– Я бы тоже так подумал, – продолжил он. – На вашем месте. Извините, мне не следует смеяться. Вы же не шутили. Человека убили, и я должен печалиться. Расстраиваться. Однако я ничего такого не ощущаю. Мэр переплел пальцы. Его веселые глаза посерьезнели. – Я презирал Сержа Ледюка. Если бы я задумал совершить убийство, то убил бы его. Я каждое воскресенье хожу в церковь. Иногда захожу туда в будни, чтобы помолиться за детей в беде или отчаянии. И я всегда молюсь за Сержа Ледюка. – За его душу, – кивнул Желина. – За его смерть. – Вы так его ненавидели? – спросила Лакост. Мэр Флоран откинулся на спинку кресла и немного помолчал, и в этой тишине Изабель Лакост услышала далекие крики и счастливый визг играющих детей. – Вы пришли, потому что знаете эту историю. Потому что коммандер Гамаш сказал вам, что случилось с вашей академией. Лакост хотела сказать, что это не ее академия, но решила не обращать внимания. Она понимала, что он имеет в виду. – Тогда я не буду пересказывать детали, но скажу вам: у нас маленький район. Почти ничего нет. Наше богатство – дети. Мы много лет зарабатывали деньги, чтобы построить для них место для игр. Где можно было бы организовать кружки и заниматься спортом круглый год. Чтобы они выросли сильными и здоровыми. Ведь потом они неминуемо уедут отсюда. У нас тут мало возможностей для молодых людей. Но мы могли дать им хорошее детство. И послать их в мир крепкими и счастливыми. Серж Ледюк украл все это. Мог ли я его убить? Да. Убил ли я его? Нет. Но пока он говорил, его начало трясти. От сдерживаемого гнева. Лакост знала, что это бомба. Облаченная в кровь и плоть. Человеческая бомба, конечно. Но это лишь увеличивало опасность взрыва. – Насколько я понимаю, коммандер Гамаш и вы разработали план, по которому местные дети смогут пользоваться спортивными сооружениями академии, – сказала Лакост. – Это, безусловно, поможет детям. – Вы думаете? Мэр смотрел на нее пронзительным взглядом, а она не сводила с него не менее проницательных глаз. – Где вы находились позавчера вечером, сэр? Он придвинул к себе блокнот и перевернул страничку назад. – Тем вечером я был на ужине в «Лайонс клаб». Он закончился около девяти. – Мэр посмотрел на них и снова улыбнулся. – Мы стареем. После девяти уже тянет домой. Лакост улыбнулась ему, надеясь и молясь, чтобы ей не пришлось арестовывать этого человека. Она знала, что Господь иногда откликается на молитвы. Ведь в конечном счете он откликнулся на молитвы мэра. – После этого я отправился домой. Дома была жена со своим бридж-клубом. Закончился роббер, и они разошлись по домам, а в десять мы уже легли спать. – Сколько лет вашей жене? – спросил Поль Желина. Вопрос полицейского удивил, но не обескуражил мэра. – Она на год младше меня. Ей семьдесят два. – Она носит слуховой аппарат? – спросил Желина. – Два. И да, по ночам она их снимает. – Он перевел глаза на Лакост. – И да, я мог незаметно выйти из дома. У меня бывает бессонница. Я спускаюсь в кухню, сажусь, работаю. Насколько мне известно, Мари не замечает, что я ухожу. Я стараюсь ее не беспокоить. Он вел себя как человек, которому нечего скрывать. Или терять. – Вы разрабатываете программное обеспечение, – сказала инспектор Лакост, и мэр кивнул. – Какого рода? – В основном программы для страховых компаний. Таблицы смертности. Вы удивитесь, сколько переменных необходимо учитывать. – А программы безопасности вы разрабатываете? – спросила Лакост. – Нет, это особая специализация. – Информация, с которой вы работаете для страховых компаний, конфиденциальная, – сказал Желина. – Частная. – Чрезвычайно, – подтвердил мэр Флоран. – Значит, вы делаете все, чтобы исключить