— Что?! Ты… ты был у меня дома? У меня?! — А ты живешь у меня и шаришься по моим вещам, — лениво отвечает Баев. — Я, кстати, кое-что прихватил на память. Ушам не верю! Он… он был в моем доме? Разговаривал с мамой? Значит… значит, и папу видел. И знает теперь, как я живу! — Нет! Не верю! Родители мне сказали бы… Я с ними вчера разговаривала! — А я просил не рассказывать. — Баев упивается моей растерянностью. — Знаешь, я умею быть убедительным. — Уму непостижимо. Но зачем?! Артем не отвечает, берет меня за руку и ведет к сцене в противоположном конце зала. Там за столы садятся гости. Вокруг Альбины Андреевны крутятся несколько мужчин в дорогих костюмах. Она не сказала, чем занимается сейчас, но явно какая-то очень важная шишка. И Баев просто подсунул ей меня! — Тебе сюда. Садись, Мира. — Баев кивает на свободное место за столом. — А ты? — спрашиваю, потому что, каким бы манипулятором и кукловодом ни был Артем, но сидеть тут одной, без него, мне точно не хочется! — Зачем я вообще здесь? — Потерпи немного, — хмурится Артем. — Чуть-чуть осталось. Совсем не удивляюсь, когда рядом садятся Настя с мужем, а с другой стороны — Альбина с какими-то важными мужчинами. Артема поблизости нет. Глава 54 В зале повисает тишина, атмосфера становится напряженнее. Перед сценой установлены телевизионные камеры, в проходах стоят люди с каменными лицами в черных костюмах. Мне очень неуютно, от Насти пахнет тонкими и очень дорогими духами, но ее нервозность и недовольство ощущается намного сильнее. Альбина негромко переговаривается со своими соседями. А я по-прежнему не понимаю, что здесь делаю. Осторожно осматриваю зал — через два стола замечаю наконец Баева, он сидит со своими родителями. Их я узнаю тотчас — почти ежедневно протираю их семейный портрет в кабинете на втором этаже. Взгляд бежит дальше и замирает на… Ульссон. Инга вместе с Шумским. Помирились, видимо, после скандала с порнухой. За столом с ними — их родители. Такие же важные и высокомерные, как их дети. И тут начинается шевеление — операторы разворачивают в проход свои камеры, журналисты вскакивают со своих мест. Мужчины в черном проводят на сцену двух человек. Деда Артема, сенатора, тоже узнаю легко — только у него чуть больше седых волос и морщин на лице. От него исходит тягучая аура власти, она давит, заставляет слушать и аплодировать. Арсений Баев вещает о важности нового центра для города, даже для всего региона, ему вторит второй мужчина. Это губернатор, и он благодарит всех, кто поспособствовал открытию онкологического центра. Настя заметно подбирается, она не сводит глаз с губернатора и сенатора. Я, наверное, так не смогла бы. Ни льнуть к Альбине, которой нет до тебя никакого дела, ни вот так жадно смотреть на два живых символа власти и денег. Нет, я не осуждаю, я лишь понимаю, что так бы не смогла. Я чувствую себя чужой в этом пространстве, и даже сидящая рядом Альбина Андреевна не спасает. Я — всего лишь марионетка, которая играет роль, навязанную кукловодом. И от собственного бессилия хочется разорвать Баева в клочья. Сенатор и губернатор под аплодисменты удаляются со сцены, за ними следуют фотографы и журналисты. Зал словно пустеет наполовину за несколько минут, хотя мероприятие продолжается: главный врач центра рассказывает о первых пациентах, которые уже лечатся здесь. Но его никто не слушает. — Мирослава, никуда не уходи, — шепчет мне Альбина, вставая со своего места. — Еще поболтаем. Настя пытается ринуться за ней, но муж удерживает ее, и она подчиняется. Делает вид, что слушает главврача и даже хлопает ему, когда тот покидает сцену. Не сразу соображаю, что официальная часть приближается к концу; за нашим столом остаюсь только я и Настя. Она меланхолично пьет воду, уставившись в одну точку. Кажется, она даже не замечает, что ее муж встает и отходит в сторону поговорить по телефону. — Не, ты глянь! Темный и сюда притащил свою поломойку! Мгновенно краснею от возмущения и стыда. Стэн плюхается на соседний стул и пьяно лыбится. — Настенька, солнце, вот уж не ожидал увидеть тебя здесь. Да еще и с мужем. — Привет, Стас, — сдержанно здоровается она. — Прости, что ты сказал? Поломойка? Она недоверчиво смотрит на меня, а я готова провалиться сквозь землю. Что я ей скажу? Что убираюсь в доме, где она жила с Артемом? Что вскрыла их комнату? — О! Да ты ничего не знаешь? — Шумский усаживается поудобнее. — Ну так я тебя просвещу. — Ты