– Забыл сценарий в машине, – объясняет он. У Энди, Рейны и Брэнди плотные репетиции уже были, поэтому я примерно знаю, чего ожидать. Первые полчаса мы будем работать над песнями, потом еще тридцать минут – над постановкой сцены и разными мелочами, а в оставшееся время пройдем сцену целиком: и песни, и движения. Если верить Андерсону, на такой репетиции только и делаешь, что повторяешь одно и то же. Но мне кажется, это не так уж и плохо. Можем повторять поцелуй между Ларкин и Гарри сколько угодно. Нет, я вовсе не одержима этим поцелуем, поцелуем, поцелуем, поцелуем, поцелуем, поцелуем, поцелуем, поцелуем, поцелуем. По це лу ем. Видно же, что я держу себя в руках, да? Совершенно не волнуюсь и держу все под контролем. – Гарри и Ларкин, подойдите сюда, – окликает нас мистер Ди. Потом он начинает играть вступление к The Price is Right. Мне нравится, как он всегда находит, что можно еще сделать. – Давайте разогреемся. Начнем с распевки. «А», пожалуйста. Мы занимаем места возле пианино, бок о бок, и пропеваем все пятьсот миллионов тональностей, которые мистер Ди держит в голове. Все. В мажоре, в миноре, на пределе диапазона, на нижней его границе. – Теперь «О». Есть что-то волшебное и таинственное в том, чтобы повторять дурацкие упражнения распевки вместе с Мэттом. Не говоря уж о том, что во время этих дурацких упражнений он кажется еще более симпатичным. Он стоит идеально прямо, как мальчик из хора, прижимая руки к диафрагме. Мокрые волосы мило складываются в завитки возле его ушей. У меня сейчас сердце не выдержит. – Прекрасно! Теперь… «Ба»! Но стоит мистеру Ди произнести это, как снаружи раздается оглушительный раскат грома. – Хм. Не стоит? Он поднимает глаза к потолку, будто консультируясь с богом. Лампы мигают. – Не стоит, – подтверждает Мэтт. Мистер Ди кивает. – Я понял намек. Перейдем-ка лучше к самим песням, пока у нас еще есть электричество, согласны? Мы начинаем работать над In a Little While, а Мэтт наклоняется поближе и говорит, что это его любимая. И моя тоже. Самая любимая во всем мюзикле. Трудно сказать, почему она мне так отзывается, но что-то созвучное в ней есть. Очень созвучное. Да, она вроде бы о том, как средневековый рыцарь тайно спит с фрейлиной. Но на самом деле, мне кажется, речь в ней о принятии и уверенности – и о том, что испытываешь, когда представляешь для себя самое лучшее будущее. Прекрасное будущее, которое нужно держать в секрете, будущее своей мечты. Наверное, то же чувствовала Рапунцель. Как в песне «Когда начнется жизнь». Мы все еще вместе у пианино, Мэтт стоит так близко, и я почти готова к тому, что у меня голос сорвется или вообще пропадет. Но я все равно продолжаю петь, и звучание оказывается даже лучше, чем можно было ожидать. Нет, я не идеальна, но слова в целом помню. А Мэтт в роли сэра Гарри все такой же мечтатель, хотя изменение тональности в конце второго куплета ему не дается. Но даже этот небольшой сбой только делает его еще привлекательнее. С планированием у мистера Ди не складывается, поэтому мы успеваем только один раз пройти с ним Yesterday I Loved You, а потом за нас берется мисс Джао. Мы уже частично поставили отдельные фрагменты In a Little While, потому что ей отлично удается втискивать маленькие эпизоды индивидуальной работы в общие репетиции. Но сегодня первый раз, когда у нас есть возможность пройти всю сцену с начала, и Джао то и дело прерывает нас, чтобы все исправить. – Мэтт, шаг вперед. Хорошо. Кейт, прислонись к нему и положи руки поверх его рук. Ага. Дурацкая поза для выпускного, но сейчас она выглядит отлично. Мэтт то и дело тихо извиняется за мокрую кофту, и это так мило, что я то и дело хихикаю – хихикала бы, если бы вообще дышала. Но на деле мой мозг и тело отказываются функционировать, и я чувствую только маленький участок на животе, к которому прижаты руки Мэтта. Ох уж эти плотные репетиции. Ох уж. – Да, хорошо, – говорит мисс Джао. – Девон все записывает, поэтому можете потом отдельно с ним встретиться и перенести пометки в свои сценарии. Пока давайте продолжим и разберемся с Yesterday I Loved You. Кто готов к поцелую? Очевидно, мистер Ди, потому что он начал играть отрывок из песни, тот самый кусочек про молочно-белые сумерки, который, по уверению Андерсона, метафорически описывает сперму. Ох. Конечно, всегда мечтала, чтобы эта мысль начала ассоциироваться у меня с мистером Ди. Видимо, я очень сильно краснею, удивив даже Мэтта. Он бросает на меня заботливый