– Вот тут мы подходим к самому интересному. Если допустить, что Джайс Иртон отравил принца, а следом и себя… Такое может быть? – С чего бы вдруг? То есть может, конечно. Но ведь у каждого действия есть обоснование, разве нет? – Разве да. Абсолютно точное замечание. Итак, почему такое могло случиться? – Ну себя – понятно. Слишком многие знали об их встрече. – Чтобы уйти от процесса, казни и прочего… – Это возможно. Но почему Эдмона? Лиля прикусила ноготь. Тот наконец сдался и сломался. Но женщине было не до мелочей. – Есть у меня одна идея, Ганц. Но лучше вы мне скажите, насколько я дура. А для начала… Она потянулась к столу и достала из глубокого ящика небольшую шкатулку. В ней были сложены все письма Джессимин Иртон к матери. – Читайте. Ганц пробегал их глазами. Откладывал в сторону, брал следующее… и когда он отложил последнее и поднял голову – Лиля увидела в его глазах тот же вопрос, что задавала и себе. – Это – возможно? – Вполне. Эдмон мог шантажировать графа, и тот… – Насколько я поняла, Джайс готов был на все ради сестры и… детей. Чему тут удивляться. Мог ли у Эдмона быть компромат? – Признания повитухи? Что-то такое… если и было, этого все равно не нашли. Ваше сиятельство… – Ганц, это все должно остаться между нами. Сами понимаете – с таким знанием не живут. Ганц отлично понимал. И то, что Лиля – тоже, заставило его чуть спокойнее вздохнуть. Не самоубийца же. Он задумался. Нахмурился. – Нет, что-то тут тогда с Ивельенами не складывается… – Но Амалия… – И что? У нас незаконнорожденные ничего не наследуют. Наоборот, никогда бы… – А если Эдоард женился на Джессимин раньше, чем на Имоджин? – Нет. Это уж вовсе не вероятно. Но даже тогда Джес имеет право наследования, а Амалия нет. И бунт бы вспыхнул… Нет. – Ну так Джеса и пытались оставить без наследника. А меня – убить. И его бы… того, да вот в стране нет. Ганц покачал головой: – Нет, госпожа. Тут что-то не так… Лиля вздохнула: – Что?! Знать бы! – Боюсь, единственный, кто знает, – это король. – Ну и Алисия, надо полагать. – Вряд ли они нам что-то расскажут. И если что… – Скорее нас закопают. Я понимаю. И буду молчать. – Я тоже. Ганц встретился взглядом с Лилиан. Они отлично поняли друг друга. Доказательств нет. А лезть в такие секреты короны… простите – уничтожат. Быстро и наповал, чтобы уж точно не выбрались. А этого никому из них не хотелось. – И все равно что-то не вяжется. – Подумайте, Ганц. А я завтра съезжу к Ивельенам. Посмотрю на их ребенка… Ганц усмехнулся. Графиня и правда доверяла ему. Иначе бы… Он-то давно понял, кто в паре Лилиан – Тахир дин Дашшар является чудо-лекарем. Но молчал. Незачем о таком говорить. Он на эту женщину работает, и это выгодно, и хорошо… одним словом – незачем. Когда речь идет о личной выгоде, люди и не на такие чудеса способны. Визит к Ивельенам Лиле радости не доставил. Все были любезны, улыбались, раскланивались – и думали о своем. О чем думали оные Ивельены, Лиля не знала. А сама редкостно злилась. Твари неблагодарные. Уроды. Спасай тут некоторых… принимай роды, вспоминай акушерство, которое она сто лет назад терпеть не могла! «Пусть бы тебя, козу, та повитуха кинжалом прокесарила, посмотрела б я, как ты выживешь. И клизма в качестве лечения…» Питер вызвал не больше добрых эмоций. Жену-то он любит. Только вот… слизняк! И растекался там… ей-ей, на фоне Питера Лиле даже Джерисон Иртон заочно понравился. Подкаблучников она не любила и не уважала. Увы… Лоран Ивельен мысленно был обозван скользким гадом. И Лиле казалось, что под его дружелюбной улыбочкой прячутся клыки. Поразительно, как меняется отношение к людям, когда ты подозреваешь, что они проплатили твое убийство! Тахира тоже приняли вполне радушно и предложили сразу провести к больной. Но он отказался и потребовал, чтобы Лилиан Иртон шла с ним. Ученица. И точка. А не хотите – я удалюсь! Вел Тахир себя настолько высокомерно, что Ивельены прониклись. И таки пригласили обоих пройти в башню. Лиля фыркнула, подумав, что это обычай такой – держать тех, кого не хочешь видеть, в башне. Смешно. Ей стало не до смеха, когда перед ней открылась небольшая комнатка. Девочка, сидящая на кровати, была внешне достаточно симпатична. Этакая пышечка. Светловолосая, сероглазая, неуловимо кого-то Лиле напоминающая. На ее красивом, хотя и пухлом лице застыло абсолютно отсутствующее выражение. Приоткрытый рот, стекающая слюна… – Она ходит? – спросила Лиля. Амалия покачала головой: – Едва ходит, плохо говорит… Лиля долго расспрашивала о ребенке. И подумала, что скорее всего – девочка просто умственно неполноценна. Олигофрения… в какой степени? Да уж не в легкой. Скорее или тяжелая, или глубокая. Ближе всего это к идиотии. Ребенок хуже развивается, почти не ест сам, только жидкую пищу, не говорит, ничему не учится… И это – ее не залечили. Это от рождения… что ж, и такое бывает. Просто обычно такие дети здесь не выживают. Но она все-таки дочка маркиза, вот и выхаживают. – Девочка умственно неполноценна, – многозначительно произнес Тахир. – Графиня? Амалия не знала, что Лиля уже подала Тахиру условный знак «неизлечимо». Лиля кивнула и с видом примерной ученицы затараторила: – Данное заболевание неизлечимо. Девочка всегда будет такой, как сейчас. При затраченных громадных усилиях, вы можете ее научить хотя бы на горшок ходить куда надо. Но не более того. Строго говоря, Лиля ничего не имела против детей-олигофренов. И преклонялась перед людьми, которые их воспитывали. Но… Средние века! Кому нужно умственно неполноценное дитя? Здесь критерии отбора как в волчьей стае. Жестокие и рациональные. Девочка может стать матерью здоровых детей – а может и не стать. И выбор, простите, сделают в пользу Сэсси и Джеса. Но кого же ей напоминает эта малышка? Лиля посмотрела на Амалию. На Питера. И едва не чертыхнулась. Синие глаза и черные волосы Амалии. Карие глаза и темные волосы Питера. И по какому рецессивному гену у них родилась сероглазая блондинка? Да еще с отклонением? Лиля, в отличие от многих, была уверена, что некоторые отклонения в генах и заложены. Кто-то считал, что причина олигофрении в возрасте матери. А она – что это из-за каких-то генов. Может, она и не права, она не Грегор Мендель. Но… «Подумаю об этом дома!» Лиля внимательно осмотрела девочку. Нет, тут ничего не сделаешь. Малышка добрая, ласковая, контактная, но… это навсегда ребенок, который нуждается в постоянном уходе. Герцог вполне может его обеспечить и не считать денег, и с этой точки зрения он в более выгодном положении, чем крестьянин. Что Лиля и высказала. Содержать ребенка, растить, кормить, пытаться учить – может, что-нибудь и получится. А может, и не получится. Так тоже бывает. Амалия слушала так, словно с нее кожу сдирали. Питер явно переживал за жену. За жену. Не за дочь.