— Уйдешь тут, как же, — досадливо сказала я и у него между ног устроилась. Темперамент у Ломика будь здоров: не Аркаша, не муж и не Димка. Лом стонал, я повизгивала, одно слово: зоопарк. Я ему грудь целую, а он ко мне тянется, орет: — Развяжи мне ноги, твою мать, неудобно… Пришлось развязать. Он стиснул ногами мою задницу, ноги у него железные, я только охнула. Волосы мне на глаза падают, воздуха не хватает, Лом весь в поту, нижняя губа в кровь искусана. — Сними, наручники, — просит, — я тебя приласкаю. Словечко показалось мне двусмысленным, я на его лицо воззрилась, силясь отгадать, какой пакости от него следует ждать, а у него глаза мутные, губы свело, видно, не до пакостей сейчас человеку. — Да сними ты эти наручники, черт тебя дери, без рук кайф не тот. Я решила рискнуть, сняла их и в угол бросила. А Лом на меня кинулся, как стая голодных волков. Неутомимый у нас Ломик. Уже поздно вечером мы сидели на кухне. Я пила шампанское, Лом стакан водки хватил, усадил меня к себе на колени и запел: — Ладушка, красавица моя, ну что, ублажил? Я поцеловала его, похвалила за старательность, а он сказал: — Нам с тобой друг друга держаться надо. Слышь, Ладуль, я серьезно. Мало ли чего с Аркашкой… Кто у дела будет? Я, может, мозгами не очень, ну так и не лезу, а ты баба умная. Ладушка, я ведь знаю, Аркаша без тебя шагу не сделает, ты у него первый советчик, все дела знаешь. А я в этой бухгалтерии ни черта не смыслю. Давай дружить. Мы вдвоем с тобой таких дел наворотим, все деньги наши будут, а, Ладуль? — Чего это ты Аркашу хоронишь? — удивилась я. — Так давление у него. Жаловался. — Кого ты слушаешь? Он нас с тобой переживет. — Да на черта он нам, козел старый. Не надоел он тебе? Ты подумай, Ладуль, ну чего этому черту все: и баба такая, и деньги. Инфаркт я ему мигом устрою, ты только шепни. Слова Лома меня слегка настораживали: эдак он завтра вспомнит, что тут нагородил, и с перепугу голову мне оторвет. Надо было что-то придумать. — Ломик, — я время тянула, целовала его и грудью терлась, — скажи мне слова. — Какие? — Ну, какие мужчина женщине говорит. И Лом сказал. Слов пятнадцать, десять из них порядочная женщина даже мысленно повторить не сможет. Я покраснела, а Лом заржал. — Ладушка, радость моя, я ведь по-хорошему с тобой хочу. Поженимся, все деньги наши будут, слышь? Я ведь знаю, ты баба честная, сколько лет с Аркашкой жила и ему не изменяла, я ж приглядывал. А Димка, понятное дело, что ж тебе была за радость со стариком… Со мной все по-другому будет. Ты, может, думаешь, я бабник? Да на хрена они мне, ну лезут, суки, лезут, я ж один живу. Почему я до сих пор не женился, а? Я тебя жду, век свободы не видать, если вру. Слышишь, Ладушка? — Слышу, — вздохнула я. — Так что скажешь? — Считай, я в деле. Только вот что, горячку не пори, здесь по-умному надо… Я к делам присмотрюсь получше, вникну, чтобы разом все к рукам прибрать. — Хорошо, Ладуль, как скажешь. — И от меня подальше держись, — попробовала я внести ясность. — Аркаша не дурак, смекнет, в чем дело. — Понял, — кивнул Лом. — Завтра увидимся? Приезжай ко мне, слышишь? — Ломик, хочешь дело делать, о сексе забудь, — наставительно сказала я. — Как забыть, — ужаснулся он, — ты что, Ладушка, да на черта мне тогда и деньги? Да, трудно было говорить с распаленным страстью Ломом. — Надо поосторожней, меня слушай, скажу можно, значит, можно. Понял? — Завтра, да? — спросил Лом, заглядывая мне в глаза. — С ума сошел? Ты меня вообще-то слышишь? — Но сегодня время-то еще есть? * * * Прошел месяц. Димку я так ни разу и не видела. Душа изболелась. В начале лета пришла в контору. Лом тосковал на диване. Я села на стол напротив него, ногу на ногу закинула. — Где Аркашка? — спросила. — Здесь. Суетится. Радость у нас, сына женим. — Димка женится? — Как ни ударила меня новость, но перед Ломом я сдержалась, спросила спокойно. — Ага. Старичок наш рад, до потолка прыгает. Студентка, спортсменка и просто красавица. Порядочная. На порядочность старичок особенно напирал, видать, уже испробовал. — А где гулять будут, здесь? — Обижаешь, сына женим, один он у нас. В «Камелии». Старичок народу сгоняет, целый табун. — Ты пойдешь? — Конечно. Кто ж за порядком следить будет? — Да когда свадьба-то? — Послезавтра. Старичок по горло занят, слышь, Ладуль? Поедем ко мне? Лом поднялся, руки мне под подол сунул и целоваться полез. — Ломик, ты опять за свое, — мурлыкнула я. — Ведь договорились. — Договорились, договорились, не могу я. Хлопну папулю, надоел, прячься от него, больно надо. Без трусиков? Лом наклонился, лизнул мне ногу, усмехнулся блудливо: — Хочешь?.. — Я тебя, черта, как вспомню, на стенку лезу. — Ладуль, ну чего ты… — С ума сошел, Аркаша увидит. — В машину пойдем, на пять минут, а? Сил нет. — Потерпи до Димкиной свадьбы. — На всю ночь? — хмыкнул Лом. — На всю, да пусти подол-то, — разозлилась я. Аркаша в кабинете на калькуляторе что-то высчитывал, увидев меня, заулыбался. «Сейчас ты у меня улыбаться перестанешь». — Денег дай, — сказала я. — На что? — спросил он, подхалимски улыбаясь. — На все. — Ладушка, сына женю, прикинь, какие траты. — Чего на свадьбу не зовешь? Аркаша заерзал. — Сама подумай… — Ты что ж, стыдишься меня, что ли? — вскинула я голову. — Да господи, да разве ж в этом дело? Только ведь…