Поэтому получилось так, что и дама, и напарник очутились рядом со мной и Эрвином. И мы с гончим стали невольными свидетелями их разговора. Да и дама не старалась, чтобы их беседа осталась приватной. Положив ладонь на щеку Йорана, она прильнула к нему со словами: – Вир, дорогой, ты не представляешь, как я за тебя переживала! Наконец-то все закончилось! Ужасные обвинения узколобых законников наконец-то сняты! Ты очистил свое имя от наветов… И это значит, что больше ничто не сможет помешать нашей свадьбе. Она щебетала, а у меня внутри словно рвались стальные канаты. Только сейчас я осознала, кто стоит рядом с напарником. Его невеста. Нареченная императором. Вот так нить чужого короткого разговора затянула наши с Йораном отношения тугим узлом. Я доверяла Дьяру. Чувствовала, что небезразлична ему. И знала, что он не обманет. Но то, что случилось между нами: страсть, любовь… Да, это все было искренним. Но Йоран ничего не обещал, кроме помощи мне как напарнице. И свое слово сдержал. Он в свое время прошел нелёгкий путь от адепта, наследника благородного мелкопоместного разорившегося рода, до одного из влиятельнейших магов империи. И этот брак укрепит его позиции. Возможно, сделает серым кардиналом трейгорской политики. И перечеркнуть все эти перспективы, поступившись волей владыки, ради чувств… Запястье при этих мыслях зачесалось. Невыносимо. Хоть массивный браслет, которым я скрыла так и не сошедший синяк, вместе с кожей сдирай. К слову, узор гематомы под наручнем становился все более замысловатым. Но я особо не обращала на это внимания. Были дела и поважнее. А вот сейчас… – Филиппа, о нашей свадьбе мы поговорим чуть позже. – Конечно. – Невеста Йорана тут же затрепетала ресницами и добавила, вроде бы чуть понизив голос, но не настолько, чтобы услышал лишь Дьяр: – Окно моей спальни этой ночью открыто для тебя… При этих словах плечи Дьяра напряглись, и он резко обернулся в мою сторону. И в этот момент я почувствовала на себе не просто изучающий, а буквально препарирующий взгляд Эрвина. Гончий был далеко не дурак, все понял, сделал свои выводы и… – Тигиан, вы меня поразили сегодня. Еще в ту нашу встречу, когда вы очнулись в постели, я понял, что на первом допросе ошибся на ваш счет… Вы не выходили у меня из головы… – он произнес это серьезно, словно боец, который для себя все решил, просчитал и тут же ринулся в атаку. – А касательно моего брака – это была ложь в ответ на ваш обман. Так что имейте в виду: я холост. И если вы все еще считаете себя скомпрометированной, я готов закрыть свой долг чести и взять вас в жены… М-да, я ждала от этого суда всего, чего угодно, но только не предложения выйти замуж! Но я не успела озвучить приличествующий благородной девице версию ответа на столь странный вариант мести – замужеством (или, может, это был оригинальный способ, чтобы я вновь не ушла от дачи показаний?), как в наш разговор вмешался Йоран. – Офицер Торон, не стоит говорить тех слов, о которых можете пожалеть, – отчеканил он тоном: нет, я ни капли не зол, просто хочу вас придушить, распять… раз пять или шесть. – Все мои действия и слова – лишь во благо Трейгора. И, несмотря ни на что, поверьте, я рад, что вы смогли оправдать свое доброе имя… Лицо Филиппы, оставшейся без внимания, на долю секунды исказила гримаса раздражения. Но в следующий миг она уже мило улыбнулась и, обогнув Дьяра, положила обе ладони ему на грудь в успокаивающем жесте. Невеста Йорана оказалась так близко ко мне, что я почувствовала шлейф ее духов. Приторных, тяжелых. Это была смесь не просто запахов лилии и магнолии, а, казалось, аромат самого греха. И тут я увидела на второй ее руке – не на правой, которой она еще недавно обнимала щеку Йорана, словно чашу, а на левой – перстень с рубином. Знакомый такой. Очень знакомый. Идеально сочетавшийся с парчой оттенка багрянца. Почти такое же кольцо мне в свое время дал посол как той, кто провела время на его постели. И если в нашем с ним случае все было весьма буквально, то Филиппа… Зато стало понятно, откуда на родовом кинжале Дьяра могла появиться кровь эльфа. В любовных утехах даже у осторожного остроухого, который кровь предпочитал брать, а не сдавать и уж точно не стремился быть донором, легко можно было позаимствовать нужный для обвинения ингредиент. Изобразить страсть, полоснуть ногтями по спине, оставив сочащиеся кровью росчерки, и… Все эти мысли пронеслись в моей голове в долю секунды. Неужели она была столь против брака, который напоказ сама же и торопила, что решила устранить нежеланного жениха странным способом? Как говориться, не противясь воле монарха, устроить все так, чтобы обернуть все в свою пользу. И если в