— Ой, Ладка, все мужики подлецы. А твой как? — Покатались, до дома проводил. — И не трахнулись? — Нет, конечно. — Че делается. Совсем баба дура. — Я тебе уже говорила, у порядочной женщины может быть один муж и один любовник. Два — перебор. — А если мужа нет, сколько любовников может быть? — Сколько угодно. — Слава тебе господи, в порядочных хожу. — Танька насмешливо посмотрела на меня и спросила: — Не надоел тебе твой Аркашка? — Надоел. Бросить бы его, заразу, да где еще так пристроишься? Не к Лому же на поклон. Давно жмется, и на роже написано: «Не потрахаться ли нам, дорогуша?» — Не вздумай с Ломом вязаться. Подлюга. Аркашка надежнее. — Вот и я так думаю. — Засиделась ты возле него. Погулять надо. Пригрей Димку. Мальчик-то какой, а улыбочка! Я махнула рукой. — Машину хочу — «Волгу». Аркаша обещал. — Ой, Ладка, — Танька головой покачала. — До чего ж ты на деньги жаднющая, прямо патология какая-то. Все тебе мало. Деньжищ у тебя — на всю жизнь хватит, а ты… сидишь возле Аркашки, на хрена он тебе сдался, старый черт? Плюнь на него, заведи мужика путного, бабьего веку осталось совсем ничего. — Отстань, — сказала я. — У тебя мужики, у меня деньги. Танька вдруг заерзала. — Ты меня домой не отвезешь? Что-то беспокойство у меня. Правда не ограбили бы. — Как Танька по мужикам ни сохла, но барахло любила еще больше. — Отвезу, — засмеялась я. В машине Танька опять начала приставать ко мне: — Мужа ты своего не любишь, Аркашку едва терпишь… Вышла бы замуж за хорошего человека, ребенка бы родила. — Отстань, Танька, сама рожай. Ребенка мне еще не хватало… — Ага, я уже родила. Бывший Танькин муж был алкоголик, у их ребенка была болезнь Дауна, Таньку он даже не узнавал, но она его жалела и регулярно ездила к нему. Возле дома она тяжко вздохнула: — Прямо боязно идти. Умеешь ты настроение испортить. — Да ладно, ступай, цело твое барахло. Я поехала домой, размышляя над Танькиными словами. И мужа я давно не любила, и Аркашка мне надоел, и денег я желала до судорог. Мой роман с деньгами начался давно и поначалу неудачно. Родители жили скромно, а я всегда мечтала о респектабельности, но по молодости дала маху: вышла замуж за актера. И ладно бы просто вышла замуж, а то ведь влюбилась, как кошка. Было мне девятнадцать, училась я в пединституте, а Валерка, закончив театральное, прибыл в наш город вместе со своим курсом и дипломным спектаклем «Милый друг». Он играл Жоржа Дюруа и был так хорош, красив и сокрушительно нахален, что дух захватывало. После спектакля я потащилась к нему с цветами и таскалась до тех пор, пока он не созрел до понимания простой истины: лучше меня никого на свете нет. Через месяц он признался мне в любви, через три мы поженились. Жили у родителей, спали на кухне, квартира однокомнатная. Зарплата у него была копеечная, и плюс моя стипендия. А тут квартиру предложили. Заняли денег. Бились как рыба об лед. Валерка по деревенским клубам катался, я полы в поликлинике по вечерам намывала, и все равно ни на что не хватало. Получили квартиру, еще беда — мебель. Опять долги. Я чулки штопала и ревела, учеников набрала столько, что от музыки, даже хорошей, тошнило. А тут беременность. Валерка за голову схватился. — Лада, куда нам ребенок? Как мы на мою зарплату проживем? Решили подождать. Я слезами обливалась, а в больницу все-таки пошла. Но доконало меня не это. Как-то, возвращаясь с работы, влетела в троллейбус, денег не было ни копейки, в кошельке один ключ, но устала я страшно, спину разламывало, и решила рискнуть. А тут, как на грех, контролер, и народу всего человек десять. Вся кровь мне в лицо хлынула, я стояла ни жива ни мертва, а рядом парень, молодой, не старше меня, одет с иголочки, на пальце печатка грамм на пятнадцать, и губы насмешливо кривятся. Посмотрел на меня, купил билет и мне протянул. Я взяла. На остановке вылетела из троллейбуса, он за мной, крикнул: — Эй, подожди, — и