Когда ловлю себя на том, что начинаю сетовать из-за нашей несостоявшейся близости там, в ванной, сразу стараюсь переключить свое внимание на повседневные заботы. У меня были веские причины отказать. Я не из тех женщин, кто станет манипулировать своим мужем через постель. Я поступила так, как и должна была. Тогда, почему нелегче? Почему всё еще ощущаю эту дурацкую ревность? Почему варюсь в кучке вопросов, ответы на которые, знать не хочу? — Оставайтесь у нас, — предлагаю Ларисе, когда в очередной раз гоню от себя тяжелые мысли. — Надеюсь, к завтрашнему утру погода успокоится, и вы поедете домой. — Да что же это! Не хочу вас стеснять, — смущенно отвечает няня и поправляет шторы. Не могу сдержаться и мягко улыбаюсь. — Что-что, а стеснить нас вам не удастся. Слишком уж большой дом. Лариса улыбается мне в ответ, и я понимаю, что она принимает мое предложение. На душе мгновенно становится легче. В такую непогоду, да еще и с ворохом отравляющих мыслей совсем не хочется оставаться одной. Решаю, что будет неплохо приготовить чай и уютно посидеть в гостиной на первом этаже. Лариса бодро соглашается, я беру Лику на руки, и мы маленькой женской компанией спускаемся. Пока я суечусь на кухне к нам заходит охранник. Он вкратце рассказывает, что связи в округе нигде нет и вряд ли до завтра она вообще появится. Эта новость не утешает, но я радуюсь тому, что хотя бы свет есть. Всё благодаря Макару. Вернее, его прозорливости. У нас есть свои генераторы. Никогда не думала, что они нам могут пригодиться. Считала лишней тратой. Как оказалось, всё было не зря. Мы сидим в гостиной. Лика тянет ручонки к моей чашке и хмурится, когда я убираю ее, чтобы дочь не обожгла пальчики. Она принимается с усердием точить свой едва прорезавшийся зуб о грызунок. Я только и успеваю выхватывать салфетки из коробка и вытирать ей слюни. Дождь продолжает хлыстать в окна, но я стараюсь сосредоточиться на разговоре с Ларисой. Гоню проклятые мысли о Макаре, о том, где он и с кем. Ревность — страшная вещь. Ядовитая и неконтролируемая. Когда подливаю и себе, и Ларисе новую порцию чая, замечаю боковым зрением вспышку света. Фары. Первая мысль, которая приходит ко мне в голову — соседи приехали. Раз уж в округе проблемы со связью, то не исключено, что нет и света. А у нас он есть. Может, приехали просто погреться? Я подхожу к окну, всматриваюсь в полутьму двора и вижу знакомую мужскую фигуру. Повыше натянув воротник куртки, она быстрым широким шагом направляется к крыльцу. Спешу открыть дверь и влажное холодное дыхание непогоды тут же обволакивает мое тело. Ёжусь и отступаю чуть в сторону, чтобы пропустить неожиданного гостя. — Не погода, а дрянь какая-то! — ругается Серёжа пока снимает куртку. Чувствую, что он хотел выразиться гораздо жестче, но сдержался. Всё еще думает, что мои уши слишком нежные для обсценной лексики. — А тебя она вдохновила на прогулки, я погляжу, — тихо посмеиваюсь пока прячу куртку Козырева в шкаф. — Даровский вдохновил, — сообщает Серёжа. Как только слышу фамилию своего мужа, тут же чувствую, как со дна души поднимается тревога вперемешку с ревностью. — Дозвониться до тебя не может, — объясняет Серёжа. — Да и я тоже. — Да, из-за погоды проблемы со связью. — Я так и понял, но Даровский попросил меня приехать и проверить, как ты и дочь. Тревога и ревность от этих слов немного оседают. Тот факт, что Макар волнуется о нас заставляет что-то внутри меня трепетать. Надежда? — Проходи. Отогрейся. Хочешь что-нибудь выпить? — Нет. Я в общем-то только на пару минут к вам заехал, чтобы убедиться, что у вас тут всё ок. — Ты же только-только зашел. — И то верно. Я отпускаю Ларису. Пока Серёжа сидит напротив и неторопливо пьет кофе, я развлекаю Лику. — Ты очень трогательно выглядишь, Дюймовочка, — заявляет Козырев, наблюдая за нами. Я немного смущаюсь и чувствую, что Серёжа еще что-то хочет сказать, но почему-то медлит. — Как у вас дела с Даровским? — интересуется какое-то время спустя и берет погремушку, которую ему любезно протягивает Лика. — Никак, — коротко отвечаю, потому что иначе описать нашу жизнь с Макаром не могу. Вспоминаю как мы расстались перед командировкой. Молча быстро взглянули друг на друга и