– Да, но о чем он говорит? – возражает Андерсон. – Например, Би, я точно помню, как в прошлом году ты заметила, что мистер Ди не чмокнул… – Боже, пожалуйста. Перестаньте уже говорить о том, чмокнул он или нет, – передергивается Рейна. – Но ведь ты же и придумала… – Знаю. – Она пихает Энди в лодыжку. – Но чмок – не глагол. Энди пихает ее в ответ. – Не придирайся. Суть вот в чем: я на 100 % уверен, что в прошлом году мы не видели чмока на прослушивании Брэнди, и что же, что же… какую роль она получила? Брэнди сдержанно улыбается своей бутылке колы. – Мария, Мария, Мария, Мария, – поет Андерсон. – Точно, – кивает Брэнди. – Но, если ты помнишь, чмок достался Рейне… – Фу-у-у! Брэнди пропускает это восклицание мимо ушей. – А в этом году он чмокнул, когда слушал Вивиан. – Но не Кейт, – вмешивается Энди. – А Кейт пела… – Нет. – Я затыкаю уши. – Не хочу говорить об этом. Наглая ложь. Конечно, я хочу об этом поговорить, и им это известно. Традиционный разбор полетов после прослушивания. По дороге сюда мы успели обсудить каждую его минуту с каждой возможной точки зрения. Мама Андерсона была дома, поэтому, приехав, мы еще раз повторили все то же самое уже для нее. Она даже вопросов не задавала. Просто сидела над вышивкой, позволив нам вести свои монологи, потому что она настоящая героиня. А теперь мы все забрались на тщательно застеленную огромную кровать Энди и под строгим взглядом Билли Портер, Лиззо и Лины Уэйт, портреты которых у Энди вместо икон, начали третий раунд обсуждения. – Кейт. – Сидящая рядом Рейна потягивается и зевает. – Ты сама знаешь, что спела великолепно. – Что? Нет. – Я обнимаю колени. – Вы все были великолепны. – Вот уж извините, – фыркает Энди, – это вы трое были великолепны. У меня верхняя нота звучала как плод любви писка и отрыжки. – Визг, ты хотел сказать? – уточняет Брэнди, прихлебывая колу. – Зато ты пропел первый куплет, а не стонал, как мастурбирующая овца. – А твое пение не напоминало пукающую жабу. – Самый безумный разговор, который я когда-либо слышала, – подытоживает Рейна. – Мы не безумны, – поправляет Энди. – Мы соревнуемся. Это здоровая реакция. – Ты только что сравнил свой голос с пуканьем жабы. – Потому что он звучал как пуканье жабы, – возражает Энди. – По-моему, все это звучит так, будто кто-то напрашивается на комплименты. Один маленький мальчик по имени Андерсон Уокер. – Эй! Я не напрашиваюсь. Это правда. Энди никогда не напрашивается на комплименты. Но всегда ведет себя именно так, когда нервничает. Есть у него такой режим маятника, который раскачивается между самоуверенностью и самоуничижением. Как будто Энди одновременно осознает и не осознает собственный талант. – Ладно. Хватит. – Андерсон тянется через Брэнди за пачкой «Скиттлз», которая лежит на тумбочке. – Брэнди я одобряю на роль шута, Рейну – королевы… – Перестань! Не дразни меня, – вспыхивает Рейна. Клянусь, у некоторых людей лица горят так же ярко, как неоновые огни. У Рейны всегда так. Она редко краснеет, но уж если краснеет, это видно издалека. Рейна хочет получить роль королевы. Очень хочет. Мне следовало догадаться. У нее пунктик насчет королев. Именно поэтому она и выбрала имя Рейна. Я до сих пор с кристальной ясностью помню первый день нашего второго класса, когда она совершила социальный переход в глазах школы. Родители Рейны сделали даже больше, чем можно представить, и купили ей целый шкаф юбок и платьев. Но в тот день она хотела прийти в джинсах и старой футболке с изображением Эльзы из «Холодного сердца», когда-то принадлежавшей ее сестре. На футболке было написано «Снежная королева». И каждый раз, когда Мира Рейнолдс или Дженни Хёдлунд называли Рейну старым именем, использовали неправильное местоимение или задавали навязчивые вопросы, она представляла себя Эльзой. Я знаю это потому, что Рейна сама мне рассказала. По ее