– Разделенный дом не устоит, – сказал Шарпантье. – Не нужно быть блестящим тактиком, чтобы понять это. – Да, достаточно быть мастером произносить затертые фразы, – пробормотал Жак. – А вы удивляетесь, почему я затворник, – сказал Шарпантье Гамашу. – Случаются дни, когда я этому ничуть не удивляюсь, – ответил тот. – Дом ведь все равно не устоял! – не унимался Жак. – Они все умерли, солдаты. Может быть, вместе. Но они умерли. На этой чертовой карте не грязь. Это кровь. На столе лежала копия карты, и он толкнул ее к Гамашу с такой силой, что уронил стакан. Вода потекла по столу в сторону коммандера. Все остальные отпрянули в стороны, но Гамаш остался на месте, глядя на кадета. Жак был так расстроен, что чуть не плакал. Он уставился на коммандера. Заметил глубокий шрам у его виска. Встретился с ним взглядом. И выдержал, не отвернулся. – Они умерли, – прошептал он. – Да, многие умерли, – сказал Гамаш, внимательно глядя на кадета. А потом медленно пододвинул карту назад по столу. Подальше от воды. В безопасность, к молодому человеку напротив. В этот момент появился Габри с завтраками, вытер воду, вопросительно посмотрел на Гамаша и ушел. Гамаш повернулся к Шарпантье: – Скажите им то, что говорили мне. – Я считаю, – преподаватель показал на карту, – что это одна из первых карт для спортивного ориентирования. – Для чего? – спросила Амелия. – Для спортивного ориентирования, – повторил Натаниэль. – Это такой же спорт, как керлинг? – спросила Амелия. – Керлинг – отличный спорт, – заявила Хуэйфэнь. – Ты никогда не пробовала? – Мне не нужно… – Да бога ради, – прервал их Гамаш. – Послушайте, что говорит преподаватель. – Ориентирование – тренировочный инструмент под маской спорта, – сказал Шарпантье. – Тренировочный для чего? – спросила Хуэйфэнь. – Для войны. Его использовали в Бурской войне, в Первой мировой – обучали офицеров ориентироваться на поле боя. Вот почему там показано то, чего не бывает на других картах. Камень, забор, дерево необычной формы, заброшенный дом. Но у нее есть такие же контуры, как у топографической карты. – Он похлопал ладонью по карте. – Тот, кто нарисовал ее, знал, как делать карты, и занимался ориентированием, когда этот спорт переживал детский период. – И вероятно, они жили здесь, – сказал Натаниэль. – Вы думаете, ее нарисовал тот солдат? – поинтересовалась Амелия. – Вполне вероятно, – ответил Шарпантье. – Но?.. – спросила Хуэйфэнь, расслышав неуверенность в его голосе. – Карта была нарисована опытным картографом. А солдат был еще совсем молод. Не успел научиться. По крайней мере, не до такой степени. – Ее нарисовал его отец, – сказал Жак, который разглядывал карту, пока они разговаривали. – И дал ему с собой. – Чтобы напоминала ему о доме, – подхватил Натаниэль. – Чтобы привела его домой, – сказал Жак. Шарпантье посмотрел на Гамаша, и тот кивнул: – Да, мы так считаем. – С чего нам начать? – спросила Хуэйфэнь. – Мы сами сообразим, – отрезал Жак. – Нам не нужна их помощь. – Но… – Вы попросите помощи, кадет, – сказал Гамаш. – И вы примете ее. – Почему? – спросил Жак. – Я видел, что происходит с людьми, которые выполняют ваши приказы. Арман Гамаш медленно, с нарочитой аккуратностью положил нож и вилку и уставился на Жака так пристально, что кадета начало трясти. Другие за столом, включая Шарпантье, отодвинулись подальше. – В муниципалитете Сен-Реми есть записи о продажах и покупках, – тихо и холодно проговорил Гамаш. – За сто, а то и больше лет. Там знают, кому принадлежало бистро, когда это здание было частным жилым домом. Начать нужно отсюда. Натаниэль записал это, но Жак продолжал смотреть в прорезь прицела. Коммандер Гамаш встал, тут же вскочили и остальные. Жак тоже поднялся, но неторопливо. – Я вернусь к семи. Хочу, чтобы вы к этому времени подготовили отчет. – Да, сэр, – сказали три кадета. Гамаш посмотрел на Жака, и тот выдавил из себя: – Да, сэр. – Bon, – сказал коммандер и подошел к Мирне. – На пару слов. Мирна последовала за ним в гостиную, чувствуя себя так, будто ее вызвали на ковер. – Да, он нашел видео, – признала она, прежде чем Арман успел сказать хоть слово. Но он продолжал молчать, и она кивнула. – Это я подсказала ему прогуглить вас. – Зачем? – Зачем? Затем, что он верит всему, что наговорил про вас этот Ледюк. Ему нужно знать правду, если он хочет чему-то научиться. Убийца разгуливает на свободе. Мальчишка должен наконец взяться за ум. – Никому не нужно смотреть то видео. – Послушайте, Арман, я знаю, вам не нравится, что оно там висит, но факт остается фактом: оно там висит. С какой-то своей целью. Если оно покажет этому молодому человеку, как все было на самом деле, то, может, и от него будет какая-то польза. – Разве похоже, что он переменил мнение? – спросил Арман. Мирна покосилась в сторону столовой и покачала головой. – Я думаю, тут действует что-то другое, – сказала она. – Я видела его лицо, когда он смотрел видео. Он был потрясен. Но каким-то необычным образом. Он словно сам вошел в экран. Чтобы понять, как оно происходило на самом деле. Это редкая способность – прочувствовать всю глубину происходящего. Он словно сам там побывал. Увидев лицо Гамаша, она повторила: – Словно. Гамаш посмотрел в сторону столовой и снова на Мирну. – Он видел их всех, – сказал Арман. – Реала, Этьена, Сару. Он назвал имена убитых, как накануне называла Рут. Мирна кивнула: – И Жана Ги. И вас. Наверное, он впервые осознал, что значит быть агентом Квебекской полиции. Герцог… так они его называли? Гамаш кивнул. – Герцог, вероятно, понарассказывал им всяких историй о власти и славе, где любое насилие – дело героическое и зрелищное, как в старых военных фильмах или вестернах. Смерть была чистой, и умирали по большей части не мы, а враги. Вот за что они его любили. Но видео показывает, насколько смерть страшна в реальности. Наверное, это привело его в ужас. И он вас за это ненавидит. Гамаш понял, что ошибался. Ему казалось, что кадет Лорен не воспринимает это серьезно, а на самом деле парень был почти парализован страхом. Жак мучился вопросом, который рано или поздно задавали себе все они: «Когда я окажусь в подобной ситуации, смогу ли я идти вперед или побегу с поля боя?» – Пора ему узнать, что от него потребуется, – сказал Гамаш. – Им всем пора узнать. Потом он улыбнулся. Мимолетно, коротко. Искренне.