эстель должна была собраться с мыслями и вспомнить, как играли другие. Рыцарь ей попался не самый обычный, и она сильно сомневалась, что вечером он вообще явится в большой зал. Тем не менее, она приказала подготовить все для диспута, выставить лучшие вина, лучшие сладости, лучшие закуски на низенькие столики, вокруг которых разбросали шелковые вышитые подушки. У Эстель были подушки и обтянутые драгоценным бархатом, и одну из них она положила сама на то место, куда пригласит сесть шевалье де Бризе. И пусть на ней тоже будет платье того же цвета, что и подушка. Эстель очень шел травянистый зеленый, цвет новой любви, и пусть на шее ее будет ожерелье с лилиями и розами. Хотя до розы, конечно, еще далеко. Три розы были вырезаны из рубинов, и мерцали на ее шее каплями крови. Лилии же были выложены белым агатом на золоте. Как прекрасно, что в гербе ее есть и те и другие цветы. Эстель улыбалась. Получается, что намек достаточно тонок, но легко уловим, именно так, как положено быть первому намеку. Несмотря на опасения Эстель, Эдуар явился во-время. Он был бледен, что показалось ей нормальным после долгой болезни, но волосы уложил по последней моде, и лепесток лилии был привязан к шнурку на его шее. Эстель позволила себе немного улыбнуться. Совсем чуть-чуть. Но с души ее скатился камень. Она боялась, что он откажется приносить извинения, но не знала, как обойтись без них. Что подумают о ней, выдавший ему прощение авансом, если она забудет выслушать его? Но Эдуар безропотно опустился на колени и сказал все положенные в данном случае слова, лишь изредка запинаясь и хмуря брови. Эстель показалось, что он произносит выученный текст. Когда же он поднял на нее глаза, щеки его вспыхнули, а сама она вдруг забыла, что требуется говорить в таких случаях, и молча смотрела на него. Она так и не сказала ничего, дав ему знак подняться и указав на его место у низкого столика. Слуги тут же начали разносить вина, а два ее придворных менестреля затеяли игру на лютнях. Когда-то давно, только оказавшись в этом замке почти ребенком, Эстель подружилась с одной из родственниц своего мужа, госпожой де Самерье. Теперь она как никогда оценила ее дружбу. Матильда ловко втянула рыцаря в беседу, что вели она и несколько дам, и вот уже Эдуар смеется ее шуткам, а Эстель так и сидит с закрытым ртом, будто воды набрала, и надменно взирает на все происходящее.