– Это я понимаю. – Пока был жив Джерисон – вы могли многое. – У меня будет ребенок. – Это хорошо. Рассмотрим оба варианта? Лиля кивнула и приготовилась слушать. Чего уж там, в интригах Ганц чувствовал себя как рыба в воде. – Если у вас родится девочка. Мири отправляется в Ханганат, а девочка рано или поздно выходит замуж, и ее второй сын получает титул графа Иртона. Или первый – если она выйдет замуж за лэйра вроде меня. До совершеннолетия ребенку назначается опекун. – Так. А если родится мальчик? – Он получает титул графа Иртона. И ему также назначается опекун. – И его кандидатура… – Рассматривается королем. И им же утверждается. – Ричард? – Нет. Никоим образом. – Тогда кто? – И тут мы подходим к самому неприятному. – Меня выдадут замуж? Ганц выдохнул. Посмотрел на Лилиан – глаза в глаза. – Я всегда знал, что вы умны. – Этот вывод напрашивался сам. Но вот за кого?.. – Не знаю. – Это должен быть человек относительно безобидный, от которого не стоит ждать участия в заговорах, преданный короне, послушный воле короля плюс подходящий возраст – он должен дожить до совершеннолетия ребенка плюс иметь определенное благосостояние… Таких много? – Очень мало. – А списки есть? Это был главный и самый напряженный момент во всей беседе. Если его поймут правильно, если поверят, если… – Король пока не знает о вашей беременности. Но ваше замужество все равно вопрос решенный. – Только неясно – за кого, так? – Так. – Вы хотите что-то предложить? Ганц? Глаза встретились. И словно невидимые нити протянулись между двумя людьми. Понимание. Осознание. Потрясение. – Ганц… вы хотите… Лиле отказал голос. Оно, может, и к лучшему. Иначе она бы точно что-то ляпнула не к месту. Ганц положил руки на стол, и женщина заметила, что его пальцы чуть подрагивают. – Лилиан, я знаю, что это дерзость. И вы можете счесть это подлостью с моей стороны. Но я умоляю хотя бы выслушать. Коротко кивнув, Лиля убрала руки под стол. Ее-то пальцы дрожали куда ощутимее. – Все то, что вы перечислили касательно кандидатуры будущего супруга… Я ведь подхожу. Так? Она снова кивнула. – Почему я на это решился… Не знаю. Я бы молчал, и долго. Лилиан, я не могу сказать, что безумно люблю вас. Да Лилиан и о себе такого сказать не могла, чего уж там. Безумная любовь – это у Шекспира. А у нее сплошной прагматизм. – Мне хорошо в вашем доме. Да, в вашем. Я уважаю и ценю вас, я привязался к Миранде, я… у вас по-настоящему тепло… Лиля видела – Ганц нервничает. И говорит от души, пытаясь выразить то, что мучило его все это время. – Знаете, когда я приехал к вам в Иртон… я приглядывался, составлял мнение – и начал уважать вас. Когда понял, что вы умны, талантливы… я удивлялся, как ваш муж не разглядел этого в вас. – Он не хотел видеть, – пожала плечами Лиля. – Я увидел – я удивлялся. И… я завидовал. Джерисону было дано многое. Положение, уважение, теперь еще и такая жена – и что? Он играл жизнью, не ценя ничего из этого. А я бы душу продал за свой дом. За то, чтобы меня ждали. Чтобы было куда вернуться. А он это разрушал. Я так и не смог этого понять. Не важно… В Иртоне вы были совсем другим человеком, чем здесь, в столице… – Я растерялась, – честно призналась Лиля. Ганц тряхнул головой. – Столица – это не ваше. Здесь вы были растеряны, вы не знали, что и как, вы совершали ошибки… и мне захотелось вас защищать. Вы знаете, что с королевской службы просто так не уходят. – Знаю, – кивнула Лиля. – Собственно, я была уверена, что вы носите королю отчеты. Это ведь так? – То, что не могло вам повредить. – И я вам за это очень благодарна. – А еще… Я здесь отогревался. Не знаю, как лучше сказать… Ганц беспомощно развел руками, но Лиля его хорошо понимала. Тепло душевное. Когда всем хорошо и уютно. Когда отогреваешься и чувствуешь себя дома. Когда тебе спокойно и тебя ждут. И понимаешь, что ты – дома. Об этом красиво говорят поэты и писатели. А в жизни… кто знает это чувство – тому повезло. Кто-то принимает за него покой. Кто-то привычку. Но стоит человеку хоть раз понять, какое оно – настоящее, и полумерами он уже никогда не ограничится. Это непередаваемое ощущение – знать, что ты кому-то нужен, что тебя принимают таким, какой ты есть, любят и ждут. Именно таким – и всегда. Что бы ни случилось. Лиля так и создавала свой островок в мире средневековья. Хельке и Лория с ее детьми. Вирмане. Лейф и Эрик. Ингрид и девушки, которые успешно учились ажурной вязке. Мастера и мастерицы. Лейс и его солдаты. Тарис Брок и Алисия Иртон. Патер Воплер с сыном… Все они были частью маленького мира Лилиан Иртон и Миранды Кэтрин Иртон. И его же частью стал лэйр Ганц. И хотел в нем остаться. Потому что плохо ли, хорошо ли, но это было что-то теплое и уютное. Где никто никого не ругает, где даже споры ведутся добродушно, где нет места злости и жадности. Еще не семья, но нечто очень близкое. И Ганц прикоснулся самым краешком к этому теплу. Отогрелся. И захотел остаться. Она накрыла своей рукой руку мужчины. – Не надо. Я понимаю… Их взгляды встретились. Одну короткую и в то же время безумно длинную минуту мужчина и женщина смотрели друг на друга. Он – воин. Шпион. Тайных дел мастер. Убийца и дознаватель на службе короны. В его прошлом крови по колено. И грязи – по шею. Он сражался всю жизнь. За себя, за корону – и против всего мира. Он устал. И ему нужно что-то для себя. Островок покоя и мира. И вот его лэйр Ганц станет защищать до последней капли крови. Один, всегда один, кричи не кричи, молись не молись, Альдонай забыл про тебя. И с каждым годом тяжесть на душе все страшнее.