взгляд: «Ты точно готова?» Да я родилась готовой. Еще в утробе была готова. К поцелую, я имею в виду, не к молочным сумеркам и мистеру Ди. К поцелую. Поцелую. Глубокий вдох. Я киваю. Раскат грома. Вот к нему я настолько не готова, что подпрыгиваю от неожиданности. – Какой громкий, – замечает мистер Ди. Джао ведет себя так, будто ничего не слышала. – Давайте начнем. Акт второй, кульминация шестой сцены. Середина ночи. Гарри, ты ходишь из угла в угол. Ларкин, ты начинаешь, – она умолкает, записывая что-то, – слева на авансцене. Отлично. Кейт, ты уже практически выходишь из замка и собираешься бежать в Нормандию, но Гарри слышит твои шаги, оборачивается и говорит… Мэтт, дай свою реплику. Мэтт раздувает грудь: – Друг или враг? – Друг, – отвечаю я. – Хорошо. И теперь вы оба замираете на месте. Да, прямо там. В центре сцены. И стоите несколько секунд, глядя друг на друга, а потом Ларкин делает шаг в его направлении. Тебя влечет к нему. Ты говоришь свою реплику, потом Гарри – свою, и начинается песня. Я бросаю быстрый взгляд на Мэтта, потом на Девона, который пишет что-то, опустив голову, и боюсь даже представить, как сейчас выгляжу. По ощущениям, кто-то вытащил из меня все внутренности и заменил кости зефирками. Как, интересно, мне пережить постановку этой песни? Учитывая, что только она и стоит между мной и Поцелуем. Третьим в моей жизни. И поскольку первые два были с Андерсоном, это мой первый поцелуй, у которого есть потенциал. Я стою у истоков своего счастливого финала. Точно-точно. Может быть, мы с Мэттом через тридцать лет будем рассказывать об этом поцелуе детям. Посадим их в рядок на диване, как в сериале «Как я встретил вашу маму», и опишем этот момент в деталях. Процесс постановки сцены для меня все равно что сон наяву. Как мечта. Повернитесь друг к другу. Соедините руки. Теперь сделайте шаг ближе и сложите руки перед грудью. Поиграйте, продолжая держаться за руки, но смотрите при этом на аудиторию. Мэтт, зайди ей за спину. Кейт, твоя очередь… – Хорошо, – строго подытоживает мисс Джао, и все снова становится реальным. – Давайте поставим сам поцелуй. У всех все в порядке? – Все отлично, – улыбается Мэтт. Он говорит это, глядя мне прямо в глаза. – Замечательно. Тогда начнем с положения, в котором вы сейчас находитесь. Кейт, ты поворачиваешься в его объятиях… и положи руки ему на плечи. Идеально. Мэтт, коснись ее лица. Чтобы было мило и романтично. – Хорошо. – Мэтт кладет руки по обе стороны моей головы. – Все в порядке? – шепчет он при этом. Я киваю: – Все в порядке. – Хм. Мэтт, знаешь, давай-ка заводи руки чуть дальше, чтобы не перекрывать ее лицо. Да! Отлично! Идеально. Кейт, наклони немного голову… Я поверить не могу, что это все происходит со мной. Черт подери. БОЖЕ МОЙ. Да, мы на сцене, нами руководит преподаватель, но вот это чувство у меня в животе, чуть пониже пупка, – оно-то настоящее. Губы Мэтта уже так близко. В паре сантиметров. Я чувствую его дыхание. Мисс Джао поднимает наконец взгляд от записной книжки. – И… они целуются. – И мы целуемся, – мягко предупреждает Мэтт. И тут его губы касаются моих. Ладно. Это не настоящий поцелуй, просто чуть более долгое прикосновение. Но он все равно так сладок, что я таю. Серьезно. Прямо на этом месте. Мэтт Олсон только что меня поцеловал. На самом деле. И теперь я просто стою, чувствуя, как бегут по всему телу мурашки – от головы к ногам, а он делает шаг еще ближе… БУМ! Раскат грома. Я настолько близко, что чувствую испуганный выдох Мэтта. Потом, спустя долю секунды, гаснет свет в зале. – Плохо дело, – говорит мистер Ди. Мы все замираем на месте, как будто электричество вернется, если стоять неподвижно. Но нет. Кругом только чернота. В зале ведь нет окон. За кулисами я бывала в темноте разной степени непроницаемости, но такого не видела никогда. Я тянусь к руке Мэтта, нахожу ее и сжимаю. Он отвечает мне пожатием и не убирает ладонь. – Ладно, – решает Джао. – Все это не здорово. Давайте считать, что репетиция закончена, хорошо? Осторожно и медленно спускайтесь со сцены. У вас ведь есть фонарики на телефонах? Я киваю, хотя знаю, что она меня не увидит. Ничего ж себе. Так легко представить нас рассказывающими потом обо всем этом. Наш первый поцелуй. Погасший свет. Рукопожатие. Фонарики. Все еще только происходит, но как будто уже случилось. Снова это чувство ностальгии по текущему моменту. Мы оказались внутри истории, которую расскажем в недалеком будущем. Сцена сорок третья