– В таком случае… – И какого черта? Я не собираюсь встречаться с Ноем Капланом! – Ладно, как скажешь. Сказать я сейчас мало что могу, настолько он меня поразил. Подтянув ноги на ободок унитаза, я медленно качаю головой. Андерсон все-таки сошел с ума. Он же шутит, правда? Ной? Мне жаль, но нельзя же так явно выдавать желаемое за действительное. Это Андерсона касается, а не меня. Не меня. Если я переключусь на Ноя Каплана, Андерсону достанется Мэтт. Очень удобно. – Ты так странно себя ведешь, потому что Мэтт к нам переезжает? – Пф! Нет. – Из соседней кабинки доносится тихий звук, который предполагает, что Андерсон делает селфи. И секунду спустя я получаю фотографию Андерсона, который закатывает глаза. – Кстати, ты в курсе, что теперь вы с Мэттом будете пользоваться одной ванной? – И что? – И что? Кейт, ты забыла «Добейся успеха»? С Кирстен Данст и Джесси Брэдфордом? Сцена с зубной щеткой? – О боже. – Я чувствую странную легкость. – О боже. – Теперь ты живешь в этом фильме, Кейт. Каждый вечер тебя ждет зубная гигиена с сексуальным подтекстом. – Только в те вечера, когда я у мамы… – Проверь шкафчик для лекарств. Это совсем не странно, поскольку ты в собственной ванной. Как думаешь, он возьмет с собой презервативы? – Зачем? – Чтобы заниматься сексом, – объясняет Энди. – В комнате Райана? – Я просто хочу сказать, что теперь между вами не останется никаких секретов. Мы решим наконец загадку Мэттью Томаса Олсона. – Андерсон делает паузу. – А вдруг ты зайдешь в ванную, когда они принимает душ? – А вдруг он зайдет, когда в душе я? – У меня внутри все обрывается. – Или когда я какаю! – Так, об этом забудь, – буднично говорит Энди. – Какать будешь у папы. – Но вдруг… – Или у меня. Котенок, я серьезно. Если тебе надо будет в туалет, берешь свою маленькую задницу и уносишь ее в соседний дом, ко мне. Я тебя прикрою. – Ты прекрасный друг. Прямо великолепный. И ты это знаешь, я надеюсь? – Подстрой все так, чтобы пригласить меня сегодня в гости. – Считай, что ты уже приглашен, – улыбаюсь я. Сцена сорок шестая На двоих у Мэтта и Эллен всего четыре чемодана; мама вынесла из комнаты для гостей гораздо больше хлама и коробок. – Мэгги, я даже не знаю, как тебя благодарить, – говорит Эллен. – Тебя и детей. Честное слово… – Успокойся. Мы же семья. – А вы трое пойдете куда-то? – спрашивает Эллен. – Я так рада, что Мэттью наконец нашел здесь настоящих друзей. Думала, он так и проведет все лето в той игре с животными и островами. Клянусь, он каждый день возвращался из лагеря и… – Ма-ам. Не каждый день. – Только всю вторую половину лета, – подмигивает Эллен. – После отъезда Джесси. – Кто такая Джесси? – спрашивает мама. – Бывшая девушка Мэттью. Очень милая, невероятно красивая. Конечно, до Кейт ей было далеко. – Так, нам точно пора ужинать, – громко перебивает ее Мэтт. – Повеселитесь там! И будьте аккуратны за рулем, – говорит мама. – Люблю вас, ребята. Целую. Всю дорогу до машины Мэтт морщится. Когда мы забираемся в салон, я без колебаний уступаю пассажирское кресло Андерсону. Он не слишком высокий, но я все равно сантиметров на пятнадцать его ниже. Сидя у открытого окна сзади, я улыбаюсь, повторяя в голове весь разговор. И чувствую себя странно легкомысленной. Так много неожиданных новостей. Например, теперь мы точно знаем, что у Мэтта нет девушки. Эта Джесси явно больше нам не соперница, и вряд ли Animal Crossing может быть достойной ей заменой, даже если в нее играть целый день напролет, как настоящие фанаты. Мэтт был бы ужасно милым и потрясающе красивым фанатом. Уверена, на той фотографии в костюмах как раз изображена Джесси. Хотя, если Эллен считает меня красивее, ей нужно сходить и проверить зрение. В каком-нибудь фильме для подростков Джесси была бы главной звездой и возлюбленной героя, а я – кем-то из массовки на уроке математики. – Мама думает, это смешно. – Мэтт закатывает глаза. – Но я не все лето играл в Animal Crossing. – Конечно, – ухмыляется Энди. – Не завидуй моему статусу миллиардера. – Мэтт начинает медленно выезжать с парковки. – Поверить