возможность ее похищения? – Нет, я занимаюсь программированием. О безопасности думают другие люди. А что? Постойте-ка. Дайте догадаться. – Он посерьезнел. – Вас беспокоит система безопасности в академии. И не мог ли я ее взломать. Может, и сумел бы, хотя сомневаюсь. У них наверняка очень сложная система. Вы можете проверить в моем компьютере, чем я занимался в последнее время. Если найдете порнографию, все вопросы к моей жене. Даже заместитель комиссара Желина улыбнулся, услышав это. – Вы, вероятно, крупный специалист в программировании, – сказала старший инспектор Лакост. Мэр огляделся: – Мой кабинет кажется вам кабинетом очень успешного человека? Если бы я был так хорош, то, наверное, жил бы в центре Монреаля или Торонто. – По-моему, ваш кабинет – это кабинет очень успешного человека, – сказала Лакост. Мэр Флоран выдержал ее взгляд: – Merci. Следователи встали и пожали руку мэру, который сказал, что будет рад принять их в любое время. Пока они шли по коридору к двери и яркому мартовскому утру, Лакост сказала: – Таблицы смертности. Они пытаются спрогнозировать… – Когда человек умрет. * * * Академия вернулась к обычному расписанию. Жан Ги Бовуар следовал приказу коммандера Гамаша. Не просто для того, чтобы сохранить структуру и дисциплину, но и чтобы не допустить проведения расследования самими кадетами. Бовуар обнаружил, что они снуют в коридоре у квартиры Ледюка. Они ошивались и у кабинета убитого, снимали отпечатки пальцев с ручки его двери, как будто следователи из полиции забыли это сделать. Он находил их в тренажерном зале, где занимался Ледюк. Они обыскивали шкафчики. В поисках улик. Хотя понятия не имели, что должны искать. Это было естественно и даже могло показаться симпатичным, если бы не вызывало такого раздражения. Когда здание битком набито следователями-недоучками, это создает проблемы. А убийство еще больше все усугубляет. Как только в восемь часов начались занятия, инспектор Бовуар снял телефонную трубку. Он надеялся получить ответ на свое электронное письмо, но ответ так и не поступил. Он набрал длинный ряд цифр и услышал необычный рингтон. Два гудка вместо привычного одного. – «Макдермот энд Райан», – раздался веселый голос, словно здесь продавали плюшевых медвежат или цветы, а не оружие. – Здравствуйте, – сказал Жан Ги, стараясь контролировать свой квебекский акцент. – Я звоню из Канады. Я работаю в Квебекской полиции, и мы расследуем дело об убийстве. – Пожалуйста, минуточку. «Она поставила меня в режим ожидания? Неужели компанию засыпают звонками полицейские, расследующие убийства, и их приходится выстраивать в очередь?» Возможно, у них был специальный отдел, занимающийся этим. Жан Ги вздохнул. В трубке играла классическая музыка, но вскоре менее веселый голос ответил: – Инспектор Бовуар? – Oui. – Меня зовут Элизабет Колдбрук. Я вице-президент по связям с общественностью. Я получила ваше письмо и сейчас пишу ответ. Извините, что это заняло столько времени, но я хотела проверить факты. Ее голос звучал довольно резко, и Бовуару вдруг подумалось, что он сделал что-то не так. Это ощущение часто возникало у него, когда он говорил с людьми в Париже или Лондоне. – Не могли бы вы в любом случае отправить мне это письмо? – спросил он. – Мне нужно иметь письменный документ. Но если вы не возражаете, я бы хотел поговорить с вами сейчас. – Ничуть не возражаю. Это ужасное происшествие. В вашем письме говорится о смерти. Несчастный случай? – Non. Умышленное убийство. Выстрел в висок. – Ай-ай, – сказала она печально, но без удивления. «Если ты делаешь оружие, – подумал Бовуар, – то что, по-твоему, должно происходить?» Но вслух он спросил: