– Как думаешь, Мэтт уже пришел? – Не знаю. Давай сделаем круг почета. Круг почета. Андерсон прямо с порога приспособился к местному языку. Мне стоит больших усилий не выглядеть слишком уж напуганной перспективой проталкиваться через толпу пижонов. А ведь всего несколько часов назад Андерсон точно так же прокладывал нам путь через ряды театральной братии. Тот же маневр, но теперь я вижу перед собой не разноцветные волосы и футболки с логотипом «Гамильтона», а серые спортивные брюки и толстовки, короткие юбки и кроп-топы. В углу я замечаю Райана, который смеется над чем-то с товарищами по бейсбольной команде. Мы ни разу не были на вечеринках вместе, но я видела в его инстаграме[17] фотографии: улыбка, раскрасневшиеся щеки. Думаю, какая-то часть меня понимала: он выпивает там, – но уверенности не было. Ни на одном снимке у него в руках нет стаканчика. Но теперь все ясно. Мой брат определенно выпивает. Почему-то осознание этого факта заставляет меня чувствовать себя маленькой, странной и очень-очень от него далекой. Мимо нас проталкивается высоченный светловолосый парень. Напрягая мускулы, он кричит: – ПА-А-АДЕМ! – Боже. – Андерсон хватается за горло. В соседней комнате слышится грохот, а сразу за ним – смех и множество развернутых проклятий. Они звучат громче, чем следовало бы, так что даже вечные обитатели дивана подскакивают и отвлекаются от своих обнимашек. Может быть, мы просто вступили в параллельную вселенную. Все тут кажется слегка иным. Например, бейсболки. Такое впечатление, что пижоны забывают все правила насчет головных уборов ровно в ту секунду, как переступают порог дома, где начинается вечеринка. Или они просто не хотят носить их как нужно, поэтому разворачивают козырьком назад и сдвигают на половину головы. Других объяснений я не могу придумать. – Нужно включить вентилятор, – как всегда будто прочитав мои мысли, говорит Энди. – Вжух! О нет! Твоя кепка улетела? Возможно, тебе стоило бы… ну не знаю, нормально натянуть ее на свою тупую башку. Я моргаю. – Видишь Мэтта… где-нибудь? Я не вижу. – Может быть, он в одной из соседних комнат. Если мы разделимся и… – Ты свихнулся? Даже не пытайся меня оставить. Вдруг убьют. Как будто в подтверждение моих слов какая-то девчонка тут же врезается в меня, в последний момент успев все-таки подхватить свой стаканчик. – Боже. – Она кладет руку мне на плечо. – Прости. Мне так жаль. Так жаль. – Все… нормально, – начинаю успокаивать я ее, но она, не дослушав, снова растворяется в толпе. – Ладно, нам нужна система действий, – говорит Андерсон. – Почему бы нам не проложить путь к столу с напитками. – Ты пьешь? – Нет! – Андерсон поджимает губы. – Но нам нужно взять стаканчики и налить в них воду или что-то еще, чтобы смешаться с толпой. Не знаю. Мне тут не больше твоего нравится. – Фу, – морщусь я. – Ну давай. Мы будто в пузыре: идем через толпу, но с нами никто не разговаривает. Иногда кто-то уступает нам дорогу; не будь этого, я бы чувствовала себя невидимкой. В дверном проеме возле кухни стоит, сжимая красный стаканчик, Вивиан Янг. На ней короткая футболка, длинная юбка и макияж. Я к этому не готова. В школе она только и носит, что спортивную форму. Но она такая хорошенькая: золотисто-коричневая кожа, темные глаза, копна волос. Ее присутствие – как луч света в темной, освещенной цветными огоньками кухне. – Привет! – Привет, – отвечает Энди. Немного слишком жизнерадостно. – Привет, – повторяет Вивиан. – Так здорово… – Поздравляю! – в ту же секунду произносит Андерсон. – И я тебя! Три «привет» и одно «поздравляю» на протяжении пяти секунд – это, должно быть, отдельный рекорд в книге записей о мучительных разговорах. Не понимаю, что там между ними происходит. Романтики в этом нет, но что-то другое есть определенно. Андерсон сначала колеблется, потом все же говорит: – Здорово было снова услышать, как ты поешь. Понять, что они чувствуют, тоже сложно. Я не знаю деталей их разрыва, только самое основное. Девятый класс. Вивиан нравился Джефф Якобс из команды легкой атлетики. И что-то произошло. То ли об этой влюбленности никто не должен был знать, и