Мне хочется закричать, но жуткий крик остается в груди. Забивается там камнем. Становится как-то холодно. Конечности леденеют. Наверное, только близость двух горячих тел рядом не дает мне окончательно закоченеть. По лесной полосе мы едем не слишком долго. Наверное. Но для меня время кажется вечностью. Летний светлый лес вовсе не выглядит приветливым. Деревья, затемненные тонированными стеклами, смотрятся устрашающими. Прямо как в сказках, где живые коряги тянут к тебе свои сухие уродливые ветви. – Куда… куда вы меня везете? – все же не выдерживаю. Охранники молчат. Возможно, им запрещено разговаривать со мной. – Мой папа может решить любой вопрос! Что вам нужно? Что нужно Сабиру? Просто… он все решит. – Решит, решит, – усмехается водитель, с насмешкой глядя на меня через зеркало заднего вида. Да уж… С кем я вообще решила тут вести беседы?! Бандюганы же не понимают на нормальном языке. Жесткость – синоним их обычной речи. Неужели, и мой отец ведет себя так? Без капли цивилизации? Только силой? Ведь любой вопрос можно решить, сев за стол переговоров. А смерти… смерти приносят только разрушения. Ну, и чего добьется Сабир, приковав меня в лесочке? Папа только разозлится. А я знаю, какой он в гневе. Способный на многое, если не на все. И тогда начнется настоящая война. Неужели, цель Сабира именно в этом? Когда наш автомобиль останавливается, кажется, мое сердце замирает вместе с ним. Все процессы жизнедеятельности будто встают на паузу. Оглядываюсь, замечая поблизости еще несколько машин. Не Валиевских. Все бандюки вываливаются из своих тачек. Меня тоже выталкивают. Хотя я и сопротивляюсь. Хватаюсь за все, что попадется под руки. Визжу и пытаюсь отпинать обидчиков ногами. Умирать мне не хочется. Очень-очень не хочется. Вот только где такой худышке как я справиться с безразмерным громилой? Правильно! Нет даже шанса. Так что я довольно быстро оказываюсь на плече у гиганта. – Жаль, нельзя вмазать тебе как следует, – сетует он. – Сразу бы шелковой стала. Несут меня буквально несколько метров. Ставят на землю и разворачивают. Сглатываю, когда совсем рядом вижу отца. Он стоит чуть впереди. За ним несколько его людей. Человек пять. Со мной примерно столько же. Может, чуть больше. – Убедился? – Сабир сплевывает на траву, а меня тут же отдергивают в сторону. Не знаю, что происходит со мной в этот момент. Мне бы закричать: «Папа! Папочка!», но я молча наблюдаю за тем, как фигура родного человека отдаляется, пока меня тащат обратно к машинам. Отец договорится. Я уверена. Он не оставит меня здесь. И я не умру. Сегодня нет. Точно нет. Если, конечно, Сабир не блефует, показывая меня. Вдруг вернется и пустит пулю в лоб? Нет. Такого не случится. Иначе начнется бойня. И из леса никто не вернется живым. Меня возвращают в темный внедорожник и блокируют двери. Тут же припадаю к стеклу. За мощными лесными деревьями можно разглядеть фигуры мужчин. Я даже вижу папу. Но на этом все. Услышать их разговор не выйдет никаким образом. Стараюсь уловить каждое движение. Ежесекундно боюсь, что случится что-то ужасное. Непоправимое. Если увижу, что папу убьют, то сама тут же склею ласты. Не переживу этого. У меня осталась последняя надежда – на папину дипломатию. Главное, чтобы в намерения Сабира она входила. Разговор внешне кажется спокойным. Но я понимаю, что каждый мужчина на стрелке, или как это у них там правильно называется, находится на стреме. И их руки в любой момент готовы схватить оружие. Блин, как жаль, что я не слышу, о чем речь! Мне было бы спокойнее, если бы могла следить за ходом разговора. Но нет. Такой возможности не имею. Могу только немо наблюдать и молиться. Мой конвоир направляется в сторону машин. Зачем-то вжимаюсь в сидение, хотя понимаю, что не спасет. Щелкает блокировка дверей. И моя распахивается. – На выход! – командуют мне. Выхожу. Что еще остается? Сейчас, главное, не наломать дров. Если бандиты договорились, мне нельзя своим поведением сорвать эту сделку. Добравшись до «лобного места», мужчина толкает меня в спину, к людям отца. Те быстро хватают меня и прячут за свои спины. Работают слаженно и скоро. Но я все равно успеваю заметить папин взгляд. Если бы глазами можно было убивать, я была бы мертва. Да, зря надеялась на теплый прием. Кажется, отцу дорого стоило выторговать у ублюдка Валиева мою жизнь. И это он еще не знает, что в скором времени его ждет сюрприз пострашнее, в виде мести Цербера. – Два дня у тебя, Соловей, – спокойно произносит Сабир. – Я слов на ветер не бросаю, ты знаешь. Папа ничего не отвечает. Оттого становится страшнее. Видно, условия сделки – реальное дерьмо. Валиев и его люди уходят. Я надеюсь, что сейчас папа выстрелит уроду в спину, но этого не происходит. Мне хочется заорать, чтобы стреляли. Я даже подаюсь вперед, дабы вразумить отца, но кто-то мягко тянет меня назад, возвращая на место. – По машинам, – командует отец, когда прихвостни Сабира покидают зону видимости. Папа даже не смотрит в мою сторону. По