просто разошлись. — По нему и не скажешь, что у вас проблемы в семье. Всегда при всех улыбается, беседует, шутит, отдыхает. Всё это слушать не очень приятно, но и от правды прятаться я тоже не хочу. — А ты тут одна с ребенком. — Со мной няня и охрана, — отвечаю автоматически. — Ты знаешь, что именно я имею в виду. — Макар хороший отец, поэтому, — жму плечами и сама не понимаю, зачем его защищаю. — Айя, давай будем честными. Я чувствую, как нервная дрожь пробегается по моему телу. Если Серёжа обращается ко мне по имени, значит ничего хорошего ждать не стоит. — Макар крепко зажрался. Ему это не идет на пользу. И тебе тоже. Слишком всё быстро происходит. Макару нужно остановиться. Остыть. Успокоиться. Не знаю, называй это как хочешь, иначе он рискует потерять всё. И я говорю не о деньгах, а о тебе и вашей дочери. Он уже потерял. Меня уж точно, но я благоразумно молчу об этом. — Ты же знаешь, что его не остановить. — Значит ему нужно помочь остановиться пока еще не поздно. — Что ты имеешь в виду? — осторожно интересуюсь я. — Даровскому в кабинет нужно положить кое-какие бумаги. Не волнуйся, там нет никакого криминала. Его просто исключат из предвыборной гонки. Власть уродует людей, Дюймовочка. А Даровский уже… Всё, о чем говорит Серёжа — правда. Я сама прекрасно это понимаю. Помню, каким Макар был до того, кем стал сейчас. И эти перемены действительно очень жуткие. — Я не тороплю тебя, Дюймовочка. Обдумай всё хорошенько, а потом на днях дашь свой окончательный ответ. Глава 18 Перечитываю сообщение Козырева один, второй, третий раз и чувствую, как неприятно начинают потеть ладони. Откладываю смарт экраном вниз и продолжаю кормить Лику. В своем сообщении Серёжа подробно расписал, что мне нужно сделать. Обещает, что поможет с деньгами и жильем, если я всё-таки решусь порвать с Макаром и начать жизнь с чистого листа. Знаю, что Серёжа не привык бросать слова на ветер. В этом плане он всегда был и остается честным человеком. Но сомнения грызут меня изнутри. Я почти перестала нормально спать. Всё думаю и думаю. Верчу ситуацию с разных сторон и понимаю, что это крайне подлая затея. А еще прекрасно помню, как Макар прямо мне сказал, что никуда не отпустит нас с дочерью, из-за чего голос совести тут же затыкается. Пытаюсь представить нашу жизнь после выборов и становится невыносимо тошно. Лучше уж точно не станет. А вот хуже… Хуже вполне может быть. Власть окончательно вскружит голову Макару. Что потом он сделает? Поставит перед фактом, что теперь, к примеру, будет жить на две семьи? Или начнет привозить своих шлюх в наш дом? Почему нет? Измену ведь я ему фактически простила. Во всяком случае, именно так он считает. Тогда почему же не прощу что-то и похуже? Сейчас мы живем в относительном спокойствии. Но когда-то определенно рванет. Слишком много претензий накопилось, слишком много боли. Возможно, если бы Макар спокойно нас с Ликой отпустил, напряжение немного ослабло. Иногда нужно побыть на расстоянии. Кто знает, может, я многое переосмыслила и нашла бы в себе силы переступить случившееся и начать всё с чистого листа. Снова жужжит смарт. Связь уже давно возобновилась. Беру с опаской, но на этот раз приходит сообщение не от Козырева, а от Макара. «Уже почти на месте». Это сообщение молниеносно относит меня мыслями в тот день, когда я узнала об измене своего мужа. Тогда он написал почти такое же сообщение. Вспоминаю о том, как мне было больно тогда. Вспоминаю, каким спокойным и жестоким был Макар. Не в такого мужчину я когда-то влюбилась. Не в такого. Когда Лика заканчивает со своим обедом к нам заходит Макар. Он широко улыбается. В глазах лучится неподдельная радость. Макар первым делом аккуратно целует в макушку нашу девочку, затем коротко прижимается губами к моему виску. Сомнения уже не просто грызут, а разрывают в клочья всю мою душу. — Как вы тут без меня? — интересуется и аккуратно присаживается рядом с Ликой. — Не сильно испугались? Лика тут же тянет свои ручки к Макару и весело агукает. Радуется. — Совсем чуть-чуть. Из-за отсутствия связи. Но с нами Лариса осталась. Да и охрана всегда держала руку на пульсе, — стараюсь отвечать ровным тоном, а у самой сердце в панике заходится.