разве не студентка? — Настя спрашивает у меня. — Ты не «прапра» этого академика… забыла фамилию… Она щелкает пальцами, пытаясь вспомнить. — Шанин! — произношу я одновременно с Артемом, который уже стоит рядом. — Мирослав Шанин, Настя. Запомни это имя, — продолжает он и обращается к Шумскому: — Стэн, во-первых, встань с моего места. Во-вторых, Миру пригласил я. И еще, пока твой прадед крутил хвосты коровам в деревне, прадед Мирославы в Москве создавал ядерную физику. Настя едва слышно фыркает, прячет улыбку, хотя Шумского она явно не жалует. Тот лишь злобно щурится и нехотя встает. — Не только мой прадед крутил хвосты, твой тоже не академиком был! Баев садится на освободившийся стул. Его колено почти касается моего. Внутренне сжимаюсь от такой близости на людях. Как же хочется уйти отсюда, хотя обиженная морда Шумского меня радует. Я не забыла Лику! — Согласен, Стэн, — кивает Артем и оборачивается к Ульссон; та притиснулась к своему жениху. — Инга, отлично выглядишь. Красивое кольцо, кстати. Подарок? — Разумеется. — Ульссон демонстрирует нам свою руку, на которой сверкает огромный желтый камень. — Люблю цветные бриллианты. — Я так полагаю, это вместо сертификата на курс по минету? — спрашивает Артем таким тоном, будто доро́гой в музей интересуется. — Козел! — взрывается Ульссон. Она явно не ожидала, а вот Шумский глумливо ржет, обнимает свою подружку, и они уходят. — А ты не был таким, Тема, — с грустью в голосе произносит Настя. Я сижу между ними, но она смотрит на Баева так, словно они вдвоем и меня просто нет. — Каким? — Артем кладет руку на спинку моего стула; инстинктивно выгибаюсь, что не ускользает от внимания Насти. — Злым, саркастичным… обиженным, — все также грустно говорит она. — Зачем это все? Ты хоть понимаешь, что ты наделал? И девушку эту. — Теперь уже обо мне вспоминает. — Ее как… извини, Мирослава, как обезьянку… — Во-первых, если Мира больше интересна, чем ты, не стоит ее называть обезьяной, Настя. — Баев «включает» свой ледяной тон, от которого я нервничаю еще сильнее. — Это конкуренция, и ты ее проиграла. Во-вторых, Альбину позвал дед, у них свои дела; не лучший способ решать свои проблемы. Ну и в-третьих, я всегда был таким, детка. Ты меня никогда не знала настоящего. Как и я тебя, к слову. Настя бледнеет, ее губы крепко сжаты, но она не позволяет себе сорваться. Молча встает, когда к ней подходит муж. Тот неприязненным взглядом окидывает нас с Баевым и сообщает супруге: — Она уехала. Нам больше нечего делать. — И бросает Баеву: — Поздравляю! Артем сидит с непроницаемым выражением лица. Я не вижу радости, скорее привычное равнодушие. — Может, объяснишь, что происходит? — поворачиваю к нему голову. — И при чем тут я? Не мог по-другому расквитаться со своей бывшей? — Мог бы… наверное… Альбина от тебя в восторге, кстати. Что не удивительно… Но мне захотелось посмотреть на тебя здесь… — Где здесь посмотреть? Ничего не понимаю! Ты псих? И зачем опять надо было издеваться над Стэном и Ингой? Что ты сделал Насте? — Сколько вопросов, — задумчиво тянет Баев. — Ладно, поехали домой. По дороге расскажу. Если будешь себя хорошо вести. Глава 55 Они стоят в паре десятков метров от меня, держась за руки. Ждут, когда подадут их машину. Да, похоже, дед и здесь оказался прав — договорные браки прочнее любых других. Хотя я, как идиот, когда-то считал, что она не сможет жить с тем, кого не любит. Она и сейчас его не любит, но ценит, уважает. Заботится о нем и его деньгах. Вероятно, даже не изменяет. Разве что с его бизнесом. Что ж, ты получила, что хотела. «Ты мечтатель, Артем! И всегда им останешься. Наивный и добрый. Паришь в облаках». «Ты не понимаешь, что значит жить в нищете и любить такого, как ты!» «Женя крепко стоит на ногах. За ним я как за каменной стеной». Когда-то, когда мы были детьми и Настя сбегала с уроков в сквер на Поварской, она любила хлопать в ладоши и с хохотом повторять: «Шалость удалась». Так и хочется вернуть ее в прошлое. Сегодня удалась моя шалость. А ты не верила, что такое возможно. Но детское злорадство быстро проходит. Когда вижу, как он успокаивающе гладит ее по спине, в душе оживает давно спрятанная боль. «Мне правда жаль, Артем, но надо двигаться дальше». «Ты солгал мне! Это твоя вина, что я за него вышла замуж!» «Если ты несчастен, то потому, что сам так захотел!» «Ты никого не сможешь полюбить так, как меня. И я не смогу — как тебя!»