– Я обещала научить его петь. – Внезапно. – Энди касается моей руки. – Сможешь отказаться? – Нет. Не знаю. Боже. Ну конечно. Единственный день, когда я запланировала сделать что-то без банды, – и тут на сцене появляется Мэтт Олсон. И да, думаю, я могла бы просто отменить встречу с Ноем. Один день все равно ничего для него не исправит. Но у меня всегда проблемы в таких ситуациях. Аллергия на необходимость делать выбор. Точнее, на необходимость выбирать между людьми. С одной стороны, вот они: мои лучшие друзья, моя банда и самый красивый парень во вселенной. Все они хотят провести день, репетируя со мной партии из мюзикла, в котором я мечтаю получить роль. А с другой стороны, вот Ной: пижон, который манипуляциями заставил меня согласиться на встречу. Только я не из тех людей, кто легко отказывается от обещаний. К черту, впрочем. Только подумать: Мэтт и банда будут репетировать без меня. Думаю, отчасти я рада, что там будут не только Энди и Мэтт. Рейна и Брэнди проследят, чтобы они друг к другу не подкатывали. Хотя это сама по себе странная мысль. Сдерживать подкаты Андерсона. Раньше мне не приходилось об этом думать. Да и зачем? Это все равно что ставить подножку партнеру по танцу. Глупо, абсурдно, все равно что себе. Но с Мэттом, кажется, все иначе. Не знаю, какие на этом поле правила. Никогда раньше наш общий краш не становился такой реальной влюбленностью. – Я так зла на себя сейчас, – вздыхаю я в рукав рубашки. – Все будет хорошо. Главное, помни: ничего молочного. – Энди хитро щурится. – Тебе нельзя. Ною можно. – Какой ты злой, – говорит Брэнди. – Ну а что? Для меня неважно, стал ли он протеже Кейт. Я думаю о нем как о сопернике. – Ной точно не мой протеже. – Я с трудом улыбаюсь. – И нет, он совершенно точно тебе не соперник. Сцена восемнадцатая Честно говоря, дела у него даже хуже, чем я думала. – Нота до третьей октавы, – говорю я. – Вот так, – и пропеваю короткую четвертную ноту, без вибрато и прочих выкрутасов. Ной примостился на краю моей кровати, больная рука – на перевязи. Спина идеально прямая, так что за постановку позы он мог бы получить дополнительные баллы. Но что касается исполнения… – А-а-а-а-а… – Ощущение, что у тебя берут пробу на стрептококк из горла. Ной расцветает: – Это хорошо. – Нет. – А-а-а-а-а… – Попробуй с закрытым ртом. – М-м-м-м-м. – Он вскидывает на меня глаза. – Так лучше? – Лучше. Не лучше, конечно. Он просто поет какие-то случайные ноты. Не будь мы в одном хоре, я решила бы, что он издевается. – Эта комната так не похожа на твою спальню в доме мамы. – Ной опирается на локоть и разглядывает балдахин. – Эта комната принадлежит маленькой девочке. – Так, слушай. Никто не просил тебя… – Не думаю, что тут что-то менялось со средней школы. Ты, наверное, даже бумажки на столе не перекладывала, да? – Что с того? Он прав: моя комната в папином доме – своего рода музей имени меня. Здесь обитают мои любимые плюшевые мишки-близнецы, Амбер и Эмбер. Стены выкрашены в розовый и до сих пор пестрят переводными наклейками с изображением Рапунцель, над кроватью – балдахин, потому что таким уж я была ребенком. На комоде стоит керамический чайный сервиз, книжный шкаф огромен. Еще тут есть гигантская корзина с одеждой для кукол, в которой, пожалуй, чуточку слишком много тог, сшитых Брэнди и Рейной в период их краткого увлечения серией кукол «Америкэн Герл – модный дизайнер». Все это Ной уже видел. Будь на его месте Мэтт, я умерла бы тут же. Но Мэтт сейчас у Андерсона и без меня. – Давай попробуем под музыку, – быстро предлагаю я. – Слушаюсь, капитан. – Так. Какую песню ты выбрал для прослушивания? – Никакую. – Ладно… – Я включаю динамик на телефоне и начинаю рыться в списке. – А какие ты знаешь наизусть? Но когда я поднимаю взгляд, не дождавшись ответа, Ной лежит на кровати, подложив здоровую руку под голову и закрыв глаза. – Ной? Он вздрагивает и садится. – Что? – Ты заснул? – Никогда! – Он криво улыбается. – Возможно. – Ной! Я просто смотрю на него. Поверить невозможно. Я пропускаю невероятную репетицию с бандой ради вот этого вот. Ради пижона, который заснул на уроке, который я согласилась провести. Серьезно? Я ведь не прошу, чтобы он стал Джошем Гробаном. Просто хотя бы не спи! Не самая высокая планка. – Я не сплю! – Он пихает меня локтем. – Ну же, Кейт. Какой был вопрос? Я медленно моргаю. – Какие песни ты знаешь наизусть? – Какие в целом? – Нет, из «Однажды на матрасе». – А, ну да. – Он кивает. – Никакие. Я их еще не слушал. Я вяло усмехаюсь: – Шутишь? – Мне никто не сказал, что их надо учить. – Это не обязательно, но… – Я умолкаю и продолжаю смотреть на него. Озадаченно. Может, у пижонов просто в целом такой менталитет. Но если ты намерен настолько игнорировать подготовку, зачем идти на прослушивание? Да, предположим, он вынужден это сделать, потому что учится на Старшем Т. Но это ведь Ной придумал, будто ему непременно нужна музыкальная партия. Он ее не получит. Совершенно точно. Я качаю головой: – Ной, как… Но меня прерывают визг шин и глухие раскаты басов, за которыми следует звук захлопывающейся двери. – Похоже, кое-кто вернулся с тренировки, – говорю я. Спустя минуту в дверном проеме появляется Райан. На нем бейсболка, которую он тут же снимает. – Как продвигается урок? Пригладив волосы, он аккуратно садится на краешек стола, как будто пытаясь свести к минимуму контакт пота с поверхностью стула. – Хочешь узнать, насколько я хорош? – переспрашивает Ной, выжидательно молчит, будто обдумывая, а потом заключает: – Я чертовски хорош. Я качаю головой. Не-а. – Тебя Шон довез? – спрашивает Ной. Райан кивает.