– Тиг, зачем так… Я сам с радостью прибью этого паршивца, – прошептал напарник и, удостоверившись, что я затихла, отпустил. А сам направился к капитанскому мостику. – Ну наконец-то! – с облегчением выдохнул цверг, когда маг приблизился к нему и капитану. – А я уже и не чаял, что ты, Дьярыч, любимого своего напарника вызволишь! – Он сказал любимого? – тут же уточнил один матрос у другого. – Ага, – подтвердил тот и тут же добавил: – Неужто Мелкий не ради девки, а ради этого патлатого на дирижабль полез из-за ревности? М-да… Дьяр был из тех, кто способен остановить пульсар на лету, разгул нежити в черных землях и даже мою истерику. Но что-то подсказывало, что задача ликвидировать только что родившуюся сплетню про его нетрадиционные предпочтения для напарника будет из разряда «миссия невыполнима». – Лучше замолчи, – предупредил маг карлу. И Молох тут же притих. А затем Дьяр, уже обращаясь к эльфу, произнес: – Мне есть что сказать, а тебе, капитан, что услышать. Но не здесь. Рихейнэль, недовольно дернув ухом, кивнул. После чего приказал матросам расходиться. Мы же вчетвером проследовали в каюту капитана. Молох все так же нашкодившим котом болтался в руке эльфа. Я лишь подивилась немалой силе жилистого тонкокостного хозяина «Инферно»: цверг был хоть и мал, но вес все же имел приличный. Это я, как фиктивная молодая мамочка, таскавшая его, могу заявлять. И вот когда мы оказались уже без лишних ушей, капитан в очередной раз показал свою дюжую практичность: вышвырнуть цверга за борт было можно, но совсем бесполезно для кошелька. А эльф был натурой деловой. Потому, как только выяснил от Дьяра, что цверг не агент сумеречных, а совсем даже наоборот, он предложил сделку. – Значит, Йоран, утверждаешь, что это твой знакомец. И ты можешь поручиться, что по прибытии в Эйсу он не побежит к гончим с доносом? – Скорее уж от них. – С этими словами Дьяр указал на магическое клеймо на шее карлика, которое от прикосновения к нему магии вспыхнуло. – Хм… – протянул задумчиво эльф. – Тогда как насчет того, чтобы тебе, Йоран, заплатить, скажем, четыре золотых… И я отдам свой улов. – На этих словах он выразительно встряхнул мелкого. – А ты уж сам решай: дышать коротышке воздухом за бортом или на палубе моего дирижабля. Я в разговор мужчин разумно не вмешивалась. Впрочем, Молох тоже как воды в рот набрал. Поэтому мы с цвергом лишь переглядывались. И я пыталась без слов его спросить: как он умудрился очутиться тут? Мелкий лишь пожимал плечами и разводил руками. – Не столько ли ты запросил у меня за аренду каюты? – жестко усмехнулся Дьяр, кажется, догадавшись о политике эльфийского ценообразования. – Если ты его в живых оставишь, то где-то же этот хорек должен будет спать? – резонно заметил капитан. – А у меня бесплатных мест нет. – Четыре золотых за какое-то место для мелкого, который в прыжке мне до пояса только достает? Ну уж нет. Ты, капитан, выделишь нам еще каюту, а то, боюсь, вчетвером в одной мы не поместимся. И отдашь ее за два золотых. Все же цверг и ест меньше, и размеры – в саквояж в полный рост войдет. – Вчетвером? – вытаращился эльф, вычленив из всего сказанного главную для себя информацию. Видимо, судорожно пытался понять, как и когда он упустил еще одного «безбилетника»? – С нами еще Смерть, – поспешила пояснить я. – Но, если что, она сама за проезд заплатить может, правда, особо твердой, надгробно-плитовой валютой. Или даже целый склеп решит отжаловать… На лице Рихейнэля отразилась мука гаишника, который очень хотел бы взять деньги, в смысле оштрафовать, но понимал, что в остановленной им машине ехал не простой водитель, а генерал. И взять у такого деньги банально не позволял инстинкт служебного самосохранения. Да, эльф хотел быть богатым. Но живым хотел быть гораздо больше. Потому разумно не стал требовать платы за проезд еще и с Хель. А вот за цверга состоялся уже ритуальный торг между Дьяром и капитаном. У меня даже закралось подозрение, что у остроухих в школах есть какой-то спецкурс вроде «Как торговаться, если эльфийская честность стоит дороже денег». Но и Дьяр не иначе как помимо своей магической академии окончил магистрат по операциям на межрасовом фондовом рынке и внешнеполитической дипломатии. Во всяком случае, я наблюдала второй раз торги на высоком нематерном уровне. По итогам оных Дьяр отсчитал два золотых и три медьки, одной рукой взял цверга за шиворот, второй – ключ от еще одной каюты, и мы направились к Хель. Я шла следом за напарником, прикидывая, что же могло мелкому понадобиться на «Инферно». Об этом я и намеревалась спросить Молоха. Но как только зашли в каюту, на несколько секунд все вопросы к цвергу отошли на второй план. Столь впечатляющей была картина Смерти, ритуально убивающей тортик. Хель выглядела как ночная жрица у своего алтаря, точнее, как сладкоежка у открытого ночью холодильника: с ложкой в руке она азартно уплетала десерт. – А как же диета?.. – потрясенно произнесла я, памятуя, каким презрительным взглядом Хель наградила тарелку квашеной капусты. – Так я всего кусочек, – ничтоже сумняшеся отозвалась Смерть. Я глянула на ополовиненное блюдо и подумала, что в чем-то костлявая права: если съесть торт, не разрезая его на части, то получится, что употребила она действительно всего лишь кусочек… И даже не весь! – А что до диеты, – продолжила Хель, – у меня была серьезная причина с нее соскочить, почти форм-мажор… – Форс-нажор ты хотела сказать? – невинно утончила я. – Тиг… вот я последний раз, между прочим, тортик ела почти сто лет назад! А тут он – такой стоит весь вкусный, свежий, вишенкой украшенный… – она так печально это произнесла, что мне против воли стало ее жаль. Но так и не попробованный десерт было жаль еще больше. – Черт с тобой. – Я махнула рукой и взяла ложку. В конце концов, кому дарили вкусняшку? Я подошла к расчлененному тортику. Надо ли говорить, что и цверг с Дьяром причастились к этому сливочно-вишневому великолепию? И, уже когда все было почти съедено, Молох поведал, как появился на дирижабле. Со слов мелкого выходило, что он, покинув нас, решил отправиться к своим сородичам, которые обитали в этом приграничном портовом городе. Вот только выяснилось, что они ждали его не с пустыми руками. – До того, как на меня повесили каменные кандалы, я одно дельце провернул, – нехотя признался Молох. – Крупное. Да не один. И нам, точнее мне, за него заплатили. А я уже должен был, значится, подельникам отстегнуть. Да не успел. Мы в борделе выполненную работенку обмывали, когда облава началась. Гончие, как бешеные крысы, налетели. Искали сбежавшего государственного преступника. Ну и под шумок загребали всех подряд. Линять с мешком золота было несподручно. Да и поймают – отберут. Вот я деньжата и припрятал. Да только сам схорониться не успел. Думал, и моих ребят в той кутерьме замели. А оказалось, что они удрать успели. Но на меня теперь зуб точат. Дескать, я их кинул. По всем кланам слух пустили… В общем, меня тут едва свои же не пришили. – И ты решил рвануть в столицу? – уточнила я. – Так я и до этого думал в сторону Эйсы. Токмо хотел слегонца отлежаться, метку эту судебную с шеи свести… Но вот пришлось когти рвать на ближайший дирижабль. Кто ж знал, что тут капитан такой упырь окажется, хоть и эльф? – А что за дельце-то провернули? – спросил Дьяр вроде бы лениво. Но меня не проведешь, я знала, что за этим праздным интересом может скрываться все что угодно, от житейской практичности до большой политики. Ведь, как я убедилась, Дьяр был из тех магов, которые сразу после завтрака усмиряют восстание нежити, за обедом мимоходом спасают империю, а перед ужином совершают подвиг. И «просто так», из любопытства, вопросов не задают. – Да так… плевое… – отчего-то смутился цверг. Но под тремя испытующими взглядами раскололся: – Орчанку, дочь вождя, мы для князя кровососов сперли, – выдохнул Молох. – Да ладно бы в качестве гарнира. Хоть не так стыдно. Нет… В жены! Трехсотлетний вампир, стройный настолько, что за шваброй мог спрятаться, отпрыск благородного рода – и влюбился на межрасовом приеме в императорском дворце в могучую орчанку, которая дракона на подлете остановит. Да не дубиной, а ударом кулака. Вот только родня с обеих сторон, ясен гроб, против была. Одним задохлик с клыками и крыльями ни в один