сему понимаю, что я в полной заднице. Глава 59 Ассоль – Пап! – обращаюсь к отцу, что шагает впереди меня к нашему дому. – Папа! – снова кричу, но он даже не оборачивается. – В комнате ее закройте! – только отрывисто командует охране, когда я в очередной раз пытаюсь до него достучаться. Ну вот. Приплыли. Видно, все намного хуже, чем я думала. Конечно, перспектива быть запертой в собственной спальне не так плоха, как может показаться сначала. Раньше бы я удавиться была готова от такого заявления отца, а теперь… Побывав в обветшалом доме Цербера, переночевав в подсобке подпольного бойцовского клуба, в особняке Ратмира, под его строгим контролем, и в лапах у монстра Сабира, понимаю – остаться в своей комнате – это вообще не наказание. Знавала тюрьмы и похуже. Но неприятный осадок все же остается. Папа мог по-человечески поговорить со мной, но не стал. Решил запереть, как животное в клетке. А нам ведь нужно объясниться. Жизненно необходимо. Я же не хотела ничего такого. Не знала, что так выйдет. А всего лишь мечтала вернуть нормальные отношения с парнем. Блин… теперь как-то отчетливо стала понимать, что все случилось из-за меня. Даже смерть Зубова имеет ко мне прямое отношение. В родных пенатах падаю на кровать. Лежу в позе звезды и разглядываю потолок. Без мыслей. Не хочу думать о будущем. Оно слишком неопределенно. Все, что угодно может случиться. Особенно, когда папа так зол. Я ведь не знаю, на каких условиях он обменял меня. А еще понятия не имею, где Цербер. Что с ним. И когда он нападет. Ратмир явно не из тех, кто отступит. Отцу рано или поздно придется встретиться с призраками прошлого. И мне остается только надеяться, что в этой схватке наша семья выстоит. А пока мне просто хочется насладиться возможностью быть дома. Пусть и запертой. Какая-никакая безопасность. Какое-никакое спасение. Совсем скоро ко мне приходит мама. Приносит еду. Я бросаюсь ей в объятья, и меня распирают рыдания. Вновь реву, как безумная. Точно вчерашнего дня мне показалось мало. В маминых объятьях получается реально расслабиться. Ощутить заботу и заполнить пустоту, которая образовалась в груди после всех моих путешествий. Мама тоже плачет. Она бесконечно целует меня в макушку, прижимая все сильнее. Понимаю, что она пережила. Это, наверное, ужасно больно – не знать, что случилось с твоим ребенком. Где он, и жив ли вообще. Когда нам обоим удается немного успокоиться, спрашиваю: – Как там отец? Мама в ответ машет на меня рукой, мол, не спрашивай. – Все плохо, да? – продолжаю доставать ее. Мне нужно настроиться. На плохое или на хорошее, неважно! Просто существует потребность быть в курсе. – Я не знаю, Ассоль, – признается мама. – Витя закрылся у себя в кабинете и не выходит. – Это плохой знак, – качая головой, поднимаюсь с кровати. Подхожу к окну, где во всю палит солнышко. На улице царит веселый летний денек. Сейчас бы беззаботно плавать в бассейне, а не вот это вот все… – Главное, что ты дома, – подбадривает мама. – Уверена, отцу просто нужно время, чтобы… – Чтобы что? Знаешь, мам, если из-за меня он потерял что-то очень важное, то я… – У нас нет ничего важнее тебя, дочь. Ничего вообще. Вите нужно остыть. И всего. Постарайся не провоцировать отца какое-то время. Сиди тихо в комнате и не нарывайся. Твой папа отходчивый, сама ведь знаешь. Мама останавливается рядом и укладывает руку мне на плечо. Понимаю, ей хочется немного поднять мне настроение, но мы обе знаем, она лукавит. Я еще никогда не делала ничего подобного, и говорить с твердой уверенностью о том, что отец отойдет от моей выходки, невозможно. Я не уверена даже в том, что сама прощу себя. Особенно за Цербера. Что, если я спровоцировала его на эту месть? Быть может, Ратмир никогда бы не решился вылезти из своего укрытия, если бы я не приперлась в метель на своей машине? Тогда его дом был бы цел, Зубов был бы жив, а я… я все еще была бы девственницей и не поедала бы себя изнутри за ту опасную тягу к зверю. – Ты можешь рассказать мне все, что случилось, – предлагает мама. Наверное, мое замешательство выглядит слишком очевидным. – Нет, все в порядке, – вру ей. Не готова я. Признаться в содеянном не смогу даже матери, такому близкому и родному человеку. Я вообще пока не решила, стоит ли рассказывать про Цербера сейчас. Папа и без того раздражен и зол, а тут я с чудовищными новостями. Мама проводит со мной еще какое-то время, а потом уходит. Я тоже собираюсь заняться обычными делами, пока не понимаю, что понятия не имею, что делала дома раньше. Будто той меня уже и нет. Изменилась. Стала другой. Лишилась многого. Мысли то и дело возвращаются к Церберу. Интересно, где он сейчас? Развлекается со своей Алиной? Трахает ее во всех позах? Поджимаю губы и упираюсь ладонями в столешницу комода. Нужно как-то обуздать эмоции, вызванные этими мыслями. А то разнесу тут все, к чертовой матери, разозлив папу еще больше. Интересно, Ратмир вообще собирался вытаскивать меня из лап брата? Или ему попросту было все равно?