Сказала и тут же покаялась. Лицо у Димки пошло пятнами, он весь затрясся. — Ты, ты… — Он стал задыхаться, слово произнести не может. Я заревела и рассказала историю своей жизни, красочно и жалостливо; он хмурился и кусал губы. Расстались мы в этот день как-то холодно, и я вся извелась. Но на следующий день он все же позвонил мне, от сердца отлегло, но не надолго. Димка стал задумчивый, странный, в глазах тоска. Через месяц после нашего первого свидания сказал: — Лада, я не дурак, все понимаю… В общем, есть у меня возможность хорошо заработать… Не хотел я этого, то есть я хотел все сам… что-то я не то говорю… Если у меня будут деньги, ты его бросишь? Я подумала, что не мешало бы мне всплакнуть, и всплакнула. — Ты ничего не понял, — рыдала я. — Я тебя люблю, я тебя очень люблю. Димка стоял на коленях, целовал мне руки и только что не плакал со мной. — Лада, милая, я ведь хочу, чтобы у нас все было по-настоящему, я на тебе жениться хочу. Эта мысль мне не понравилась. — Димка, я ж на пять лет тебя старше! — Ну и что? У меня мама на три года старше отца. Подумаешь! Лучше скажи, ты меня любишь? — Люблю. А еще через неделю мы лежали рядом, и Димка сказал: — Глаза закрой. — Зачем? — удивилась я. — Очень ты любопытная. Когда я открыла глаза, на моем животе лежал большой изумруд в оправе на длинной цепочке. Я ахнула, а потом испугалась. — Где взял? — накинулась я на Димку. — Купил, — пожал он плечами. — Купил? — Я вскочила. — Откуда у тебя деньги? — Заработал. — Где, где ты мог заработать такие деньги? Я разозлилась не на шутку. Димка отнекивался, а потом рассказал путаную историю о мужике, которому надо было срочно отремонтировать помятую машину. История выглядела подозрительно. — Димка, — сурово сказала я, — ни во что не ввязывайся. Он засмеялся, погладил мою грудь и спросил: — Ты меня любишь? — Конечно, люблю. — Бросишь его? — Брошу, только дурака не валяй. Как Аркаша и обещал, машину я получила к двадцать третьему февраля. Надо было его отблагодарить, и я поехала к Аркаше в контору. Конторой именовали ресторан с дурацким названием «Ну, погоди». Придумал название сам Аркаша и страшно этим гордился. Ресторан был его легальным бизнесом и приносил ощутимый доход, здесь Аркаша проводил большую часть своего драгоценного времени, здесь строил замыслы и отсюда умело пакостил остальному человечеству. Я припарковала машину, подкрасила губы и отправилась к дорогому другу. Было часа три, в зале пусто, за стойкой, развалясь с кошачьей грацией, сидел Генка Ломов, или попросту Лом. Был он ближайшим Аркашиным помощником по части пакостей, а здесь числился кем-то вроде администратора. Мозги Лома при желании можно было уместить в спичечный коробок, но подлец он был невероятный, и я предпочитала дружить с ним, как, впрочем, и все, с кем сталкивала его жизнь. Росту Лом был огромного, мускулатуру имел такую, что мог потягаться с некоторыми признанными звездами, рожу наглую и улыбку, как бриллиант в тридцать два карата. Был в Ломе особый бандитский шарм. К природным достоинствам странным образом приплелась любовь к гангстерским фильмам, оттуда Лом позаимствовал привязанность к дорогим костюмам, рубашкам с запонками, гладко зачесанным волосам и белому кашне. За белое кашне местная шпана его особенно уважала. В образ этот он вжился потрясающе, бабы по нему с ума сходили, и, когда по вечерам он вышагивал с ленцой по ресторану, сунув руки в карманы и насвистывая негритянский мотивчик, из всех углов неслись тихие бабьи стоны. Несмотря на всю эту клоунаду, свое дело Лом знал хорошо, был крут, а если надо, то и беспощаден, боялись его до судорог. Аркаша Лома не любил, потому как рядом с ним выглядел сморчком, а чтоб в глаза помощнику взглянуть, голову запрокидывал чуть ли не на спину и злился страшно, но без Лома обойтись не мог и терпел его. Генка увидел меня, блудливо улыбнулся и сказал нараспев: — Ладушка. — Привет, Ломик, — мяукнула я и подошла вплотную. Он слегка раздвинул ноги, касаясь коленкой моей ноги, ухмыльнулся еще шире и только что не облизнулся. Я облокотилась на стойку — в таком ракурсе бюст мой выглядел сокрушительно. Лом воззрился на него и все-таки облизнул губы. — Аркаша здесь? — Ага. Вчера Косой был. Фейерверк устроил. Старичок наш убытки подсчитывает. Злой как черт. — А ты чему радуешься? — А мне что? Я считать не мастер. В школе двоечником был. Мое дело кулаками махать. Лом посмотрел на свой здоровенный кулак с печаткой на мизинце и любовно его погладил. Я усмехнулась и еще чуть-чуть продвинулась вперед. Лом покосился на дверь Аркашиного кабинета, легонько меня по бедру погладил и опять пропел: — Ладушка, красавица ты наша. Смотрю я на тебя, и челюсти сводит. — А ты их разожми. — Боюсь из штанов выпрыгнуть. — А ты штаны-то сними, не стесняйся, что я, мужика без штанов не видела? — Как же, мне Аркаша за тебя враз башку оторвет. — Ну и что, она у тебя все равно только для красоты. Ты ж ею не пользуешься. Он опять ухмыльнулся, спросил: — Старичок тебе «Волгу» пригнал? — Мне. — Раскошелился, значит. — Лом снова погладил мое бедро. — Как он с тобой управляется, козел старый, такую бабу ублажить надо, а, Ладушка? Доведешь старичка до инфаркта. Перетрудится. — Берегу я его, не балую. Лом засмеялся. — Стерва ты, Ладка. — Конечно, стерва, а кто еще с вами, бандюгами, вязаться будет? — И то верно, — согласился Лом. Тут дверь Аркашиного кабинета открылась, и он сам выкатился. — Чего вы там шепчетесь? — Он нахмурился. Я подошла к нему и поцеловала в лысину. — Спасибо за подарок. Он подозрительно покосился на меня, потом на Лома и сказал: — Идем, поговорить надо. В кабинете я села на стол, распахнув шубу. — Коленки-то убери, — досадливо буркнул Аркаша. — Войдет кто-нибудь. — Ну и что? Иди сюда. — Подожди. Вчера Косой был. — Знаю. Лом сказал. — Грозился. — Подумаешь. Иди, я тебя поцелую. — Да прикрой ты коленки, ну что за баба. Ух, глаза бесстыжие. — Отстань, надоел. — Надоел. Только и слышу. О чем с Ломом шептались? Думаешь, не видел, как он задницу твою оглаживал? Мужа тебе мало, а? Что ты перед ним титьками-то трясешь? Ведь просил, просил же… — Да пошел ты к черту, — сказала я и направилась к двери.