Они подъехали к редакции газеты. Несмотря на ночное время, окна на верхних этажах здания были ярко освещены. Там работали служащие, принимавшие по телефону новости со всех концов мира: из Европы, Азии, Соединенных Штатов. Джим сделал движение, чтобы выйти из машины, и украдкой взглянул на сыщика. – Вы мне его не вернете? – неожиданно спросил он. – Не верну, – решительно ответил Чан. – О чем вы? – Джим придал лицу наивное выражение. – О том же, о чем и вы. – Я о платке, который вы отняли у режиссера. – И я о нем. – Значит, вы догадались, что это мой платок? – Естественно. На нем вышита маленькая буква «Б», то есть Брэдшоу. Кроме того, я заметил, что вам нечем было вытирать пот со лба, но вы, надо отдать должное вашей выдержке, ни разу не вытерлись рукавом. Вы, очевидно, намерены сообщить мне, что платок похитили у вас из кармана, пока вы купались. – Весьма вероятно. Платок мой, я это подтверждаю, и на нем отметка прачечной, где меня обслуживают. – У меня есть основания посадить вас в тюрьму, – строго сказал инспектор. – Тогда у вас возникнут неприятности с прессой, – усмехнулся Джим. – К тому же я еще не разделался с нашим почетным гостем и, признаюсь вам, собираюсь поступить с ним совсем не так, как диктуют законы гостеприимства Гавайских островов. Мне может понадобиться платок этой ночью. – Мне тоже, – отрезал сыщик, жестом показывая, что разговор окончен. – И, пожалуйста, ни в газетных заметках, ни в частных беседах не касайтесь вопроса о платке, иначе вам придется вспомнить о моем существовании. – Хорошо, Чарли. Торжественно обещаю, что это останется тайной между вами, мной и прачкой! Глава XI. Полночь в Гонолулу Высадив Джима Брэдшоу, Чарли Чан поехал по направлению к Бетел-стрит, где размещалось полицейское управление. Припарковавшись, он поднялся по стертым, с выбоинами, каменным ступенькам. В помещении инспекторов горел свет, и, распахнув дверь, Чан лицом к лицу столкнулся со своим шефом. – Как дела, дружище? Раскопал что-нибудь? – Это длинная история, – ответил Чарли, присел к своему столу и подробно описал начальнику место убийства, упомянул об отсутствии оружия и безуспешной попытке преступника обмануть следствие, остановив часы на двух минутах девятого. – Значит, кинжал вы не нашли, а булавку? – поинтересовался шеф. Чан помотал головой и перешел к рассказу Тарневерро о том, как Шейла Фейн призналась ему, что была свидетельницей убийства актера Дэнни Майо. Чарли не утаил от шефа эпизод с вырванным из рук письмом – дерзкую выходку преступника, – хотя инспектору неприятно было об этом вспоминать. Но, в конце концов, письмо ведь не содержало ничего важного, а лишь подтверждало верность показаний Тарневерро. Чарли сообщил о фотографии, над которой рыдала мисс Фейн, равно как и о том, что снимок был уничтожен, – по всей вероятности, убийцей. – У этого бродяги Смита мы взяли отпечатки пальцев и отпустили, – вставил шеф. – Какой из него бандит? У него не хватит мужества раздавить и комара. А вот к Роберту Файфу, хоть ты и говоришь, что у него железное алиби, надо еще присмотреться. Зачем он разыграл этот дурацкий спектакль с ложным признанием в убийстве? Наверняка бывшему мужу есть что скрывать. Свой отчет Чарли закончил информацией о платке с осколками стекла, найденном в кармане режиссера Мартино, и о несколько запоздалом признании Джима Брэдшоу, что платок принадлежит ему. – Одним словом, дело не из простых, – подвел итог инспектор. – Сложный ребус. – Но нельзя допустить, чтобы нас загнали в тупик, – парировал шеф, человек смышленый и хорошо знавший, как правильно влиять на своего подчиненного, чтобы сыщик Чарли Чан старался изо всех сил. – А что за тип этот Тарневерро? – Он темен, как дождливая ночь, но профессия гадальщика обязывает его быть таким, а вообще-то у него быстрый ум, и этот субъект, что интересно, прямо-таки рвется помогать следствию. У него надежное алиби: он готов представить нам пожилых супругов из Австралии, в обществе которых якобы находился и в момент убийства, и чуть позже. Завтра проверю, хотя я не сомневаюсь в том, что Тарневерро не было в доме актрисы, пока я сам не привез его