не могу, что мы теперь с вами дружим. В лагере вы были самыми классными. Помню, вы еще всегда брали мороженое после завтрака. – Обязательный десерт, – киваю я. – Ты любишь мятное «Орео». – Мэтт поворачивается к Энди. – Я запомнил. – Я же гей, геям положено любить «Орео», – объясняет Андерсон. – Да, но мятное? – Я кладу руку на спинку его сиденья. – Все равно что заедать зубную пасту шоколадом. – Мы это уже обсуждали. Я люблю зубную пасту. Это правда. В детстве он просил маму разрешить ему есть пасту ложкой. И сейчас по-прежнему чистит зубы сто миллионов раз за день. В наших совместных поцелуях мне больше всего запомнилось именно это: его мятное дыхание. Мэтт смотрит в зеркало заднего вида и улыбается мне. – А ты всегда рожок в вазочку переворачивала. – Поверить не могу, что ты это заметил. – Я улыбаюсь ему в ответ. Для заката еще слишком рано, но у меня полное ощущение, что все это происходит на закате. Мы показываем Мэтту дорогу в пиццерию Алессио, где всегда собирается банда. Андерсон ставит подборку R&B и хип-хопа и спустя тридцать секунд уже рассуждает о том, какой гениальный вокал демонстрирует Лиззо в Truth Hurts. Я уношусь мыслями куда-то далеко, вспоминая вчерашнюю репетицию, Джесси, бывшую Мэтта, и Андерсона, который начал слушать хип-хоп только в прошлом году. Ему казалось, что он прямо-таки обязан полюбить это направление. Естественно, Энди избегал его, но потом все же решил рискнуть и быстро погрузился очень глубоко. Никогда не забуду день, когда он поставил мне Scum Fuck Flower Boy и заставил дослушать до конца. Пока песня играла, Энди постоянно на меня косился и так и сиял от радости, а потом минут десять говорил о том, что Tyler, The Creator – самый недооцененный рассказчик в истории человечества. Теперь в машине играет Old Town Road, и Энди с Мэттом подпевают с такой страстью, что это больше напоминает вой. В такие минуты хочется как-то запечатлеть момент. Не картинку, не звук. Каждую деталь. Ветер в окно, который теребит волосы, мягкое тепло рубашки. Ощущение, что тебе шестнадцать, а на дворе вечер пятницы. Этот сентябрь. Даже жесткий ремень, натянутый поперек моего невесомого сердца. Еще довольно рано, поэтому мы тут же занимаем столик и заказываем сразу и пиццу, и картошку. Я подпираю рукой подбородок и разглядываю заказ. – Я читала где-то, что самая длинная палочка картошки называется… – Лумстер! – Мэтт бьет ладонью по столу. – Точно, лумстер! – Звучит глупо, – говорит Энди. – Знаю. Но это правда. Я бы сказала, это основополагающее знание в книге жизни. – По-моему, я нашел ее. – Мэтт вытягивает из горки очень длинную палочку картошки. – Но смысл-то в этом какой? – спрашивает Энди. – Желание надо загадать или что? Что с ней нужно делать? – Нужно восхищаться ее длиной, – объясняет Мэтт. – А потом съесть. На щеке Андерсона появляется едва заметная ямочка, и я на 100 % уверена, что сейчас ему в голову пришла пошлая шутка. Но вслух при Мэтте он ее не произнесет. Удивительно, как много нужно держать при себе, когда ты тайно в кого-то влюблен. Но, с другой стороны, смысл любви как раз в том, чтобы сблизиться достаточно и уже не сдерживаться. Шутить пошлые шутки. Пускать газы. И делать прочие мерзкие штуки. Уверена, на определенном этапе отношений найдется место для разных мерзостей. К тому моменту, как мы заканчиваем с обедом и оплачиваем счет, уже темнеет, а значит, в пиццерии появляются нормальные подростки. Мира Рейнольдс наверняка тренируется держать губы уточкой на камеру. А Джек Рэнделл напряженно работает над тем, чтобы по-дурацки нацепить свою неизменную кепку. Но нам завтра рано вставать и ехать красить декорации. И к тому же никого не прельщает идея снова слышать про Фиону от пьяных пижонов. Поэтому мы отправляемся прямо домой, предполагая посмотреть «Рапунцель», которую Мэтт пропустил. – Ты что, до этого жил в пещере? – спрашивает Энди, когда мы пристегиваемся. – «Рапунцель» же один из трех лучших фильмов всех времен. – А какие остальные два? – «Анастасия» и «Бестолковые», – отвечаем мы хором.