словам, главный секрет заключался в уверенности того уровня, который доступен только королеве. И это сработало. Мира и Дженни довольно быстро отстали от нее, и, думаю, самое неприятное для Рейны осталось позади. Даже в средней школе пижонская компания практически ее не трогала. Если честно, по-моему, большинство просто забыло, что она трансдевушка. Она не скрывает этого, но и не часто говорит о своем переходе: может, только с Гарольдом и с нами. Потому что пускай чары Эльзы и отогнали Миру с Дженни, Рейна так и не начала им доверять. Ей вообще сложно доверять кому-то из школьных пижонов. И в этом она, вероятно, права. – Кстати! – Андерсон слегка толкает меня локтем. – Мэтт хочет знать, пойдем ли мы завтра вечером на вечеринку к Шону Сандерсу. Рейна начинает смеяться – но резко прекращает, встретившись с ним взглядом. – Ох, дорогой, ты серьезно. Андерсон закидывает в рот конфетку. – Почему бы мне не говорить об этом серьезно? – Вечеринка, – морщится Рейна. – С Шоном Сандерсом. – И другими людьми! – Да-да, – кивает она. – Уверена, придут все его друзья: все шесть кубиков его пресса. – Восемь, – поправляет Брэнди. Андерсон застенчиво улыбается. – А вдруг будет весело. – Я бы пошла, – криво усмехается Брэнди. – Но у меня кино. – С лучшей подружкой, – добавляет Рейна. – Слушай, это не… – И не «кино», а «кинопросмотр», – торжественно поправляет Рейна. Брэнди шлепает ее по руке. За ними всегда смешно наблюдать. Папа называет Рейну и Брэнди Чудной парочкой. Полные противоположности, но, думаю, по-своему так же тесно связанные, как мы с Андерсоном. Он какое-то время был уверен, что они тайно встречаются. Даже собрал улики: однажды Рейна пришла в школу, и волосы у нее пахли тем же шампунем, что у Брэнди; в другой раз она обошла все продуктовые в поисках колы с именем Брэнди на этикетке. Сейчас все это кажется притянутым за уши, но клянусь, тогда его доводы выглядели логично. Но он ошибся. Всего лишь Андерсон в своей лучшей форме. Когда он рассказал все Брэнди и Рейне, те не могли перестать смеяться. Рейна – би, но она ясно дала понять: ее роман с Брэнди был бы чистым воплощением эдипова комплекса. К тому же мы до сих пор не знаем, как себя определяет Брэнди. Однажды она покраснела и назвала Гарри Стайлза «очаровательным», но не более. Других данных у нас нет. Энди поворачивается ко мне. – Кейт, но ты-то пойдешь? – Конечно! Как я могу пропустить пижонскую вечеринку. Он фыркает в ответ. – Как ты можешь пропустить вечер с Мэттом. Прямо с языка снял. Сцена двадцать первая В пятницу я отправляюсь в Богом забытый туалет сразу же, как только слышу звонок с уроков. Там мы встречаемся с Энди, чтобы вместе отправиться к кабинету мисс Джао. Читать список ролей без него мне не по силам. Энди всегда находит способ сделать плохие новости терпимыми. А хорошие – великолепными. Он уже ждет меня у входа. Времени прятаться в кабинках нет. Стоит мне появиться, Энди хватает меня за плечо, разворачивает и толкает обратно в коридор. – Вижу, ты готов, – смеюсь я. – С рождения! От кабинета Джао мы всего в паре метров. Но разобрать фамилии на висящем на двери листе невозможно, даже если подойти ближе. Вокруг вьется целый рой ребят из театрального кружка. Все вынуждены проталкиваться вперед: каждому хочется оказаться достаточно близко, сфотографировать список и потом подвергнуть его тщательному анализу. Тут и там я замечаю вскинутые победно руки. Кто-то печатает сообщения. Кто-то плачет. Мимо нас, закрыв руками лицо, пробегает Маргарет Даскин. – Что ж, свершилось, – выдыхает Энди. – Потолкаемся? Я быстро киваю. Нам ведь все равно придется. Иначе новостями непременно поделится кто-то вроде Ланы Беннет, а она последняя, от кого я хочу узнать, что меня опять взяли на какую-нибудь проходную роль в массовке. – Я вижу затылок Брэнди, – сообщает Андерсон. – Вперед.