открытом противостоянии Филиппе было не победить, то в закулисных интригах… Ее коварству и таланту можно было аплодировать стоя. Эрвин и Йоран, скрестившие взгляды, отступили синхронно. И Дьяр, склонившись к моей руке, поцеловал ее со словами светской благодарности: – Крауфиня Уикроу, я безмерно признателен вам за ваши слова и… – Он сделал паузу и добавил: – Дела. Они меня не раз очаровали. Это была не просто игра слов и коротких пауз. Сквозь деловую холодность мне почудилось признание. Когда нельзя сказать открыто, лишь намекнуть. Короткий поцелуй руки. Легкое касание с напряжением в тысячу вольт. Подошедший незаметным законник попросил Йорана пройти в комнату ожиданий. Дьяр нехотя попрощался, заверив, что вскоре вернется. Филиппа, стрельнув в Йорана взглядом, отплыла от нас с Эрвином. А вот гончий, увы, испариться, выпасть в осадок или раствориться в толпе не желал. В общем, вел себя в лучших традициях бракованного химического реагента. Видимо, ему хотелось приступить к допросу меня немедля. Но мешала сущая малость – окружающие. Я успела заметить, что Хель, изрядно выигравшая в споре смертей, станет ли этот день для Дьяра последним, ликовала. Похоже, у кого-то сегодня вечером намечалась пирушка… Молох куда-то исчез. Чей-то взгляд жег спину… Хотя я догадывалась, кому он принадлежал. Но не стала оборачиваться, чтобы убедиться. Моей задачей было избавиться от Эрвина, вцепившегося в меня хваткой галантного, но дюже голодного таежного клеща. – Зачем вы солгали о том, что рады освобождению Йорана? – я все же задала мучивший меня вопрос. За окном солнце уже клонилось к закату, пока что накидывая на облака лишь игривую золотисто-розовую вуаль молодой кокетки. И в ней, в этой перламутровой неге, стремительно проплыл еще один дирижабль. – Вы, конечно, не поверите, но это правда, – усмехнулся Эрвин, чуть склонив голову. – Знаете, именно такими словами и начинается самая грамотная ложь… – заметила я. – Для прелесть какой дурочки, которой вас, к слову, и считают в высшем свете, вы непозволительно умны, – вернул мне иронию гончий. – И все же: почему? – я не дала сбить себя с толку и вновь начала уводить разговор с опасной темы допроса. – Потому что император заинтересован в браке меж Дьяром и Филиппой. Он ясно дал мне понять это. Как и то, чтобы я вел дело о государственной измене абсолютно беспристрастно и тщательно. – Так тщательно, что вы не проверили улики на… Я начала запальчиво и осеклась, увидев, КАК на меня посмотрел гончий. Его подобный осколку льда взгляд пронзил мои глаза навылет, пробив стенку черепа. Догадка: Эрвин все знал – озарила подобно вспышке молнии. – Тогда зачем? – Затем, что он сам и только сам должен был доказать, что безупречен. И это был навет. – Не для вас доказать… – тихо, эхом отозвалась я. – Для… – Я посмотрела на галдящих зрителей, которые неспешно покидали свои места, и попыталась подобрать точное слово, но так и не смогла, озвучив как есть: – Для публики. Да, убери законники по-тихому улики из дела, не доведи обвинение до суда, и потом было бы не отмыться от слухов, что Йоран виновен. По столице и провинциям гуляли бы сплетни, что Дьяр просто надавил на гончих, что все куплено. – Оставалась лишь я, неучтенный фактор, чьи слова подтверждал камень истины. – Меня охватило странное состояние абсолютного спокойствия. – Да. Вы очень точно себя охарактеризовали. Неучтенный. – Эривн усмехнулся своим мыслям. – Знаете, чем ближе я знакомлюсь с вами, тем большее у меня возникает подозрение: даже если вы решите пнуть какой-нибудь камень на мостовой, то собьёте пару черепушек. Причем под «черепушками» я имел в виду не осколки какого-нибудь горшка, а вполне себе крепкие головы. Причем еще сидящие на чьих-то шеях. М-да… до этого момента я-то думала, что лучшую характеристику моему характеру с помощью скороговорки дал братец: тридцать три психоаналитика поступки сестры интерпретировали-интерпретировали, да недовыинтерпретировали. Но Эрвин его сделал. – И сегодня вы вновь озадачили меня. Скажите, откуда у вас были камни с записью? – задал вопрос, ради которого и затевался разговор. Вот ведь… гончий! Но тут к нам подошел кронпринц. Никогда не думала, что так обрадуюсь тому, от кого планировала держаться как можно дальше. Появление Лорина избавило меня от щекотливого вопроса. – Наконец-то я могу поговорить с тобой, любимая, – произнес венценосный. И вот странность: слова звучали мягко, а мне от них было колко. – Вы позволите, я украду у вас, офицер, мою Тиги всего на несколько мгновений? Есть просьбы, в которых не отказывают. И Эрвин это прекрасно понимал. Поклонился, не отрывая от меня изучающего взгляда, и поспешил