– Я снял с него седло и приказал, как только отгорит закат, лететь на восток. Туда, где его когда-то поймали. Пусть хотя бы он будет свободен и счастлив. – Свободен и счастлив… – эхом отозвалась я, посмотрев на Дьяра, стоявшего напротив меня. Он поднял на меня свои глаза и… Я не могла противиться их притягательной силе. Тонкий огонь пробежал по моим венам, опаляя жгучими иглами. – Дьяр… – Тиг… Мы произнесли это почти одновременно и тут же замолчали. Неловкость. Чувство, казалось, уже забытое, вдруг укрыло нас своим крылом. Я не была невинной девушкой. В моем анамнезе числились отношения. Одни даже едва не довели до официального брака. Но хорошо, что все закончилось лишь гражданским, быстро распавшимся. Так что я даже могла заявить, что была замужем и мне там не понравилось. Но никогда, ни с кем прежде я не чувствовала себя так, как рядом с Дьяром. – Тиг, – его хриплый, надтреснутый голос нарушил возникшую тишину, а сильные мужские руки взяли меня за плечи. – Говорят, что есть предел всему. И после него в человеке что-то перегорает, и он ведет себя вопреки приличиям и здравому смыслу. Сегодня в каюте я не сдержался. Ты девушка из благородной семьи, и я не должен был… Я не дала договорить, прижав свой палец к его губам. Нетрудно было догадаться: он сожалел о поцелуе. И пытался извиниться. От осознания этого мне стало горько. Потому что я-то ни в чем не раскаивалась! Я упала в этот чертов поцелуй, который был для меня самым невероятным и упоительным. Мое тело помнило его руки, губы, запах… Мне не хотелось слышать того, что Дьяр готовился произнести. Но не могла не признать: он был прав. Это я забыла, что попала в иной мир, иное время, а значит – вокруг иные нравы. И для Дьяра лишить благородную девушку невинности равносильно походу с ней к алтарю. А мы, если бы нас не прервала Смерть, на одном поцелуе не остановились бы. Я – так точно. – Помню. У тебя есть невеста… И обязательства, – я говорила кратко, потому что чувствовала: длинную речь не осилю. Голос сорвется в дрожь. И все же я нашла в себе силы выпрямиться до сведенных на спине лопаток и скупо улыбнуться. – И нас связывают лишь условия сделки. Ты помогаешь мне стать Уикроу, я тебе – разобраться с обвинением. И все. А что до поцелуя – я тебя услышала и обещаю, что не то что не заговорю, я даже молчать о нем не буду. Обещаю! Да что там, я уже ничего не помню, а значит, ничего и не было вовсе. – Значит, уже забыла… – как-то угрожающе произнес Дьяр, нависнув надо мной. И я почувствовала себя под его взглядом так, что сразу захотелось опровергнуть собственные последние слова. Но я лишь упрямо сжала губы и вскинула голову. – Да. Только деловые отношения, – мой голос звучал твердо, хотя внутри было ощущение, что что-то внутри меня щелкнуло, сломалось. Словно кто-то спустил курок в моем сердце. Дьяр разжал руки, отпустив меня, и повернулся к борту. Его ладони легли на деревянные перила, наполовину обхватив их сверху. Я увидела, как костяшки пальцев побелели, а затем… по дереву зазмеилась трещина. – Это твой окончательный выбор? – голос Дьяра был способен заморозить птицу на излете. Сил на еще одно «да» почти не осталось. Оттого ответ вышел каким-то тихим и простуженно-шипящим. Дьяр ничего на это не сказал. Я услышала лишь его свистящий выдох. Словно маг сжал все свои эмоции в кулак, скрутил в тугой узел, не выпустив ни одной. А я подумала, что порой мы не властны над происходящим и единственное, чем можем управлять, – это наше отношение к ним. И именно оно, это наше отношение, и будет определять, кто кого контролирует: события нас или мы события. Так вот, рядом со мной сейчас стоял тот, кто не подчинялся. Нет. Дьяр подчинял. Всех вокруг – себе, а себя – железному самоконтролю. Поэтому как бы сильно на напарника ни давили обстоятельства, как бы враги его ни сковывали кандалами и