Молох знал толк в деловой переписке: все кратко и по существу. Еще и прядь моих волос в доказательство срезал и приложил к посланию, после чего свернул его и подошел к полке. – Та-а-ак… она была где-то тут. А, вот, нашел. – Он выудил странного вида свисток и подул в него. На другом конце трубочки на манер мыльного пузыря появилась прозрачная, дрожащая слюдяными стенками контура пичуга. – Мы хоть и не маги, тоже кое-что могем, – гордо возвестил цверг, сцапав пичугу и отложив свисток. А затем взял записку и запихнул ее в полупрозрачного голубя. Тот курлыкнул возмущённо, как настоящий, когда ловкая рука цверга закопошилась у него под хвостом. Назвав адрес доставки, карлик подошел к двери и выпустил вестника на улицу. – Не отследят? – на всякий случай уточнила. – Не смогут. Это особый, специально для таких случаев, – без дополнительных пояснений отозвался Молох. А потом зевнул и заявил: – Ну вы как хотите, а я в эту ночь умаялся и до обеда буду спать. И… завалился на один из топчанов, что стоял у стены. Я же думала, что не смогу сомкнуть глаз… Но когда села на соломенный матрас, то глаза закрылись сами собой. Проснулась оттого, что за плечо меня трясла Смерть. – Уже пора идти выкупаться? – продирая глаза, спросила я. – Нет, уже топиться, – фыркнула Смерть. И Молох, до этого что-то сосредоточенно складывавший в многочисленные карманы своих кожаных куртки и штанов, повернулся ко мне и пояснил: – Тут набережная через квартал. Так что я сейчас ухожу забирать деньги, а ты, как погаснет вот этот маяк, – он указал на язычок пламени, трепетавший посередине плошки с водой, – рвешь когти к реке и сигаешь в нее. Хель тебя подтолкнет, чтобы ты могла сказать, не соврав, что тебя скинули. М-да… слегка не так я представляла себе возвращение в лоно семьи, но… В общем, как сумели, так и пристроили меня в добрые руки родни. Я же, глядя на деловитого цверга, тоже решила подготовиться: аккуратно сложила отданные Дьяром кристаллы и перстень посла в тряпицу и туго скрутила ткань. Получился маленький сверток, который я и спрятала в чулок у голени. Мало ли. Все же буду нырять, а башмаки в воде и потерять могу. А местные гольфы почти до колена, так что точно не потеряю. Закончив свои нехитрые сборы, села ждать. Операция «подкидыш» началась с двенадцатым ударом колокола. Мы с Хель сидели на низком старте, гипнотизируя пламя свечи. Вдох. Выдох. Еще один вдох, и… Пламя мигнуло, погаснув. И я сорвалась с места. Лишь входная дверь лязгнула задвижкой зачарованного самозакрывающегося замка. Я неслась по улице в сторону набережной. Это был не центр столицы с белеными парапетами. Поэтому я легко перескочила через хлипкие перильца из жердин. – Стой! Куда! Дура! Ну кто ж так по-дилетантски топится! – завопила Смерть и подошла к вопросу моего ныряния профессионально – от души подпихнула меня, совсем как гордую птицу по имени ёж. В пятую точку. И я полетела. Красиво так. Далеко. Почти до середины течения. Вынырнуть удалось не сразу. Потому как с трудом определила в мутной воде, где все-таки верх. А когда макушка показалась над водой, то я услышала с берега: – Вот она! И я быстренько начала симулировать бессознательное состояние: раскинула руки в стороны, легла спиной на воду, отрешенно уставившись в небо. Краем глаза увидела: у берега промелькнула белобрысая макушка. Прыжок в воду – и вот уже ко мне кто-то плывет. Как выяснилось позже, это был гончий. Причем знакомый. – Знаете, нам с вами прямо-таки фатально не везет на встречи. И второй раз я при смерти. Меня начинает пугать такая закономерность, – выдала я Эрвину, сидя в карете, укутанная в теплый плед. Гончий сидел напротив меня, и в его взгляде была такая стена