бубен не стукнулся, вторым – не то что свататься к зеленомордым, лежать с ними на соседних погостах зазорно. Ну вот мы с ребятами немного и подсобили семейному счастью. За триста золотых. Правда, орчанка больно тяжелая оказалась. Чуть поясницу себе не надорвал, пока ее волок. А самое обидное: по итогу выяснилось, что деваха, которая плечами косяки в дверях раздвинуть может, тоже глаз положила на клыкастика. Знали бы, не глушили бы ее по темечку, а поуговаривали. Может, и сама бы, своими ножищами, до храма дотопала. – Или вас прибила, – заметил Дьяр, видимо хорошо знакомый с нравами орков. – Или прибила, – согласно выдохнул Молох. – Они же на чести повернутые. Правда, на своей, степной. Но чести. Разговор мы закончили уже за полночь. А после разошлись по каютам. Поделив их на «комнату для мальчиков» и «для девочек». Во второй остались мы со Смертью. И, к слову, весь дальнейший полет матросня, прознавшая, что за дальней дверью живут вредная магичка и сама Смерть, предпочитали к каюте не приближаться. И это было самое малое из того, что откалывали корабельники. Увы, стоило выйти на палубу, как в мою сторону начинали коситься (причем норовя это сделать через левое плечо), сворачивали кукиши, воняли при этом чесноком. И проделывали все это с навешанными себе на шею сушеными мухоморами. Последние были выкуплены у ушлого цверга, быстро сориентировавшегося, как на страхах дирижабельных мужиков сделать состояние. Мелкий рекомендовал сушеные грибы как наинадежнейшие амулеты от магов, поцелованных Смертью, да и от самой Хель заодно. В общем, Молох был тем самым соратником, который в миг, когда весь мир ополчится против тебя, будет стоять за спиной и продавать тебе патроны. Я же лишь качала головой, видя очередного детину, который крабьей походкой семенит от меня в сторону, таращась через плечо, зажав в поднятой руке мумию мухомора и распространяя за собой флер чеснока. Самое обидное, что на Дьяра при этом смотрели нормально и фиги в карманах не вертели. И вот кто из нас двоих после этого гроза нежити, темный властелин и вообще опасный со всех сторон тип? Во всем остальном полет прошел почти без приключений. Да и некогда им было случаться, когда меня муштровали. Хель задалась целью сделать из Вики Тумановой правильную Тигиан Уикроу. А Дьяр ей в этом активно помогал. И пока сама чернобалахонница отлучалась порой по служебной надобности, напарник просвещал меня в истории, картографии и генеалогии Трейгора. Как выяснилось, империя простиралась от коварных огненных впадин запада до восточной границы, которую подпирал край горной гряды, где и гнездились драконы. А где скал и пиков на карте не значилось, имелись весьма активные соседи: эльфы, гномы со своими кланами, долина вампиров, степи с кочевой ордой орков, дриады, засевшие в своих рощах. И сопредельники нет-нет да и начинали очередной военный поход, дабы трейгорцам не было скучно, а в мирное время – плели политические интриги. Север империи радовал вечной мерзлотой белых снежных пустынь. С юга Трейгор имел лоскуток выхода к Багровому океану. Дьяр рассказывал о географии, но при этом пристально смотрел на меня, словно пытаясь решить головоломку. С приснопамятного разговора на палубе мы старались держаться отстраненно. Вот только давалось мне это тяжело. Хотя умом я понимала, что так лучше: скоро все так или иначе закончится. И если мне каким-то чудом удастся выжить, избежав гнева Хель, то это случится точно не рядом с Дьяром. Потому что у него своя жизнь со своим долгом Трейгору, служением императору и, чтоб ей пусто было, невестой. И мне в этом плане на жизнь места нет. Мой разум шептал: лучше остановиться сейчас, пока еще не успела врасти в Дьяра корнями, пока еще он не забрался мне под кожу. Но это была рациональная часть меня. А чувства… чувства говорили, что он уже успел, уже забрался… Йоран манил меня к себе, притягивал, как бездонная пропасть. Это влечение было на грани разумного, когда стоишь на самом краю – и дух захватывает от одной мысли о том, каким будет этот стремительный полет, если ты решишься сделать всего один шаг вперед. Дьяр был моей личной бездной. Все, что могло быть между нами, – краткий миг свободного падения, после которого мое сердце изрежут осколки разбитых надежд. И вот сейчас, когда Дьяр рассказывал мне о Трейгоре, его взгляд словно гипнотизировал. Маг смотрел на меня будто бы невольно, словно не смотреть было выше его сил. – Зачем ты это делаешь? – перебила я напарника, не выдержав. – Что? – Вот так смотришь? Словно я головоломка, которая не дает тебе покоя. – Потому что ты действительно не выходишь у меня из мыслей, – нарочито бесхитростно ответил Дьяр, мимолетно странно улыбнувшись. Как будто мой порыв на шаг приблизил мага к какой-то ему одному известной цели. Но это был краткий миг – и вот уже лицо напарника вновь застыло живым воплощением невозмутимости. Возникла даже мысль, что все это мне привиделось. – И особенно меня настораживает тот факт, что Хель больше не чинит тебе препон. Наоборот, усиленно помогает… – И он чуть склонил голову, отчего темная прядь упала на его лицо, расчертив то на две половины, как маску двуликого Януса – таинственного бога, чье могущество могло соперничать лишь с его же расчетливостью. – У меня создается нехорошее впечатление, что вы о чем-то сговорились за моей спиной. – Дьяр, а тебе никто не говорил, что ты жутко впечатлительный? – попыталась отшутиться я. – Эпитет «впечатляющий» потешил бы мое самолюбие куда больше, – не остался в долгу напарник, но так и не дал сбить себя с намеченной цели. Увы, Дьяр оказался еще более настойчивым, чем гончий Эрвин, пытавший меня на предмет показаний против Йорана. Пришлось рассказывать о сделке с Хель и о том, что я не смогу выполнить условий этого договора. Ведь врач – это не профессия, это почти половая ориентация. А против природы не попрешь. И как мужик не может выносить и родить ребенка, так и я не смогу оборвать чужую жизнь. Это прошивка на уровне инстинктов и почти – физиологии. Вот только если мои пацифистские убеждения заставили Дьяра нахмуриться, то едва я упомянула о том, что мне нужно будет посетить императорский дворец и, скорее всего, встретиться с кронпринцем, напарник и вовсе помрачнел. Словно одно упоминание моего жениха разозлило Йорана. – Ты в курсе, что Лорин называл Тиг единственной? – голос Дьяра был столь мягок, что им можно было резать листовое железо. – И во дворце тебе придется изображать рядом с кронпринцем не просто невесту по договорному браку, когда девушке достаточно подарить сдержанную улыбку будущему супругу. Нет. Ты вынуждена будешь притворяться той, кто без ума от кронпринца. А влюбленные, знаешь ли, отличаются тем, что целуются, обнимают друг друга и не только… – Я в курсе, – холодно произнесла я, так и не договорив, «чем занимаются влюбленные наедине». Но напарник и так все понял. И в следующий миг навис надо мной, словно скала, уперев одну руку в спинку полуразвернутого к нему стула, на котором я сидела, вторую – в край стола. Мне пришлось запрокинуть голову, чтобы продолжить смотреть в лицо напарнику. Очень недовольному напарнику, на напряженной шее которого обозначились сухожилия и мышцы, проступили вены. Он судорожно вздохнул… А затем наши взгляды встретились. Синь его глаз почти исчезла, уступив место черноте, в глубине которой плясал яростный огонь. – Тиг… – мое имя прозвучало как проклятие… словно отчаянная молитва. Дьяр начал наклоняться ко мне, замершей в предвкушении. И я не могла с собой ничего поделать. Потому что меня звала, манила бездна обещанием стремительного, но упоительного мига свободного падения. Пол качнулся, и мне показалось, что я уже упала в эту пропасть по имени Дьяр. Но нет. Это всего лишь накренился дирижабль. Миг – и его качнуло уже в другую сторону. Дьяр чуть сильнее склонился надо мной. Так, что пришлось запрокинуть голову. И мои губы поцеловало его горячее дыхание. Еще миг и… Распахнувшаяся без стука дверь и басовитый недовольный голос цверга стали ушатом холодной воды: – Эх, жаль, грибочки закончились, а я только дело наладил, – причитал он. – Обрадовался, что сойду в Эйсе с деньжатами, хотя на дирижабль и без единой медьки пробрался… У вас, случаем, нет еще чего-нибудь такого, что сошло бы за амулеты от вас…