туда. – То есть ты снимаешь с него подозрения? – Видите ли, шеф, еще до убийства мисс Фейн гадальщик намекал мне, что сегодня вечером мы получим возможность арестовать виновника какого-то громкого преступления. Было бы странно и глупо, если бы он сам при этом замышлял убийство. Кроме того, Тарневерро указал мне на то, что стрелки на часах актрисы переведены. Конечно, я и сам догадался об этом благодаря показаниям Ву-Кно-Чинга, но предсказатель своим поступком продемонстрировал искреннее желание помогать полиции. Нет, я не допускаю, чтобы он совершил преступление, но кое-какие свои предположения пока оставлю при себе. Они могут означать многое или же – ничего. – Ты выражаешься загадками. Стало быть, все-таки не доверяешь колдуну? – Он не убийца. Что касается всего прочего, дайте мне поразмыслить несколько часов. Пока я брожу в потемках и теряюсь в лабиринте сомнений и вопросов. – На карту поставлена наша честь, Чарли, – сказал шеф, затрагивая струны самолюбия инспектора. – Нам нужно убедить жителей материка, что отдыхать в Гонолулу вполне безопасно, а если вдруг у нас и совершается убийство, злодеям не уйти от правосудия. Чан поклонился, вышел в мрачный, грязноватый холл и увидел у входа Спенсера. Инспектор взглянул на часы. – «Океаник» отбыл? – Да. Никто из подозреваемых в убийстве актрисы на борт не поднимался, но в порт за своим багажом приезжал мистер Джейнс. Я слышал, как он ругался, когда корабль отчаливал от пирса. Я помог джентльмену уложить вещи в машину, и он вернулся в Гранд-отель, попросив передать вам, что на следующем пароходе он точно уедет, и все черти ада его не удержат. – Чертей я беру на себя, – улыбнулся Чарли. – О, старый знакомый! – воскликнул он, увидев приближавшегося бродягу Смита. – Как дела? – Ничего себе, инспектор, – возмущенно заявил тот, – по вашему приказу меня притащили в управление, а теперь вы выбрасываете добропорядочного джентльмена ночью на улицу. Как я должен добираться до ночлега? Я уже достаточно нагулялся сегодня. – Поезжайте на троллейбусе, – ответил сыщик, пошарил в кармане пиджака и протянул Смиту монету. – Дайм, – разочарованно хмыкнул бродяга. – Десять центов. Как я подам кондуктору такую презренную мелочь? Для поддержания престижа настоящему джентльмену нужен хотя бы доллар. – Какой престиж, любезный? Хотите напиться? Если дайм вас не устраивает, с большим огорчением кладу его обратно к себе в карман. – Ну ладно, может, я слишком щепетилен. Бродяга взял монету и торопливо зашагал в сторону Кинг-стрит. Чан хотел сесть в машину и ехать домой, но передумал и направился за Смитом. На безлюдных улицах было светло, как днем, но сыщик имел огромный опыт по части слежки. Стоптанные башмаки Смита громко стучали по тротуару, а Чарли крался за ним бесшумно, словно в войлочных туфлях. Бродяга свернул на Кинг-стрит, но на углу садиться в троллейбус не стал, а перешел на другую сторону и быстро двинулся по Форт-стрит. Луна ярко освещала потрепанную шляпу с прыгающими вверх-вниз полями и нелепую бархатную куртку. Интерес Чарли мгновенно возрос. Куда это направляется бродяга в столь поздний час, да еще так уверенно и целенаправленно? Проследовав мимо крупных магазинов с тускло освещенными витринами, Смит приблизился к входу в отель «Вайоли», остановился, огляделся по сторонам и проскользнул в холл. Там не было никого, кроме портье, дремавшего в кресле у большой стеклянной двери. С минуту Смит стоял в раздумье, затем, вдруг изменив решение, повернулся и вышел на улицу. Чарли, опасаясь быть обнаруженным, едва успел прижаться к двери. Но Смит, ничего не заподозрив, устремился назад к углу Кинг-стрит и остановился, ожидая троллейбус на Вайкики. Сыщик все это время провел в своем убежище, наблюдая за происходящим, и, лишь убедившись, что бродяга уехал, Чан вернулся в полицию. «Ничего удивительного в том, что Смит запомнил название отеля, в котором проживает Роберт Файф, – подумал сыщик. – Но зачем бродяге посещать актера, причем ночью? По какому неотложному делу?» – Я думал, ты уже давно дома, Чарли, – удивился шеф, увидев своего инспектора. – Какие-то новости? Вид у тебя очень возбужденный. По-моему, в этом деле для тебя не все так уж темно, как ты говоришь. – Человек, сидящий на дне колодца, все-таки видит свет сверху, – усмехнулся Чан. – Так выкарабкивайся оттуда, Чарли, и поскорее, – пожелал шеф. – У меня есть план быстрого подъема, – спокойно ответил сыщик, сел в машину и наконец-то поехал к себе домой на Панчбоул-Хилл. Глава XII. В нужное время в нужном месте Ночь близилась к концу, и Вайкики был окутан серой дымкой. Смит вздрогнул и заерзал на своей песчаной постели. Он пошарил рукой, точно хотел натянуть на себя одеяло, которого у него, конечно, не было, повернулся на другой бок и опять заснул. Когда он открыл глаза, сероватая дымка уже порозовела, а небо стало слегка золотистым. Смиту не нравилось спать на берегу, но сегодня он как-то менее остро, чем обычно, сознавал безвыходность своего положения. Его не покидало ощущение, что случилось или вот-вот случится нечто весьма приятное. А золотое пятно на востоке все ширилось, и вскоре появилось солнце. Море, в котором отражалось золото неба, билось о белоснежный песок. Слева высилась Алмазная голова, к которой Смит всегда испытывал дружеское расположение, поскольку и себя, художника-неудачника, считал в некотором роде потухшим вулканом. Мысли бродяги обратились к событиям минувшей ночи. «Не иначе, как счастливая судьба взяла меня за руку и подвела к окошку этого павильона», – подумал он. В последние годы Смит часто упускал удачные возможности, но на сей раз решил, что схватит фортуну за хвост и будет крепко удерживать. Он поднялся, снял одежду и, разбежавшись, бросился в воду. Рассекая ее руками и упиваясь ее прохладой и свежестью, он чувствовал, что словно оживает, что с его плеч спадает тяжесть зря растраченных лет и к нему возвращаются честолюбивые мечты. Смит строил планы на будущее, когда покинет этот ленивый остров и вновь станет уважаемым человеком. Что же ему поможет? Разумеется, деньги, и они почти в его руках. Освеженный и бодрый, он вышел на берег, оделся, достал из кармана обломок гребенки, расчесал рыжие волосы и бороду, после чего направился к отелю «Моана». У входа в здание прямо на песке сидел юный туземец, перебирая грязными пальцами гитарные струны и напевая знакомую гавайскую мелодию. – Привет, Франк. Уже с утра поешь песни туристам? – Нет, нынче я хочу петь синему небу, – театрально ответил гаваец, блеснув темными глазами. – Это ты хорошо придумал, – сказал Смит и внезапно сменил тему: – Деньжата есть? – В куртке доллар. Там, в шкафу, в холле. – Дай мне, очень тебя прошу. Я нынче же верну тебе и этот доллар, и все остальное, что задолжал. У меня скоро будет много денег. И можно я заберу свою картину, которую хранил у тебя? Что-то подсказывает мне: сегодня я найду на нее покупателя. Вскоре Смит вернулся с долларом и картиной. На ней была изображена темнокожая черноглазая девушка на фоне пышной южной растительности. Девушка казалась живым воплощением тропиков, дремлющих в океане островов. В белоснежных зубках лукавая красотка держала ярко-алый цветок. «Что же, совсем неплохо, – подумал художник, взглянув на свое творение. – Коро, пока был жив, тоже не мог продать ни одной своей картины. А Мане? Критики смеялись над ним, хотя он был гением». Сунув доллар в карман, а холст под мышку, Смит вскочил в троллейбус и поехал в центр города, прямо к отелю «Вайоли». Портье смерил его презрительным взглядом: – Что вам угодно? – Здесь проживает мистер Файф, актер? Позовите его, пожалуйста. Клянусь, это очень важно. Портье с недовольным лицом направился к телефону, и вскоре в холле появился Файф. Он озирался по сторонам и вел себя беспокойно. – Я иду в театр, – на ходу бросил он Смиту. – Следуйте за мной. Вообще-то вы могли бы позвонить мне в номер, и я встретил бы вас у входа. Зачем вмешивать портье? – Как же я позвоню, если у меня нет денег? – усмехнулся Смит. – Однако я рассчитываю на то, что они у меня скоро будут. Вчера вечером я оказал вам услугу, верно? Не надо меня дурачить. Я знаю, почему вы пытались взять на себя вину за убийство. Вы боялись, что я выложу сыщику начистоту все услышанное мной под окном павильона.