льда, что об нее более трепетной девице можно было бы и разбиться. Ну на худой конец – забиться в истерике. Но, увы, обмороки и припадки были не мой стиль. Рядом со мной на диванчике сидел отец, обнимая за плечи. – Большой вопрос, кому из нас не везет больше. Расскажите, что с вами произошло. – Я была в лапах преступников! – воскликнула я, не уточняя, что они же товарищи и подельники. И, поймав себя на том, что хочу потереть то место, куда так лихо пнула Хель, добавила: – А сегодня и вовсе в шаге от Смерти! От меня не укрылось, как во время пламенной речи Эрвин мельком глянул на кольцо. И тут проверяет на правдивость слов, шельмец! Но теперь-то я не новорожденный слепой котенок и кое-что знаю об этом мире. Так что еще посмотрим, кто кого. – Знаю, что мои слова не совсем своевременны, но мне нужно взять у вас показания по делу государственного преступника Дьярвира Йорана. Признаться, до сегодняшнего утра именно его считали виновным в вашем исчезновении, – тон Эрвина дал понять, что он и сейчас так считает. Ну не верил матерый гончий в такие совпадения: ночью взяли Дьяра, а утром всплыла и информация о единственной свидетельнице. А за ней с речного дна и сама Тигиан Уикроу. Живая и лишь слегка вредимая. – Вы правильно заметили, офицер Торон, – кашлянув, отозвался отец. – Ваши слова весьма несвоевременны. Моя дочь должна отдохнуть, набраться сил. Мы едва ее не потеряли. – И все же я настаиваю… – Нет, – отрезал крауф Уикроу. – Это можно расценивать как попытку помешать расследованию? – изогнул бровь Эрвин. И вот как у него так получилось? Он был абсолютно мокрым, до нитки, и при этом излучал надменность аристократа на светском приеме. – Я дам показания. Клянусь, что расскажу все, что знаю по делу Йорана, – запальчиво произнесла я. – Но дайте мне немного времени. Я специально не стала уточнять, сколько это самое «немного»: что для мужчины вечность в магазине, то для нас, дам, лишь начало шопинга. Вот и будем оперировать временем, исходя из того, что я все же девушка. И в нашей женской вселенной время течет немного по-другому. «Немного» я умудрилась размазать слоем в микрон до самого вечера. Но и Эрвин времени не терял. Поняв, что показаний вот прямо сейчас он не получит, офицер выставил у моих дверей охрану. Так, что даже микроб не проскочит, не то что посыльный от принца. Венценосный жених бывшей Тигиан, как только узнал, что невеста жива, тут же захотел меня увидеть, но получил вежливый отказ в духе «наша дочь еще слишком слаба». Хотя, как по мне, родители просто боялись показать жениху такое страшилище. Даже у меня, когда я переступила порог отчего дома и увидела себя в зеркале холла, возник вопрос: кто ночью брал лицо мое без спроса, кто пил им, так измяв его? Подтверждением моей теории стал тот факт, что оздоровительных настоек на моем прикроватном столике ныне стояло вдвое меньше, чем косметических. Среди последних были, кажется, все возможные: от «капель, убирающих круги под глазами», до притирки, удаляющей шелушение на пятках. Кронпринц же, в ожидании встречи, прислал мне подарок – шикарный букет роз, который тут же поставили в мою комнату. Вот только у цветов был столь странный аромат, что мне даже близко подходить к ним не хотелось. И я попросила их вынести буквально через несколько минут. Хотя остальным запах казался умеренным и приятным. Я лишь пожала плечами: после всех событий, возможно, что-то не так было с моим обонянием. Или розы ни при чем, а все дело в их отправителе? Вечером меня вновь посетил Эрвин. Все по тому же поводу – показания. Только на этот раз беседовали мы уже при свидетелях. В кресле рядом с камином сидел мой отец. В углу на стуле – лекарь. – Крауфиня