Да ну нет, бред все! Незаменимых нет! Пусть валит! Может, мозг появится, хотя это вряд ли. К тому же скоро день рождения, проклятый день. Дни. Не придется ее отселять на неделю, как планировал. Да, все к лучшему. Прощай, Мирослава! В голову лезут дрянные мысли, что будет с девчонкой, когда она вернется в кампус. Плевать! Она свой выбор сделала, за свою дурь пусть расплачивается. В баре наливаю немного вискаря, но от желания напиться отвлекает звонок Вэла. С Селивановым у нас мало общего — в этом году я почти затворник, а Валера развлекается в компании с Шумским. — Тем, чисто между нами, не думай, что я лезу не в свое дело, но не хочу потом проблем огрести. Вэл совсем не на чиле, непривычно взволнованный. Понятно, случилось что-то. Но мне насрать. Мой вискарь меня интересует сейчас значительно больше. — Это твоей поломойки касается. Ну, Мирославы то есть. Вискарь определенно в фаворе. Собираюсь сказать, что больше не занимаюсь благотворительностью и мне глубоко плевать, в какое дерьмо Шанина снова угодила. Но Вэл торопливо продолжает: — Инга ведьма просто, я эту сучку реально боюсь, Тем! Она на твою девку решила Васиных натравить. Помнишь Лику и брата ее двоюродного? Который сидел? Его даже твой дед не стал отмазывать. Лику я, конечно, помню. Дочь человека, который нас с отцом от пули собой закрыл. Пятнадцать лет прошло, но тот день я никогда не забуду. Ликин отец охранником был у нас. После его смерти дед сделал так, чтобы его семья ни в чем не нуждалась. — Мира каким боком? — зачем-то переспрашиваю вместо того, чтобы сбросить вызов. — Из-за Кочетова? Лика опять с ним трахается? — Она с пузом ходит, — ржет Вэл. — Не в курсах? Тут, бля, целая дорама. Я сам долго не знал, Инга просветила. Лика сама без понятия, от кого залетела, сначала на Кочета дите повесила, потом нашла вариант получше, какого-то Алекса, и Тараса отшила, типа запасной вариант на крайняк. Деду твоему наплела, мол, ребенку нужен отец… — Еще раз. При чем тут Мира?! — Не могу слушать этот бред, но разобраться надо. Опять в дерьмо вляпается! — Инга слила твою поломойку Лике, типа еще чуть-чуть — и та лишится безотказного Тарасика. И Мирку накрутила — ну там Кочет ее любит, все дела, еще чего-то, да хер знает этих баб. Я к тому, что сейчас вроде как Шанина намылилась в город к Тарасику, но ее там будет ждать брат Лики. Я… это… решил, тебе, может, надо это знать. Стэна штырит от твоей девки, но сам ее тронуть не может… — Адрес! — Че? — Адрес, бля! Куда она поехала? Вэл что-то мямлит, но я уже набираю своему помощнику: — Нужен адрес Кочетова в городе, Лики Васиной, ее брата, их телефоны. Сейчас. Влюбленная, наивная дура! О том, что всего четверть часа назад я обещал больше пальцем не пошевелить ради нее, вспоминаю только, когда не могу дозвониться до Миры. Неожиданно пробивает холодный пот — на этот раз я не контролирую ситуацию, могу не успеть. Лика — жестокая, избалованная дрянь, ее брат вообще без тормозов. Я слишком хорошо понимаю, что они могут сделать с моей влюбленной дурой. Сам идиот. Надо было рассказать про Тараса. Хотя стопроцентно бы не поверила, а Кочетов рассказал бы свою версию, почему не сел, как остальные. — Возьми телефон, ответь! Убью! Кочетов тоже не отвечает, когда ему набираю. Велю Степану найти Лику, но время уходит. Я опять вписался за ту, кто никогда этого не оценит. С каких пор мне нужна ее благодарность? Когда в первый раз увидел, как она смотрит на Кочета… Нет, это была не ревность. Банальная зависть, которую раньше в себе не замечал. Пятнадцать минут до города — мой личный рекорд, Кажется, левым крылом задел чужую тачку. Отмечаю это где-то на периферии сознания. Главное — адрес Лики и то, что Степан до нее дозвонился. Вижу на дороге Кочетова — машет мне, показывает куда-то за дом. Еще не видя, уже знаю: Мира там. Уничтожу, если с ней что-то сделают. Мысль такая спокойная и… естественная. Даже не мысль, намерение. Четкое и понятное. Потому что никто не может ее обидеть, сделать больно. Никто, даже я. Теперь все становится на свои места. Глава 40 — …Они не должны покинуть город. Проследите за этим, пожалуйста. Да… я сам ими займусь… нет, не сейчас… потом, когда будет время. Возможно, завтра… да… нет, ее имя не должно всплыть. Найдите другую причину. У него есть бизнес? Тогда мошенничество, неуплата налогов отлично подойдут. Мне то ли снится голос Артема, то ли это явь, которую я не осознаю. Но мне тепло и уютно. Кто-то касается моего плеча, и приятный морок исчезает; я дергаюсь, да так неудачно, что задеваю ногой кожаную обивку салона. Вскрикиваю от боли и открываю глаза. На меня испуганно смотрит незнакомый мужчина средних лет в белом