ни сажали в тюрьму, никто и ничто не было способно сломить волю Дяра. Он не привык сдаваться. И вот сейчас по тому, как он принял мой ответ, я поняла: маг не смирился с моим решением. Согласился, но не смирился. Тишина, возникшая после этого, была совершенно иной. Она давила на виски, вымораживала изнутри. От нее захотелось избавиться любым способом. Спросить о чем угодно. И я не выдержала: – Как ты думаешь: кто из твоих врагов стоит за обвинением? – Я не узнала свой голос. Таким сухим он оказался. На несколько мгновений мне показалось, что он не ответит. Но нет. – Мои враги либо мертвы, либо трусливы, а потому живы. И среди последних нет никого, кто бы смог провернуть подобное. – Ты говорил, что помимо моего свидетельства есть еще доказательства, – с каждым словом говорить становилось все легче. Ледяной ком, засевший в горле, пусть и не исчезал, но был все меньше. – Да, кинжал. Он пропал у меня за несколько дней до ареста. И в момент обыска был обнаружен в кабинете. Причем со следами крови Бринэйнна и моей – это послужило для следствия косвенным свидетельством того, что была принесена обоюдная клятва. Такая же странность и с письмом. – Тем самым, в котором ты писал невесте, но магией в нем исправили некоторые слова? – припомнила я и поморщилась. Опять эта просватанная девица. И хотя я даже имени ее не знала, она уже была мне неприятна. – Да, оно самое, – отозвался Дьяр. И тут меня осенило: – Слушай, я понимаю: к послу нельзя было применять ментальное воздействие. Но почему тебя-то не просканировали? – Потому что я не захотел, – отрезал напарник. И я, вспомнив, как он противостоял ментальной атаке капитана, подумала: напарник и вправду мог не позволить. – Не только у послов есть чего скрывать. Телепат перетряхнул бы мой мозг от и до. А я храню многие тайны. И не все из них мои. Я горько усмехнулась: ну да, тот, кто поднялся из низов, став одним из сильнейших магов империи, наверняка нашпигован тайнами, как еж иголками. И не захотел их раскрывать, хотя это могло бы спасти его жизнь. – И что ты намерен делать, когда прибудем в столицу? – Для начала – посетить одного мастера. Виртуозов, способных подделать документы, в Эйсе не так много. А такой, кто смог бы зачаровать литеры так, чтобы никто из магов не обнаружил подлога, – только один. Вот только я подозревала, что специалисты такого уровня в столице не держат контор с вывеской «Услуги преступника высшего класса». И уж тем более первому встречному не выдают имена заказчиков. Этой мыслью я и поделилась с напарником. – Хорошее замечание. Но, поверь, я умею убеждать. – Напарник сверкнул хищным оскалом. И тут за нашими спинами раздался топот. И крики: – Лови его! – Не уйдешь, крысеныш! – Ай, гад! Он мне нос разбил. – Вали его. Мы обернулись на крики, и в этот момент все стихло. А на капитанском мостике, застыв в нелепой позе пьяного журавля, стоял… – Разрази меня гном! Да это же Молох! – вырвалось у Дьяра. С того момента, как утром цверг покинул нас, желая быть подальше от политики, он успел разжиться рубашкой, кожаной жилеткой, заплечным мешком и даже импровизированным ожерельем из сушеных мухоморов. И сейчас со всем своим добром мелкий не просто оцепенел на краю капитанского мостика, а матерно так, нагло замер. Молох не мог пошевелиться, скованный силовым арканом, качественно спеленавшим его. И пока карлик пыхтел, пытаясь высвободиться, к нему широким шагом приближался капитан, чуть вытянув перед собой раскрытую ладонь с растопыренными пальцами, из середины которой бил луч. – И кто тут у нас? – С этими словами приблизившийся к цвергу Рихейнэль ухватил карлика за шкирку и поднял над палубой, убрав магическое плетение. – А знаешь ли ты, блоха мелкая, что «Инферно» не берет пассажиров? А тех, кто решил пробраться на судно тайком, не заплатив и без договора со мной, капитаном, здесь