Андерсон громко смеется. – Итак, ты хочешь, чтобы я пошла с тобой на благотворительную вечеринку в качестве благодарности. – Да, – улыбается он. Ну у этих пижонов и самооценка. – Так ты придешь? – спрашивает он. Я закатываю глаза. – Конечно, я там буду. Рейна переводит взгляд с меня на Ноя и поднимает брови так, что они еще немного – и улетят в стратосферу. – Благотворительная вечеринка, – напоминаю я ей. Которую устраивают папины соседи. Прямо перед его домом. А я как раз у него буду. Естественно, я и на вечеринку приду. Рейна делает вид, что сдается: – Я ничего и не говорила. – Вы тоже приходите. Брэнди обещает попытаться заглянуть, но Рейна сразу предупреждает: у нее свидание. Ной дает ей пять: – Молодец, подруга. Рейна возводит очи горе, но при этом улыбается. – Я тоже не приду, – после короткой паузы говорит Андерсон. – У меня другие планы. Есть в этой паузе что-то такое… Взгляд его опущен на лист с самостоятельной работой, но я на мгновение замечаю появившуюся на щеке ямочку: она всегда возникает, когда ему не по себе. И у меня в груди будто появляется маленький комочек. Внутри него – ужас. Или, может, паника. – Другие планы? Андерсон еще рта не успел раскрыть, а я уже знаю, что он скажет. – Я обещал Мэтту, – говорит он. И я цепенею. Сцена тридцать четвертая Стоит признать: в папином районе есть определенная концентрация пижонов. Могло быть и хуже. Брэнди, например, окружена парнями из команды по лакроссу: их человек восемь, и все живут в шаговой доступности. Но у нас тут все равно не слишком здорово. Возле соседского бассейна почти всегда можно найти Миру Рейнольдс и ее сестер-двойняшек, а через тупик от папиного дома обитает сразу несколько юных спортсменов из восьмого класса. Но благотворительные вечеринки в Ремингтон-Коммонс мне все равно нравятся. Хотя бы потому, что на вечеринки они не слишком похожи. Скорее уж на уличное мероприятие для местных «ботаников», которое пару лет назад начали регулярно, в сентябре и мае, устраивать самые активные из соседей. Пижонская братия в это время обычно слишком страдает от похмелья, чтобы прийти. И лучше пойти на такую вечеринку, чем просто сидеть в комнате и гадать, какие там планы у Мэтта и Энди. Поэтому я натягиваю одну из старых маминых футболок, оставшихся с кампании Стейси Абрамс. Райан, заметив ее, награждает меня короткой улыбкой. Он сидит за столом на кухне, держа в одной руке кусок холодной пиццы, а другой поглаживая Камиллу. – Футболка – это заявление? – Он откладывает пиццу. – Но хорошее. – Вполне. Я отрезаю себе кусок хлеба с изюмом и съедаю его у стойки. Потом собираю собак, беру их на поводки и выхожу на улицу, где меня тут же окутывает привычная для десяти часов сентябрьского утра жара. Еще рано, поэтому вокруг тихо; тут и там на краю лужаек стоят пластиковые стулья, в которых сидят чьи-то папы в рубашках-поло и с «Кровавой Мэри» в руках. Среди них я замечаю и своего: он присоединился к маленькой группе у дома Капланов. На его щеках играет румянец, и он явно счастлив возможности пообщаться с родителями Ноя и Новеньким, недавно заселившимся в соседний дом. Новенький держит на руках такого же новенького ребенка и выглядит в этом кругу самым юным, лет на десять моложе остальных. – Стручок! – окликает меня папа и машет рукой. Ох уж мне это прозвище. Следовало бы тут же сгореть от стыда, но это кажется чересчур бурной реакцией перед лицом чужой мамы, трех разных пап и новорожденного. К тому же передо мной явно компания местных «ботанов». Странно так говорить о группе родителей, но точнее их не описать. Про Новенького я пока знаю только, что они с женой одевают малыша в ползунки с научными шутками. Анна и Джо Каплан вообще из тех людей, которые заливают на фейсбук[18] сотни фотографий, даже не пытаясь хотя бы удалить из подборки размытые снимки. Ну и папа, конечно: джинсы с высокой посадкой, пуговицы на рубашке застегнуты как попало. Просто представьте себе столик в школьной столовой, за которым собралась компания гиков, а потом представьте их же, но на двадцать пять