Уикроу, разрешите напомнить, на чем мы остановились в прошлый раз, – начал офицер. Сегодня Эрвин не давил. Видимо, уже не опасался, что я вот-вот умру и унесу с собой тайну в могилу. – Ранее вы уже давали показания. Но они были неполными. Мы лишь начали разговор, и вы успели поведать, что стали свидетельницей разговора посла и Йорана в малой малахитовой комнате императорского дворца. В том, что вы говорили правду, я уверен: артефакт истины ни разу не изменил своего цвета. Вот только едва вы начали описывать сам разговор, как вам стало плохо и пришлось прервать допрос. А ночью, по словам мага, едва не умерли. «Угу, и не угробила тебе всю линию обвинения», – мысленно поддакнула я, глядя на невозмутимое лицо… противника. Да, именно так я и ощущала Эрвина Торона. И тем, что сейчас он был предельно вежлив, я не обманывалась. – Я ни в коем случае не хочу препятствовать ходу следствия, – начала я тоном добропорядочного гражданина, который позаимствовала у Молоха, – но и вы меня поймите. Я сейчас не совсем здорова. И если единожды рассказать все, что знаю, в зале суда я смогу, чего бы мне ни стоило отдать этот гражданский долг, то сейчас… Я, как ранее сказала в карете и повторюсь сейчас, готова принести любые клятвы, но на суде. Вот так. Я не отказывалась сотрудничать с офицером и имперской службой безопасности. Но что взять со слабой девушки, на долю которой выпало столько испытаний? Сегодня моя сила была в моей слабости. И Эрвин это понял. В его глазах я прочитала, что понял. И если при первой нашей с офицером встрече у меня не было шансов, я не знала ничего об этом мире, то сейчас… Маска крауфини сидела на мне как влитая. Я вела себя как Тигиан, улыбалась и вздыхала как она. Единственное, отчего на душе скребли кошки, – оттого, что я обманывала отца и мать Тигиан. Но я поклялась себе, что сделаю все возможное, чтобы они были счастливы, чтобы гордились своей дочерью. Я постараюсь полюбить их, не разбить их сердца, чего бы мне это ни стоило. Дьяр сдержал свое слово – сделал из меня крауфиню Уикроу. Сейчас во мне не так просто распознать чужую душу. Теперь моя очередь выполнить свою часть договора. – Значит, вам не придется долго ждать. Суд назначен на завтра, на полдень, – отчеканил Эрвин. Я же лишь в который раз подивилась скорости местного делопроизводства. Но внешне изобразила трогательную растерянность. Да-да, я такая нежная, ранимая, но если вы, благородный офицер, требуете, то я готова… ради родины, императора и чего там еще идет в комплекте к высокодуховным ценностям трейгорского патриотизма. Гончий покинул нас, тщательно сдерживая злость. Показания ему из меня выбить так и не удалось. Только клятву, что расскажу все, что знаю, о встрече в малахитовой гостиной Дьяра с послом. А вот ночь и утро прошли как в тумане. Я не могла ни о чем думать. Зато старшая крауфиня Уикроу сделала это за меня. Подобрала и платье, и украшения, в которых я должна буду появиться на судебном процессе. И ровно в полдень карета с родовым гербом Уикроу остановилась у центрального входа здания суда. Рядом шумела базарная площадь, чуть поодаль от которой выразительно красовалась заблаговременно сооруженная виселица. На нее смотреть не хотелось. Я повернулась в противоположенную сторону и увидела пирс. Не тот, к которому пришвартовался «Инферно» на краю столицы. Нет. Этот был, похоже, для аристократов и скоростных почтовых дирижаблей. От него только что отчалил как раз один такой, лёгкоостный, с почти миниатюрной гондолой. На котором разместиться могло не больше десятка человек. Пока я смотрела на личей, тянувших судно к небесам, моя охрана оттеснила толпившихся на лестнице репортеров, чтобы