— Я назвала её Анжеликой. Муж стискивает челюсти, упирается ладонями в бортик кровати. Кажется, еще секунда и он разнесет всю клинику своим гневом. Мы ведь договаривались. Знаю. Но ещё клялись никогда друг другу не изменять. — После выписки я первым же делом подам на развод, Даровский. — Окончательно добиваю. Пусть больно будет не только мне. Глава 4 Губы Макара изгибаются в едва заметной жесткой улыбке с явным снисходительным оттенком. Я чувствую себя круглой дурой, будто только что выдала самую бестолковую глупость, какую только можно. А он милостиво ее вытерпел. Надо же. Какая щедрость. — Не неси херню, Айя, — отвечает и медленно выпрямляется. Такой большой и широкий в плечах. Раньше мне казалось, что Макар собой заслонит меня от любой беды, если потребуется. А теперь… Теперь будто душит своим присутствием. Сжимает. Отрезает путь к свободе. — Это не херня. Я подам на развод, Даровский. Ты даже не представляешь, как мне сейчас больно. — Не дури, родная. Он снова прожигает меня своим взглядом, который способен и душу всю вытрясти, если захочет. — Не будет никакого развода, Айя. Это понятно? Я не позволю своей дочери расти безотцовщиной. Горло сдавливают и слезы обиды, и жгучая злость. Если бы могла, прямо сейчас ушла. Забрала бы дочь и ушла. Неважно куда. Главное — подальше отсюда. Подальше от этого человека. Потряхивает как ненормальную. Кажется, что каждую мою мышцу в теле выворачивает, выкручивает. Это такая странная боль. Она и в самом деле не похожа ни на одну другую, которую я испытывала раньше. Её нельзя купировать. Никак. Нельзя описать. — А что ты позволишь, Макар? Держать меня рядом? Несчастную и униженную? Слышится раздраженный вдох. — Хватит устраивать истерику из-за одного ничего незначащего траха, — веско добавляет, будто решает поставить этим жирную точку в нашем разговоре. Хочется его ударить. Так сильно хочется, что даже в кончиках пальцев начинает покалывать. Я даже вижу, как моя ладонь метко бьет по щеке с короткой темной щетиной. Этот миг мне неожиданно доставляет какое-то темное и не совсем адекватное удовольствие. А затем это происходит в реальности. В пальцах теперь болит из-за удара. Не такого крепкого, как мне хотелось бы. Облегчения нет. Хватаюсь руками за поручень кровати, чтобы не свалиться. Пульс бешено бьет по вискам. — Ты это сделала в первый и последний раз, Айя, — предупреждает Макар, а я вижу, как его кожа наливается красным. Слышу, как дочка начинает кряхтеть в кроватке, а затем — плакать. Только не это. Сразу же прихожу в себя. Разбудили ребенка своими выяснениями отношений! Мне страшно и стыдно, потому что для своей дочери я хотела совсем другого. Я хотела для нее счастливую и любящую семью, а она с первых же дней своей жизни уже становится невольной свидетельницей ссоры между родителями. Я аккуратно поднимаюсь. — Лежи, я сам, — строго предупреждает Макар. Не слушаю. Делаю то, что и задумала. Поднимаюсь и подхожу к дочери. Глаза застилает пелена слез. Кажется, что всё вокруг меня плывет акварелью. Ко всем прочим чувствам, что переполняют меня, добавляется еще и страх. Страх из-за того, что я не смогу справиться с обязанностями матери. Я уже не справляюсь с ролью жены, раз мне изменил муж. А, может, это я всего лишь плохая жена? Руки мелко подрагивают. Дочь плачет. Макар стоит позади меня. Так близко. Я всегда была уверена на сто процентов, что хорошо знаю своего мужа. Была уверена в нем больше, чем даже в самой себе. Слезы тихо катятся по щекам. Я сжимаю губы, чтобы ни один всхлип не вылетел наружу. Руки по-прежнему дрожат, но я всё-таки справляюсь. Аккуратно беру дочь. Она далеко не сразу, но понемногу успокаивается. Может, чувствует меня? Инстинктивно понимает, что находится в безопасности? Надеюсь. За всё то время, пока я укачиваю дочку Макар не произносит ни слова. Стоит. Смотрит. Я чувствую его взгляд. Он причиняет только еще большую боль. Затем, когда я со всей аккуратностью, на