лет старше. Забавно другое: как бы странно или неожиданно это ни прозвучало, я правда думаю, что так они выглядят круче. Если уж тебе сорок пять, веди себя на сорок пять. Не надо пытаться походить на всех тех родителей, которые цепляются за воспоминания о былом расцвете и пытаются вернуть счастливые деньки, выстраивая иерархию внутри теннисной команды и расписание занятий спортом для своих детей. Я позволяю собакам подвести меня к папиной группе и следующие десять минут отвечаю на их вопросы о школе. А еще пытаюсь удержать Камиллу, которая вознамерилась внимательнейшим образом изучить промежность каждого из присутствующих. – Ной просто обожает репетиции, – говорит Анна. – Сначала он очень нервничал, но теперь начал привыкать. Ной Каплан. Нервничал. У некоторых родителей весьма размытое представление о собственных детях. – Стручок, у меня есть идея: давай возьмем в аренду караоке-приставку. Я как раз рассказывал Биллу, как здорово ты поешь. – Она давала Ною уроки вокала. – Мы могли бы устроить тут клуб караоке. Выставить несколько рядов стульев и прочее. Что думаешь? – Никогда. Это к вопросу о размытом представлении. Папа вот уверен, что я люблю спонтанные выступления перед публикой. Люди, которые не играют в театре, понятия не имеют, как важно эмоционально подготовиться перед выходом. И даже несмотря на подготовку можно облажаться. Как я тогда с песней из «Эллы». Будет «Элла 2.0». Андерсон, возможно, и справился бы с такой ситуацией, но он определенно талантливее меня – а еще у него голос не дрожит, когда он нервничает. Да и в целом Энди круче. Может, поэтому у него сейчас все и складывается с Мэттом. Он достаточно крут для совместных загадочных планов. Планов на субботу. Интересно, чья это была идея. Камилла неожиданно направляется к Биллу и его малышу, и я натягиваю поводок до того, как она успевает к обнюхиванию подключить облизывание. Потом отодвигаю пачку чипсов от Чарльза. И использую поведение собак как повод уйти: в конце концов, я ради этого их с собой и взяла. Мы просто быстро пройдемся по району и вернемся домой. Самое время запереться в комнате и немного пострадать. То есть простите. Я не страдаю. Ни в коем случае. Со стороны, возможно, это и выглядит как страдания, но на деле я испытываю экзальтированный восторг. О да, я просто невыносимо, невероятно рада. За Андерсона. Так рада, что сейчас быстренько сяду рядом с собаками и сделаю с ними селфи. Собаки получаются отвратительно: у Камиллы задралась одна губа, что делает ее похожей на Элвиса, вместо Чарльза – размытое пятно. Но я все равно отправляю снимок Андерсону. «Нам тебя не хватает!» Ответа нет. К тому моменту, как я возвращаюсь из бассейна обратно к собакам, на подъездной дорожке уже припаркована машина Брэнди, а сама она стоит на лужайке перед домом вместе с Ноем и моим братом. Ной обнимает меня: – Привет, Кейт. Ладно. Не думала, что мы настолько дружим, чтобы обниматься при встрече. Хотя у Ноя нормальные объятия, не чисто символические, как у Ланы Беннет. И пахнет от него приятно. Люблю, когда парни не забывают про душ. Дополнительные баллы за то, что, насколько я знаю, душ в гипсе принять не так просто. Брэнди опускается на корточки, чтобы погладить Чарльза, который тут же падает на спину, открывая живот. – Чарльз, ну имей же хоть какое-то достоинство, – говорит Ной. Потом смотрит на меня. – Может, прогуляемся до площадки? Но я не моргая смотрю на его руку. – Ты что, нарисовал на гипсе сиськи? – Нет. Это Джек Рэнделл нарисовал. Кто же еще. – И ты так и будешь теперь ходить? – спрашиваю я и тут же осознаю: – А как же спектакль! Как… – Во-первых, никто не отменял костюмы с длинным рукавом. – Ноя явно смешит моя реакция. – Во-вторых, моего героя зовут король Секстимус, что подразумевает: сиськи он любит. – Фу! – И, в-третьих, во вторник мне сменят гипс. Будет новый. Без сисек. – Он улыбается. – Так что я не испорчу твой спектакль, малышка Гарфилд. – Это не мой спектакль, Каппи. Это мой мюзикл. – И вообще-то, – напоминает ему Брэнди, – это и твой мюзикл тоже.