– Из Евангелия от Матфея, – сказала Лакост. – Когда Гамаш возглавлял отдел по расследованию убийств, он первым делом говорил новеньким агентам это. – «И враги человеку – домашние его», – процитировал Бовуар. Желина кивнул: – И Г. Е. Шарпантье начал бы искать убийцу среди домашних. – По-моему, это очевидно, – сказала Лакост, тоже вставая. – Домашние – это не только семья, – возразил Желина. – В евангельских словах более широкий смысл. Они говорят о ком-то близком. Очень близком. Глава двадцать вторая – Хо-хо, – сказал Шарпантье, глядя на карту в рамке. Гамаш снял ее со стены и протянул преподавателю. – Хо-хо? – повторил он. – А поконкретнее? Это какая-то важная карта? – Ничуть, – ответил Шарпантье, продолжая, однако, разглядывать карту. – К сожалению, мне нужно уходить. – Гамаш посмотрел на часы. Было почти семь. – Но я вернусь утром. Старший инспектор Лакост и часть ее команды остаются. Инспектор Бовуар тоже. Утром придут результаты криминалистической экспертизы. Гамаш протянул руку, собираясь забрать карту у Шарпантье, но тот не хотел ее отдавать. – Я поеду с вами, – сказал он. – Зачем? – спросил Гамаш. – Не хочу показаться невежливым, но я не понимаю, зачем вам это надо. – Я собираю карты. Эта вызывает у меня любопытство. Вы упоминали, что такое же изображение найдено на витраже в вашей деревне? – Oui. – Я бы хотел его увидеть. – Вы же сказали, что карта не важная. – Да. Но она важна для вас, – сказал Шарпантье. – Важна как карта или как что-то другое? Глядя на выжатого как лимон молодого человека, Гамаш взвесил все варианты и наконец сказал: – Соберите вещи для ночевки и через пятнадцать минут будьте у главного входа. Когда Шарпантье ушел, Гамаш взял карту. Стекло было влажное от пота. Он перевернул рамку и осторожно извлек карту. До Трех Сосен они добрались немного позже половины девятого и прямо подъехали к церкви Святого Томаса, где все еще ярко горел свет. Восемь человек повернули к ним голову, когда они вошли. Четыре жителя деревни и четыре кадета. Подобной многолюдности позавидовал бы любой священник. – Арман, – сказала Рейн-Мари, направляясь к Гамашу. Поцеловав мужа, она повернулась к худому человеку, опиравшемуся на две трости. Арман предупредил ее, что у них будет гость, но всего не сказал. Если люди состоят главным образом из воды, то этот был в большей степени человеком, чем все остальные. – Гуго Шарпантье, преподаватель академии, – представил его Гамаш. – Вы один из наших профессоров, – заявил Жак. – Вы ведете курс продвинутой тактики. – А вам нужно быть внимательнее на занятиях, кадет Лорен, – сказал Шарпантье. – Насколько я помню, вас убили на двух последних тактических упражнениях и взяли в заложники на третьем. Тест на фабрике. Вы его не сдали. Хуэйфэнь попыталась скрыть улыбку, а Амелия и Натаниэль с интересом посмотрели на Жака. Золотой мальчик без блеска – просто мертвец. Гуго Шарпантье повернулся к Гамашу. Гамаш выдержал его взгляд, точно зная, что на уме у преподавателя. Четыре кадета. Не в академии, а в маленькой церкви за много миль от города. Не было бы преувеличением сказать, что они здесь спрятаны, хотя они сами, возможно, и не понимали этого. – Месье Шарпантье коллекционирует карты, – пояснил Гамаш. – Я подумал, он будет полезен. Точнее, он подумал, что будет полезен. По пути в Три Сосны Гуго Шарпантье ничего не говорил ни о карте, ни о чем-либо другом. Они ехали в молчании, что устраивало Армана. Ему было о чем поразмышлять. – Это здесь, – сказала Рейн-Мари, подходя к окну. – Как же мы прежде не замечали? – Так задумал автор, – сказал Шарпантье. – Взгляните на его лицо. Двух солдат художник изобразил в профиль, и они смотрели перед собой. Но этот молодой человек смотрел прямо на зрителей. – Вот что вы должны были видеть. – Шарпантье показал своей палкой на молодого человека. – Выражение его лица столь поразительное, что вы забываете обо всем другом, в том числе и о карте. – Значит, карту специально скрыли таким образом? – спросила Мирна. – Введение в заблуждение, – вспомнила Хуэйфэнь, которая недавно прочла об этом в учебнике по тактике, написанном Г. Е. Шарпантье. – Цель в этом и состояла, – сказал Шарпантье. – Но для того ли, чтобы спрятать карту? Я не понимаю, зачем было помещать ее туда, а потом отвлекать от нее внимание. – Почему бы просто не убрать ее? – подхватила Рейн-Мари. – Или поместить на самом виду, – добавила Мирна. – Может быть, карта не важна. Так, обычная деталь, – предположила Клара. – Как пуговицы, грязь, оружие в кобуре. Всего лишь штрих, чтобы добавить достоверности. – Достоверности? Карта со снеговиком? – взвилась Рут. – С кем, по-твоему, сражался Канадский экспедиционный корпус? Со Снежным Пистолетом? Гамаш извлек из сумки оригинал, и Шарпантье, не спрашивая, взял у него карту и стал сравнивать с витражом. Та же самая карта. На скамьях лежали другие копии, а рядом с ними – тарелки с остатками ростбифа, рукколы и сыра камамбер на багете. Куриное мясо, соус песто и яблочные дольки на мягком, свежей выпечки, многозерновом хлебе от Сары. И различные бутылки пива и лимонада. Когда Арман и Рейн-Мари только переехали жить в Три Сосны и заметили, что местные жители берут еду в церковь, они были удивлены. И даже осуждали этот обычай. Но спустя два-три месяца Рейн-Мари спросила: «Разве есть правило, запрещающее есть или пить в церкви?» И они попробовали. Поначалу это казалось неловким, неправильным. Словно Бог оскорблялся, видя еду в своем доме. И так продолжалось, пока они не поняли: есть, разговаривать и смеяться в церкви не святотатство. Святотатство – оставлять ее пустой. – Как же вы ее заметили? – спросил у Амелии коммандер Гамаш. – Как же вы ее не замечали? – спросила она. Клара хотела приструнить Амелию, но вовремя остановилась, ведь вопрос был справедливым. Как они не заметили этого? Неужели их настолько приковывало к себе лицо солдата, что все остальное отходило на второй план, как и сказал молодой преподаватель? И что еще непонятнее, было ли это намеренным отвлечением внимания? – Я смотрела на нее. – Амелия махнула рукой в сторону Рут. – Она все говорила и говорила о чем-то… – Об истинной природе человека и его месте во Вселенной, – сказала Рут, адресуясь к Шарпантье. Она восхищалась двумя его палками против одной своей. – А по существу, о смысле жизни. – Конечно, – сказал молодой преподаватель. – …и мое внимание, – продолжала объяснять Амелия, – переместилось на окно за ее спиной. Тогда я и увидела. – Мы можем пойти куда-нибудь в другое место? – спросил Жак, вставая со скамьи. – Я себе уже задницу отсидел. – У меня тоже болячка в заднице, – заметила Мирна, глядя на своего постояльца. – Идемте, – сказала Клара. – Я устала, и Лео уже пора выйти.