которую только способна, укладываю малышку обратно в кроватку, ощущаю на себе руки Макара. Я мечтала об этом моменте, когда с замиранием сердца ждала его приезда. А теперь… Боль сожрала абсолютно всё. — Ай… Я чувствую тошноту. Любимый вкусный запах одеколона теперь вызывает отвращение. — Скажи только: тебе понравилось? — не могу сдержать в себе желчь и чувствую, что ладони Макара лишь сильней сжимают мои бёдра. — Лучше, чем со мной? По шкале от одного до десяти, сколько поставишь ей и мне? Меня несет. Я знаю. Знаю и ничего не могу с собой поделать. — Подробности тебе не нужны. Думаешь, станет легче? Я никак не реагирую на его слова. Они просто проносятся мимо меня. В голове царит пустота, такая же, как и в грудной клетке. Там дыра. Огромная. Черная. С обугленными краями. Кажется, если опущу руку, то почувствую ее пустоту. Кажется, будто я нахожусь на качелях. Эмоциональных. Вверх — боль, злость, обида. Вниз — безразличие, пустота, бессилие. Меня качает туда-сюда. Снова и снова. До тошноты, которая так и не выходит наружу. — Со мной ведь спать было запрещено. Да и выглядела я не очень… возбуждающе. — Айя, прекрати. Ты носила моего ребёнка. — А судя по тем фото, — веду плечами, будто к ним прикоснулся мороз, — девушка явно не обделена красотой. Я говорю и говорю. Мне так сильно хочется сейчас быть похожей на циничную дрянь, которой абсолютно всё равно на то, что происходит. Но не получается. Голос дрожит. Ненавижу себя за то, что от одного его прикосновения, пусть и стального, всё равно перехватывает дыхание. Ненавижу, потому что всё еще люблю. — Айя, давай теперь поговорим как взрослые люди. Без истерик. — После того что случилось, я с тобой быть не хочу. Никогда. Я нуждалась в тебе, Макар. Я рожала нашу долгожданную дочь, пока ты, — кривлюсь, потому что говорить о таком просто невыразимо гадко. — Пока я думала, что умираю, ты развлекался. Я после такого ни дня с тобой больше не проживу под одной крышей. — И куда ты пойдешь? На что будешь жить? Думала о дочери в этот момент или нет? Цепенею. Конечно, я об этом не думала. Да и когда? Еще пару часов назад моя жизнь казалась идеальной. В ней точно не было места для побега. Моя мама давно умерла. Еще в тот период, когда я с Макаром только начала встречаться. Они даже успели познакомиться. Сначала мама волновалась из-за десятилетней разницы в возрасте. Но когда лично увидела Макара и пообщалась с ним, сразу же успокоилась. — Ты за ним будешь как за каменной стеной, — так она мне сказала после знакомства с Макаром. — Хороший он. Серьезный и ответственный. Я навсегда запомнила эти слова. Запечатала их в своем сознании. Ни разу даже мысль не допустила, что мама может ошибиться. Она всегда хорошо умела читать людей. Не знаю, как бы она отреагировала, узнав о том, что случилось. Наверное, страшно расстроилась. С отцом я никогда толком не общалась. Он ушел от нас, когда мне едва исполнилось семь. Ушел к другой. Я видела, как мама страдала из-за предательства. Видела, как она пыталась его вернуть. Плакала. Умоляла. Наверное, именно из-за всех этих болезненных сцен я и выросла настолько категоричной в вопросе измены и предательства во всех возможных проявлениях. Настоящая травма, не иначе. Мне и впрямь некуда идти. Родительского дома нет. Макар и дочь — вот вся моя семья. — Даровские! Мои вы умнички! — вихрем влетает в палату младшая сестра моего мужа. — С пополнением! Эля улыбается во весь рот. В руке зажаты ленточки с воздушными блестящими шарами. Самый счастливый день моей жизни превратился в настоящий ад. Глава 5 — Такая сладкая, такая хорошенькая. Так бы и съела тебя, — тихо приговаривает Эля, склонившись над кроваткой своей племянницы. Не могу сдержать улыбку. Эля для меня не просто сестра мужа, а самая настоящая подруга. Она сразу приняла меня, в отличие от Стеллы Георгиевны. Всегда оптимистически настроенная. Всегда готовая прийти на помощь и встать на защиту, если потребуется.