халате. Врач? — Тише, тише. Все хорошо. Где болит? — Мира? Что? Через пару секунд вижу нахмуренное лицо Баева. Он бледный и злой. На всякий случай вжимаюсь сильнее в кресло. — Нормально все, нога болит. — Выйти из машины сами сможете? — Артема отодвигают в сторону, и я снова вижу перед собой незнакомца. Оглядываюсь — недалеко стоят машины скорой помощи. Значит, не ошиблась — Артем привез меня в больницу. Он не должен был, не обязан был вообще ничего для меня делать. Но он приехал и спас меня. Снова. Что я натворила! — Вы меня слышите, Мирослава? Позвольте я вам помогу. Я не сопротивляюсь, когда мне помогают выйти из машины. Баев рядом стоит. У меня не хватает мужества посмотреть ему в глаза. Похоже, что это частная больница, потому что нет толп у регистратуры. Здесь очень чисто, пахнет спокойствием и надежностью. Меня отводят в одноместную палату, просят раздеться. Когда снимаю джинсы, вижу, что полноги в запекшейся крови. Вот это я упала! Но сил удивляться или расстраиваться у меня нет. Я жива, и это главное. Спасибо Баеву. Чувство вины обжигает изнутри, не дает сосредоточиться на словах врача. Я лишь отстраненно наблюдаю, как мне промывают ногу, протирают руки и лицо, спрашивают, когда я ела последний раз. А я не помню даже. Все в голове смешалось. Потом ведут куда-то, делают рентген, светят в глаза, водят металлическим молоточком перед глазами. Я послушно выполняю все, что меня просят. Все что угодно, только бы не оказаться снова в том доме, не видеть ногу, занесенную надо мной, и не слышать этот страшный прокуренный голос. Не знать, что на земле живет кто-то по имени Тарас Кочетов. Никогда, господи, никогда больше не хочу слышать о нем. Мерзавец, трус и подонок. Он никогда не был светом, лишь отблеском забытого кем-то ночника. Я искала солнце там, где в лучшем случае работала электрическая лампа. — Сотрясения нет, повреждений внутренних органов нет, есть ушиб ребер, но без переломов, — перечисляет врач через полтора часа моего пребывания в клинике. — Но вы на грани нервного истощения, вам необходим полный покой и правильное питание. Я бы предложил вам остаться на несколько дней в клинике. Прокапаем вас, проведем кое-какие поддерживающие процедуры… — Нет, спасибо! — обрываю я врача. — Не нужно, я в порядке, правда. — Уверена? Несмело оборачиваюсь на голос — Артем стоит, прислонившись к двери, и недоверчиво смотрит на меня. Он мне не верит и, кажется, считает, что я сморозила очередную глупость. — Д-да, я хочу домой. И едва сказав эти слова, понимаю, что дома-то у меня теперь нет. Баев расторг наше с ним соглашение. А у меня не хватит наглости попроситься обратно, да он и не пустит. И так сделал больше, чем я могла от него ожидать. Больше, чем я заслужила. А еще у меня нет денег на то, чтобы остаться в такой шикарной клинике на несколько дней. Артем переглядывается с врачом, будто меня тут нет, а потом согласно кивает: — Ладно, собирайся. Я тебя отвезу. И выходит из палаты. Я его даже поблагодарить не успеваю. Хотя после всего, что я ему сегодня наговорила, ему мое «спасибо» точно не нужно. На стуле лежит пакет с новыми брюками. Теплыми и мягкими. Вместо моих изгвазданных джинсов. Он и об этом позаботился. Мне тошно от самой себя. Что я скажу ему, когда мы с ним останемся вдвоем? Захочет ли он вообще со мной разговаривать?! В больнице я не видела на его лице и подобие улыбки. Иногда мне казалось, что он смотрит на меня с едва скрываемым презрением. В машине от давящей тишины становится совсем невыносимо. Только сейчас я понимаю, что в «Ягуаре» я разу не слышала музыку. Ни радио, ни популярные треки, даже подкастов, и тех не было. Но спрашивать я боюсь. Сижу, уставившись на ночной город. Артем едет не так быстро, как мог бы, машину ведет плавно, а мне бы хотелось как можно скорее оказаться подальше от него, не ощущать рядом того, кому стольким обязана и кого точно разочаровала. От волнения сердце бьется сильнее, когда понимаю, что он везет меня не в кампус. Мы едем к пентхаусу, я уже вижу дом вдалеке. Через десять минут мы молча поднимаемся на лифте. Лучше бы орал, честное слово. Сказал бы, что предупреждал, что нужно было его слушать, что он устал вытаскивать меня из разного дерьма. Он многое имеет право мне сказать. Но молчит, а я с ума сойду от этой тишины. — Я… спасибо большое за все, — дрожащим голосом выдаю я, когда мы заходим в пентхаус. Такой родной, оказывается. — Я… соберу вещи и завтра уеду. Можно? Сегодня поздно уже… Затыкаюсь, когда ловлю его колкий взгляд. Смотрит на меня сверху вниз как на букашку, ей-богу. Там, за домом, когда он взял меня на руки, когда всматривался в мое лицо, взгляд был совсем другим. Наверное, почудилось.