крауфиня Уикроу смогла легко пройти. Легко… какое это обманчивое слово. Мне сейчас было тяжело. Невыносимо. Я чувствовала себя натянутой до предела струной. Тронуть – и зазвеню. Прямая спина. Высоко поднятая голова. Открытая жадным до любопытства взглядам. И лишь в маленькой дамской сумочке – тайна, разбитая на двенадцать кристаллов. Тех самых, что Дьяр втыкал в лучи пентаграммы. Причина, по которой он передал мне камни, была очевидна: они могли легко затеряться меж папками его дела или в чьем-нибудь кармане. Так что у меня кристаллы до суда однозначно будут целее. Опыт общения с представителями (правда, слегка проспиртованными) местной Фемиды у меня уже имелся. Даже метка, тщательно прикрытая сейчас волосами, осталась. И я наивно полагала, что буду морально готова к заседанию. Увы. Белокаменный зал с полупрозрачным куполом потолка, располагавшийся на третьем этаже здания, украшенный монументальными колоннами, от тесной душной каморки, в которой выносили приговор уличным воришкам, отличался ВСЕМ. И обстановкой, и судьей, во взгляде которого сквозила такая неподкупная суровость, что невольно возникала мысль: сколько часов подряд перед зеркалом он тренировал столь холодный взор? Я уже не говорю, сколько пришло зрителей, желавших посмотреть на процесс над государственным преступником. Единственное, что оказалось неизменным, – это камень истины, лежавший перед блюстителем закона и видимый из любой точки зала. Едва я появилась в суде, как Эрвин Торон наградил меня нечитаемым взглядом и, протиснувшись сквозь толпу, тут же повел меня к месту, предназначенному для свидетеля. Оно оказалось прямо за спиной гончего. Проходя за сумеречным мимо рядов зрителей, среди последних я заметила даже несколько смертей, что сидели на стульях, обмахиваясь веерами и активно споря. Для них это было представление. Причем на оное они даже билетики купили! Что примечательно, Хель сидела с загадочной полуулыбкой и… принимала ставки! – А я тебе говорю, помрет этот голубчик сегодня, – вещала самая упитанная из чернобалахонниц. – Возьми мою ставку – четыре монеты с глаз мертвецов, что этого Йорана вздернут сегодня вечером на виселице, как преступника. – Не торопилась бы ты, Райнхельгильма, – проскрипела вторая голосом желны, что напоминал звук несмазанных петель. – Этот темный властелин уже какой год в списках вероятников на погибель висит. И все никак… Верткий, как змея. Небось, и в этот раз вывернется. – Раз такая уверенная, Маранирин, что ж супротив меня не ставишь? – подначивала ее толстушка. Чем все кончилось, я так и не узнала, поспешив за Эрвином. И тут же услышала с другой стороны: – Пс-с-с, краля! Еще поворачивая голову, я знала, что только один нелюдь в этом мире может набраться столько наглости, чтобы подманивать крауфиню, как пацан из подворотни, стоящий на стреме, своего подельника. Я лишь выразительно зыркнула на приличного с виду цверга в парадном штатском мундире, что сидел рядом с проходом: мол, чего? – Ты своему магу шепни, – зашипел цверг так, чтобы никто другой не услышал. – Если дело совсем швах и его на виселицу поведут, мои ребята уже наготове: и пол на эшафоте подпилили, и в веревку разрывником шмальнут, чтоб оборвалась. Так что пусть тикать, если что, готовится, Молох своих не бросает. Все это он произнес так быстро, что я лишь успела кивнуть, про себя отметив: значит, карлик уже не только успел раздать все свои долги, но и заручиться поддержкой товарищей по воровской гильдии. Шустер, мелкий… Дойдя до своего места, я села и постаралась оглядеться. Тот, кто затеял эту игру, непременно должен был сегодня находиться здесь. Но среди многоликой пестрой шумной толпы… Я украдкой оглядывалась.