принято выкидывать за борт, как лазутчиков и шпионов? Тебе есть что сказать перед смертью, бздыга ты норная? – Последней фразе вторил пасс остроухого, после которого исчез сковывавший Молоха аркан. Карлик испугался: я видела, как он вздрогнул, его лицо побелело, а на висках выступил пот. Но страх Молоха был не столь велик, чтобы мелкий не смог говорить. И едва он получил возможность вести диалог, как тут же избрал для себя тактику защиты, согласно которой лучшее оправдание преступления – прикинуться жертвой. – Протестую! Меня сюда насильно подкинули! Я заложник обстоятельств! – ничтоже сумняшеся заорал мелкий и замолотил ногами в воздухе. – Я требую расследования! И моральной компенсации! И этой, как ее, са-тис-факции! Во! – последнее Мол выкрикнул весьма воинственно и даже воздел к небесам указательный палец. У эльфа изумленно поднялась бровь. Вот только если капитан выразительно промолчал на такую цвергову наглость, то среди матросов понеслась волна шепотков: – Чего он требует? – вопрошали одни. – А как его будут это… сатисфачить? – тут же уточнил кто-то любознательный. – Да не! – тут же возразил другой. – Шибзик, не будь дурак, перед смертью сиськи требует потискать. Токо я не понял, почему по акции-то? Так и сказал: сись-ки-по-ак-ции! – Да зачем за плату-то? Перед смертью пусть бесплатно любуется, – вклинился кто-то сердобольный. – Да где мы их найдем-то сейчас, в небе? Шоб еще и бабские были, – отозвался ему другой, более практичный. – Да зачем одну грудь-то? Нужно сюда всю деваху целиком… Чтоб сочная была, умелая, да на кухне ее к столу приставить, чтоб пироги с капустой пекла! Я больно по домашней стряпне соскучился, а не по этой баланде, – размечтался толстяк, на котором потрескивала рубаха. – Тебе моя еда не нравится? – тут же взревел детина, чья башка была повязана белой тряпицей. Судя по всему, это был кок, и он начал многообещающе закатывать рукава со словами: – Я те ща быстро поменяю точку зрения ударом в глаз! Цверг, глядя на происходящее, даже заулыбался: видимо, он тоже считал, что лучше стать семь раз посмешищем, чем один раз – героем. Но некролога. Голоса начали набирать силу, но тут все они были оборваны командным капитанским: – Молчать! – гаркнул остроухий и продолжил уже в абсолютной тишине, такой, что даже личи не подвывали: – И кто же это рискнул подкинуть тебя на мой дирижабль? Причем эльф умудрился произнести это «подкинуть» таким тоном, что сразу становилось понятно: капитан не верит в байку карлика. Цверг забегал глазами по толпе и тут увидел нас. И в тот же миг заорал: – Они! Они виноваты в том, что я тут! Меня к ним эта… как ее, клятва ревности, тьфу, верности притянула! – И он ткнул в меня пальцем. – Ревности, говоришь… – издевательски протянул капитан, ухмыляясь, и глянул поверх голов матросов прямехонько на нас с Дьяром. У-у-у, стервец остроухий! Оговорился же мелкий от волнения, ясно же! И к патологоанатому не ходи. Но эльф – сквалыжная натура – видимо, был не чужд мелкой мести. Могу побиться об заклад: последнюю фразу он произнес нарочно, чтобы уже к ночи вся матросня судачила о ревнивом цверге, от которого ветреная невеста сбежала с любовником на дирижабль. Мне захотелось придушить Молоха настолько, что я рассерженной кошкой зашипела: – Я прямо сейчас буду помогать Хель! И начну с того, что сделаю мир лучше, украсив его отсутствием одного мелкого нахала! – И ринулась к капитанскому мостику. Но была тут же перехвачена. Рука Дьяра легла на мою талию. Но этого оказалось мало, потому напарнику пришлось меня еще и приподнять над палубой. Я оказалась прижата спиной к его груди, а макушку опалило горячее мужское дыхание. Мне вдруг резко расхотелось бежать куда-то и вершить вендетту. И не только ее. Ничего в этот момент не было столь важным, как рука, державшая меня, как тот, кто стоял рядом.