Взяв меня за руку, он переплетает наши пальцы, а спустя секунду мы уже вместе ввинчиваемся в толпу в направлении Брэнди. Она оборачивается, будто почувствовав наше приближение, в тот самый момент, как мы оказываемся рядом. И лучится от радости. У меня сердце подскакивает и застревает в горле. – Хорошие новости? – спрашивает Энди. Брэнди зажимает рот рукой и кивает. Трудно сказать, какой из этого можно сделать вывод. Хорошие новости – но для кого? Брэнди очень хочет получить роль шута, потому что та предполагает сцену с танцами, но ее радость может быть направлена и на Андерсона. Или на Рейну. Или на меня. Я краснею и упираюсь взглядом в затылок какой-то девятиклассницы. Мы уже опасно близки к двери. На ней можно даже различить белый прямоугольник. Андерсон проталкивается вперед, в первый ряд; я забываю, как дышать. В первые секунды буквы кажутся размытыми и нечеткими. Потом все обретает ясность. Первый персонаж в списке: принцесса Уиннифред. Первое имя напротив: Вивиан Янг. – Черт, Кейт. – Энди отпускает мою ладонь и обнимает за пояс. Я опустошенно киваю. – Ничего. Принцесса Уиннифред: Вивиан Янг. Ого. Вивиан досталась роль моей мечты. Первое прослушивание – и вуаля! Она получит финальный поклон, платье, продолжительные овации, поцелуй с… Принц Неустрашимый: Андерсон Уокер. Погодите. Принц Неустрашимый. Андерсон Уокер. – Энди, ты сделал это! – Я обнимаю его. – Говорила же тебе. Вот черт. Мазл тов[16]. – Мазл тов и тебе, – смеется он. – Мне? Я возвращаюсь к списку. Королева Аггравейн: Рейна Медлок. Король Септимус: Ной Каплан. – Ной! – усмехаюсь я. Король Септимус большую часть своего сценического времени молчит из-за наложенного на него проклятья. Вот бы этот эффект перенести и в реальную жизнь. И распространить на всю пижонскую братию. – Читай дальше, – подталкивает меня Андерсон. Леди Ларкин: Кейт Гарфилд. – Погоди… как? Я медленно поворачиваюсь к Андерсону, закрыв обеими руками рот. Он обнимает меня. – Неплохо, а? Судя по ощущениям, у меня горло схлопнулось. Ничего особенного. Небольшой риск задохнуться и умереть. Даже осмыслить не могу. Я. И одна из главных ролей. Мне нужно будет учить слова. Выходить в центр сцен. Видеть ряды зрителей. Стоять в лучах софитов. Леди Ларкин. Настоящий персонаж, с именем, который говорит, поет, что-то делает. Мой голос, но более четкий. Я, но ярче. – Все это кажется нереальным, – говорю я наконец. Я всегда думала, что моя любовь к театру не взаимна. Я хотела получить роли, но они не хотели меня. Я ходила на прослушивания, но это ничего не давало. Казалось, я кричу «Я люблю тебя» в сердце черной дыры. Оказывается, получить главную роль – это все равно что услышать «Я тоже тебя люблю». Андерсон внимательно изучает мое лицо: – Рада? – Да, – киваю я. Потом улыбаюсь и поднимаю на него глаза. – Но разочарована, что в финале нам не придется пожениться. – Ты бы проверила, кто твой Гарри. – Да, точно. – Я перевожу взгляд на список, спускаясь ниже своей фамилии. И там, прямо под ней… Сэр Гарри: Мэттью Олсон. Твою мать. Сэр Гарри: Мэттью Олсон. Сэр Гарри – это возлюбленный моей героини. Мэтт Олсон – мой. Причем речь не просто о каком-то возлюбленном. Они даже этого не скрывают. И у них есть общий ребенок. Забудьте, что я говорила про необходимость учить слова. Мне бы научиться снова дышать. Сцена двадцать вторая Чем ближе мы к дому Шона Сандерса, тем быстрее бьется мое сердце. – Напомни, почему мы собрались на пижонскую вечеринку? – Потому что нас пригласил отец твоего будущего ребенка. Энди шутит так весь вечер. Осеменитель. Отец ребенка. Конечно, он упражняется в остроумии, но клянусь, в его голосе я слышу какое-то напряжение. Как будто, если шутить на эту тему достаточно часто, никто не догадается, как она его беспокоит. Андерсон берет меня под руку. – Сделаем же это. – Сделаем, – решительно киваю я. Это прямо квинтэссенция домашней вечеринки. Из-за входной двери доносится музыка, и мое сердце начинает стучать в такт ее басам. В окне видны силуэты людей, наклоняющихся друг к другу и опрокидывающих красные пластиковые стаканчики. Оглянувшись на Энди, я вижу, что он замер на пороге, глядя перед собой огромными карими глазами. Похоже, он совершенно растерялся. – Эй! Ты крутой, – шепчу я. – Знаю. – И самый милый. Он окидывает меня взглядом – сверху вниз – и улыбается. – Ты тоже. И да, я краснею. Признавать это неловко, но я стремилась именно к образу крутой и одновременно милой девчонки. Волосы неплохо уложены и заколоты по бокам. Андерсон убедил меня надеть юбку – короткую клетчатую юбку – с высокими ботинками и свободным кардиганом. А еще я подрумянила щеки, накрасила ресницы и губы – единственный макияж, который я могу себе позволить. Стоит добавить еще что-то, и мое лицо выглядит как маска, которую разрисовала толпа детей (или пижонов). Энди отпускает руку, открывает дверь и ловит мою ладонь, чтобы затащить внутрь. И – ух! Вечеринка обрушивается на меня, задевая каждое из пяти чувств. Грохот музыки. Запах пива. Мигание разноцветных гирлянд, доказывающих, что Шон Сандерс – главный любитель праздника в своей пижонской компании. Не отдавая себе в этом отчета, я всем телом прилипаю к Андерсону.