откланяться. Кронпринц же предложил свою руку, и мне, как и гончему, пришлось ее принять и положить ладонь на сгиб локтя жениха. Мы шли неспешно, рассекая толпу, как ледокол торосы. И вот эта неспешность рождала во мне напряжение: что-то должно произойти. Скоро. Совсем скоро. Потому что пружина завернута уже до упора и начался обратный отсчет. Я прикрыла глаза, пытаясь понять, откуда у меня родилось это чувство тревоги. Что такого увидели мои глаза? Услышали уши? Почувствовали пальцы? Отчего родилось и все множилось беспокойство? И, только вдохнув полной грудью, поняла: запах. Магнолии и лилии. Он исходил от кронпринца. Почти неуловимый. Но на мужчине он мог остаться лишь в одном случае. И это отнюдь не беседа. Скорее уж очень близкий контакт. И что-то мне подсказывало, что это был не спарринг по боксу. Но если кронпринц и Филиппа любовники, то становилось понятно, почему невеста Йорана так жаждала избавиться от Дьяра: она просто расчищала себе дорогу к трону. А значит, следующей ее целью была я. Мой мозг в этот момент напоминал процессор: сотни операций в долю секунды. Расчет вариантов событий. И в этот бешеный поток ворвался размеренный голос Лорина: – Дорогая… – начал он, и мне пришлось улыбнуться в ответ, изобразив милую, кроткую улыбку. Это оказалось необычайно тяжело – выглядеть безмятежной и наивно-доверчивой, когда внутри тебя готовы взорваться вулканы. И только сейчас я поняла, что женственность – это в первую очередь не про воздушные платья и шпильки, а про умение скрывать своего внутреннего ВДВшника. – Да? – Я подарила жениху лучезарную улыбку. Такую, чтобы Станиславский в своем гробу зааплодировал и воскликнул: «Верю!» – Разреши мне побыть с тобой наедине. – С этими словами кронпринц толкнул дверь одной из боковых комнат. То ли это было помещение секретаря, то ли для ознакомления с делами. Во всяком случае, в небольшом кабинете имелся внушительный стол, заваленный бумагами, а стеллаж, стоявший вдоль стены, прогибался под тяжестью папок с делами. Охрана осталась в коридоре. От меня не укрылась и почти бесшумно щелкнувшая задвижка, и то, как вроде бы влюбленный не поспешил прижать к себе невесту, а наоборот – отошел в самый дальний угол кабинета, к столу, и задумчиво посмотрел в окно. Его пальцы выбили на полированной поверхности дерева, еще не захламленной бумагами, замысловатую дробь. Перестук от мизинца до большого и потом еще два удара средним и указательным. Я как завороженная следила за рукой кронпринца, и уже собравшийся пазл начал свою стремительную перестройку. – Дорогая, ты не выполнила своей задачи. Поэтому постой там, в углу. Не хочу испачкать мундир. – С этими словами в его руке вспыхнула алая сфера. – Извини, мне придется тебя убить. Последнее слово не иначе как сработало как манок для смертей. Они просочились через стену целым кворумом. Их косы стукались друг о друга, звеня. Остроконечные колпаки балахонов норовили слететь. Смерти махали костлявыми руками, экспрессивно обсуждая, как именно меня сейчас пришибут: останется ли кучка пепла после запрещенного заклинания мгновенного тлена или только черное пятнышко, а может, и вовсе без оного, запачкает ли при этом кронпринц мундир, развоплотит ли мою душу, или силенок не хватит и ее просто притопит на самом дне преисподней. И как после выкрутится венценосный: выйдет, сказав, что девушка осталась оправлять платье, и я исчезну в зале суда, или, может, навесит личину на какую-нибудь девицу, чтобы та еще помелькала в толпе? – Ставлю все: эта белобрысая выживет! – перебивая галдеж товарок, рявкнула Хель. – Да не, окстись! Тут стопроцентная смерть девки вырисовывается, – возразила другая костлявая, прижимая к груди программку с яркой крупной надписью: «Только сегодня! Взрывное шоу с рандомными смертями! Кто умрет, не может угадать сама Судьба!» – Так что я ставлю на блондинчика и кучку пепла в углу. Смерти тут же зазвенели монетами, желая, видимо, отбить проигрыш в суде. И лишь одна дотошно уточнила: – А почему ты, Хель, так уверена в девчонке? – Потому что она еще за меня и мой алтарь не отомстила. А пока она тех гадов не пришьет – хрен умрет у меня! Пусть только посмеет! – И ударила череном косы об пол. Вот только Лорин этого всего не видел. И не слышал. А я узнала главное: раз и на моего противника пришла, как и на меня, повестка о возможной кончине, то это значит, что у меня есть шанс. Пусть мизерный, но все же… А для спасения нужно выиграть время. Хотя бы на то, чтобы придумать, как спастись. – И давно Филиппа твоя любовница? Ты тоже использовал ее, как и меня, чтобы убрать Йорана? – я старалась говорить спокойно, но твердо. Не провоцируя, но и не давая слабины.