Надо полагать, это судьба. Танька, пританцовывая, ждала на остановке. Я открыла дверцу машины, и она плюхнулась рядом. — Мать моя, холод какой. Лето хочу. Дай гляну, что надела. Я распахнула шубу. — Так и знала. Выпендрилась. Теперь на тебя пялиться будет. — Я тебе сколько раз говорила, ищи подругу хуже себя. А ты простофиля. — Душевная я, этого у меня не отнимешь. Чего мужу сказала? — Сказала, что платье бордовое сожгла. — Правда сожгла? — ахнула Танька. — Нет. — Слава богу, хорошее платье. А твои титьки в нем высший класс, не только мужикам, даже мне сразу чего-то хочется. Тут Танька права: бюст у меня такой, что семь мужиков из десяти, увидев его, долго не могут захлопнуть рот, остальные трое живут с открытым ртом до конца жизни. Танькин возлюбленный ждал нас при входе. Грузинского в нем только и было что темные волосы, а вообще-то отнести его к какой-либо национальности было весьма затруднительно. Впрочем, Сан-Франциско далеко, и кто знает, какие там грузины. Понять, чего Танька в нем нашла, было невозможно, но она во всем проявляла такую стойкую оригинальность, что я давно оставила всякие попытки что-нибудь в ней уразуметь. Второй кавалер был совершенно бесцветен, к тому же по-русски не говорил, пялился на меня, что-то лепетал и все норовил ухватить за коленку. Черт его знает, что он там себе вообразил. Через полчаса стало ясно — ужин не удался. Сначала это поняла я, а потом дошло и до Таньки; возлюбленный говорил только на две темы: контракт и мост. Танька ерзала, смотрела на него по-особенному, потом притомилась и заявила, что от нее мало что зависит. Это она врала из вредности. Через час мы уже меленько трусили к моей машине. Танька материлась, скользя на высоких каблуках. — Нет, ты скажи, где еще такого дурака увидишь? А ты ехать не хотела. Да его за деньги надо показывать. Баба из трусов выпрыгивает, а он ей про мост лапшу вешает. Все, это последний американец в моей жизни. — Он грузин. — Козел он прежде всего. Ох… Ну что? Поехали к Аркашке, что ли? Напьюсь с тоски. — К Аркашке не поеду. Позавчера был. Надоел до смерти. — Бабки стричь не надоело. Поехали, не бросишь же ты меня, когда я в таком положении. — В каком положении? — В трагическом, дура. — Поехали, — сказала я, заводя машину. — Давай по объездной, быстрей получится. Но едва мы выехали на объездную, как в машине что-то подозрительно хрюкнуло, и она заглохла. — Чего это? — недовольно спросила Танька. — Бензин кончился. — Вечно у тебя что-нибудь кончается. Вываливай титьки на дорогу, мужиков ловить будем. — В шубе я. — Распахни. Мы вышли из машины, закурили и стали ждать появления спасателей. — Зараза, холодно-то как. — Холодно, Танюшка, холодно. — А я еще сдуру без трусов. Выпендрилась, прости господи, чулки и подтяжки… Для кого старалась! — Может, ты в машину сядешь, чего задницу морозить? — Хрен с ней, с задницей, все равно не везет. Тут в досягаемой близости появился «москвичонок» и притормозил. — Чего у вас, девчонки? — весело спросил дядька в лисьей шапке. — Ничего у нас для тебя нет, дорогуша, — ответила Танька. — Кати дальше. Дядька укатил. — Чего ты? — спросила я. — Плеснул бы бензинчику. — Душа у меня горит. — Ага. Душа горит, а задница мерзнет. Тут подкатила «бээмвэшка», первым вышел водитель, здоровенный детина с наглой рожей, за ним появился пассажир. Кожаные куртки, норковые шапки, одно слово — униформа. Первый радостно осклабился и спросил: — Что, девочки, загораем? — Загораем, — бойко ответила Танька, оглядывая парня с ног до головы, плохое настроение с нее как ветром сдуло. Танька от здоровых мужиков просто дурела, она их, как свиней, килограммами мерила. — Что случилось-то? — Бензин кончился. — Что ж вы так, девочки? Придется помочь. Как думаешь, Дима? Дима подошел поближе и улыбнулся. Улыбка у него — лучше не бывает. — Поможем, конечно. Нас разглядывали. Мне что, не жалко. Танька стояла подбоченясь, ухмыляясь и выглядела сногсшибательно. Парни засуетились, потом пошептались о чем-то возле своей машины и опять подошли к нам. — Девочки, накладочка вышла, — сказал первый. — Бензина у самих маловато, придется до заправки ехать. — Ясно, — усмехнулась Танька. — Да нет, серьезно, хотите, я вам Димку в залог оставлю? — Парень сделал паузу и добавил, глядя на Таньку: — Можешь со мной поехать, если не веришь. — Пожалуй, так надежней будет, — засмеялась она и, покачивая бедрами, пошла к «БМВ». Я села в свою «восьмерку» и открыла правую дверь. — Садись, Дима. Он сел, я включила свет в салоне, чтобы получше его разглядеть, ну и, само собой, чтоб и он увидел, кто с ним рядом. Дима был хорош. Лет двадцати пяти, голубые глаза, чувственные губы и улыбка героя американских боевиков. Еще одним явным достоинством Димы было полное отсутствие наглости: во взгляде, в улыбке, в манере сидеть. — Курить можно? — спросил он. — Можно, — улыбнулась я. — А вы курите? — Иногда. Мы закурили. — Думаю, они не скоро вернутся, — заметил Дима, но опять-таки спокойно, без нажима. — Я тоже так думаю, — согласилась я. — Если уйдешь, я не в претензии. — Да нет. Спешить мне некуда. Как вас зовут? Глупо разговаривать, не зная, как обратиться к человеку, — сказал он, словно извиняясь. — Лада. Лада Юрьевна. Он улыбнулся. — Имя у вас интересное. Редкое. — Да, имя у меня редкое. А тебя зовут Дима. Чем занимаешься? Ничего, что я спрашиваю? Он пожал плечами.