ее полагалось хранить в секрете. То ли у Джеффа была девушка. Честно, не помню. Но закончилось все тем, что Вивиан записалась в команду и перестала разговаривать с Энди. Точка. Они даже не поссорились. Просто будто убавили звук у своей дружбы. Вивиан убирает за ухо прядь волос. – Я ужасно волновалась на прослушивании. Боже. Так нервничала. – Это было незаметно, – говорит Энди. – Ладно. – Она переводит взгляд на меня. – Должна сказать, вы оба пели потрясающе. Я чувствую, как горят щеки. – Нет, это ты пела потрясающе! Боже мой! Серьезно, это было невероятно. – Ой, – смущенно улыбается Вивиан. – Спасибо. Это звучит так искренне, что я буквально потрясена. Насколько же она крута? Просто «спасибо». Никакого отрицания, никакого обесценивания. Может, со мной что-то не так, но представить не могу себя такой же уверенной. Когда кто-то меня хвалит, я всегда – всегда! – чувствую, будто должна похвалить его в ответ. Да, я принимаю твой комплимент – и тоже сделаю тебе комплимент, но круче. Но Вивиан просто принимает мои слова, и меня захлестывает удовольствие. Возможно, они и правда для нее что-то значили. Возможно, мое мнение достаточно важно, чтобы сделать ей приятно. – Слушай, – вмешивается Энди, – ты не видела Мэтта? Вивиан наклоняет голову. – Новенького? Нет, не думаю. Я заглядываю на кухню. Но светлой шевелюры Мэтта там не видно, даже если бы она была скрыта под неправильно надетой бейсболкой. Вряд ли Мэтт носил бы бейсболку, да еще так. Никогда. И его нигде нет. Хотя… Ого. Мама бы сказала: ой. Я приподнимаю брови. – Это Ной?.. То есть это совершенно точно Ной: привалившись спиной к холодильнику, он с энтузиазмом целуется с какой-то девчонкой с длинными темными волосами и заплатками на задней части шорт. Той рукой, что не закована в гипс, он водит по ее спине вверх и вниз почти механически, регулярно целуя ее то в шею, то в губы. Я не могу отвести глаз. Ого. Я всегда знала, что он не слишком разборчив, но… Ной! – Фу, – говорит Андерсон. – Рядом с холодильником? – Они шли за напитками, – объясняет Вивиан. – Но не дошли. Я моргаю. – Мы в аду. И тут лицо Андерсона озаряется радостью. – А вот и Мэтт! – Где? Энди стучит по экрану телефона. – Написал мне только что. Он эвакуировал какого-то парня, который сильно напился, на задний двор, а сейчас спрашивает, где мы. Давай я скажу, что мы выйдем во двор тоже? – Погоди. Вы переписываетесь? – Нет, это не нормальная переписка. Просто нам нужно было как-то согласовать время репетиции перед прослушиванием. – Понятно, – мягко говорю я. – Хм, – медленно говорит Вивиан. – Мне нужно сбегать в туалет. Я удивленно смотрю на нее и тут же, как разряд тока, чувствую устрашающую неловкость. Здорово. Ничего особенного. Просто мы с Энди так неприкрыто хотим кого-то, что окружающие сбегают в туалет, лишь бы не слушать эти странные разговоры. – Идем. – Энди хватает мою руку. Я снова переплетаю наши пальцы, скорее по привычке, хотя часть меня хочет вырваться из его хватки, с этой вечеринки, домой. Но вместо этого, отставая от него на полшага, я волочусь следом, чувствуя опустошение. Мне всегда нужно несколько секунд, чтобы принять плохие новости. Нужно время, чтобы снова стать собой. Хотя это, конечно, даже не новость. Ну то есть. Двое людей обменялись телефонными номерами, чтобы организовать внешкольное мероприятие. И я даже была на него приглашена. А что Мэтт не спросил мой номер – так это ничего не значит. Ничего особенного. Не стоит упоминания. Задний двор дома Шона – это несколько метров бетона и трава. С одной стороны стоят накрытый чем-то гриль и несколько стопок пластиковых стульев. Там – с напитками и сигаретами – сидят и смеются несколько парней, наблюдая за тем, как их друзья играют за столом в игру на выпивку. Мэтт не с ними: он сидит, скрестив ноги, у стены дома. Рядом с ним мы обнаруживаем раскрасневшегося мальчишку из пижонской компании. На нем безрукавка и неизменная сдвинутая набекрень бейсболка. – Приве-е-ет, Фиона, – улыбается он нам. – Он и меня зовет Фионой, – объясняет Мэтт. – Я просто смирился. – А кто это? – спрашивает Энди. – Понятия не имею.