подошел вразвалочку. А я точно свихнулась. — Сволочь! — заорала. — Сволочь. И бегом домой, слезы по щекам размазываю, трясусь и сама себя ненавижу. Ни о чем, кроме денег, я уже думать не могла. А их не было. Валерка не выдержал первым. Ходил измученный, нервный, злой, а потом как-то враз переменился, ласковый стал, все Ладушка да Ладушка. Я гадала, в чем дело, пока мне Танька глаза не открыла: — Баба у него, торгашка. Лет на сто старше. Он на ее тачке разъезжает по доверенности, а она его после спектакля встречает и в ресторан. Хорошо устроился. Я пошла взглянуть на торгашку. Выкатилась баба лет сорока пяти, толстая, некрасивая, лицо отечное, мешки под глазами, и смолоду, видно, красотой не блистала, а теперь и вовсе ей природа ничего от щедрот своих не оставила. Но пальто на ней было класс и сапоги тоже, и топала она в тех сапогах к собственным «Жигулям». Я опять ревела, не от обиды даже, а от жалости к Валерке, каково ему с такой жабой спать? Деньги… Ох как денег хотелось! Прикидывала, где бы заработать, и так и эдак, ничего не выходило. На мужиков не смотрела, воспитание не то, замуж девицей выходила, и Валерке изменять было стыдно, хоть он этого и заслуживал. Отметили мой день рождения, ухнув всю зарплату, а на следующий день Танька пришла. — Муж где? — В театре. Премьера сегодня. — А ты чего не пошла? — Не в чем. Одно платье приличное, я в нем три года хожу. Люди думают — униформа, за билетершу принимают. — Так, — сказала Танька. — Хватит тебе пялиться на красивую рожу своего мужа. Завязывай. Пора зарабатывать деньги. — В проститутки не пойду. Брезгливая я. — Не ходи. Пойдешь в содержанки. — Чего ты городишь? Танька закурила и сказала очень серьезно: — Ладка, мужик у меня есть… Нам такие деньги никогда и не снились. Я у него долго не продержусь, характер не тот, не умею я мужиками вертеть, а ты баба железная, ты его до нитки оберешь. А я помогу. Ну что? Мы посмотрели друг на друга, и я сказала: — Как ты меня ему подсунешь, дура? Придешь и скажешь, вот моя подружка, трахайте за деньги? — По-умному сделаем. У меня и план есть. — Какой план, Танька? — Хороший план. В воскресенье придешь, познакомитесь. Когда в воскресенье я увидела Аркашу, меня затошнило — старше меня лет на тридцать, достает мне до уха, хотя рост у меня не бог весть какой, плешивый, и рожа глупая-преглупая. Я улыбалась, вела себя скромно, к Аркаше выказывала интерес. На кухне шепнула Таньке: — Да есть ли деньги-то у него, по виду — лопух. — Есть. Что я, родной подруге свинью подложу? Посидели мы втроем очень мило, и я Аркаше понравилась, он потом у Таньки про меня выспрашивал, а она, дурочкой прикинувшись, охотно отвечала. Мы не торопились, Аркаше я глаза не мозолила, виделись всего пару раз, но стараниями Таньки интерес ко мне поддерживался. Выбрали день, когда он должен был прийти, я явилась на час раньше, и Танька мне сказала: — Ладка, муж у тебя актер, за пять лет кой-чему ты у него должна была научиться. Реви так, чтоб деревянного проняло. И я заревела. Звонок в дверь, Танька открывать пошла, дверь в комнату распахнута настежь, Аркаша на пороге с цветочками, а Танька ему: — Извини, ради бога, не до гостей сегодня. Аркаша увидел, как мой бюст ходуном ходит от горьких рыданий, и в квартиру прошмыгнул. — Что случилось? Почему Лада плачет? Танька и из себя слезу выжала: — Иди, Аркаша, не до тебя сейчас. — А он уже в комнате. — Лада, что с тобой? — Отстань от нее. Тут такая беда. Ей завтра за квартиру отдавать, собрали деньги, а у нее кошелек в троллейбусе украли. Мужу говорить боится, половина денег в долг. Ох, голова раскалывается, что делать, не придумаю. Я реву еще громче, голову руками обхватив, а Аркаша бочком ко мне. — Лада, не плачь, я помогу. Дам я тебе денег. — Что ты болтаешь, а? — говорит Танька. — Как она тебе их вернет, что мужу говорить будет? А Аркаша меня по коленочке гладит и ласково так говорит: