Сцена пятьдесят пятая После урока вокала Энди забирает нас, чтобы отвезти на игру. Он прямо-таки излучает нервную энергию, которую чувствуешь обычно в день премьеры, уже стоя за кулисами. И то и дело поглядывает на меня – я сижу на пассажирском кресле, – словно пытаясь понять что-то по моему лицу. Не знаю, как быть. Он знает о приезде Мэтта: Брэнди и Рейна без колебаний сообщили ему первым делом. Но наша встреча была такой быстрой и странной, что я не могу разобраться в своих чувствах, не говоря уж о чувствах Энди. На поле мы оказываемся около семи, за полчаса до начала матча, но парковка уже забита. Солнце еще даже не начало садиться, но уже свежо, даже прохладно. Это довольно приятно, поскольку такая погода позволяет нам держаться вместе. Когда тебе нужно пережить ужас от необходимости войти на футбольный стадион, всегда лучше быть как можно ближе друг к другу. Конечно, на таких играх присутствуют не только пижоны. Здесь много маленьких детей и пожилых людей, приходят и учителя – да кто угодно! Даже я раньше часто приходила на домашние матчи Розуэлл Хилл. Мы продавали тут булочки от лица школьного хора, а однажды перед игрой был организован сбор на общественные нужды с надувным замком-батутом и актрисами в костюмах Анны и Эльзы. У Рейны селфи с Эльзой все еще стоит на заставке телефона, что бы там Гарольд себе ни думал. И все же воздух прямо-таки искрит пижонством. – Видимо, сегодня мы играем с Лэсситером, – говорит Брэнди, присмотревшись к крупным буквам в гостевом секторе. – Ненавижу Лэсситер, – с таким чувством произносит Энди, что Рейна смеется. – С каких пор ты разбираешься в спорте? – Дело не в спорте. Они же разнесли нас в девятом классе, помнишь? – Энди воинственно потрясает кулаком. – Я никогда им этого не прощу. – Значит, ты тут ради мести. Хочешь, чтобы наши пижоны разнесли их пижонов в пух и прах. – Наши пижоны их просто уничтожат. Мы идем к трибунам и занимаем места возле марширующего оркестра. Доказано: театралы могут находиться тут без риска для здоровья. Перед игрой будет еще выступление знаменосцев, и Брэнди год даже была в их команде, пока расписание тренировок не начало слишком часто совпадать с репетициями. Она все еще дружит со многими девочками оттуда. Мне всегда казалось, что театральный кружок, марширующий оркестр и знаменосцы – тайные союзники, которые однажды объединятся и свергнут пижонскую власть. – Эй, – говорит Андерсон, подсаживаясь поближе, так что наши тела теперь соприкасаются. – Ты сегодня очень хорошо выглядишь. – Ты тоже, – улыбаюсь я. Несмотря на то что мы пришли на самое пижонское на свете развлечение, я чувствую себя как дома. Со мной такое случается только в присутствии Андерсона. Вслух я об этом никогда не говорю: все подумают, что я в него влюблена или еще что. На самом деле ничего романтического в моих чувствах нет. Они больше похожи на чувства, которые испытываешь к родителям. У нас в семье все вроде бы и хорошо. Но трудно сказать «я дома», когда этот «дом» разделен на два. Андерсон – своего рода островок прямо между ними. Из-за этого вся история с Мэттом становится только сложнее. Я все жду, когда Андерсон поднимет эту тему или хотя бы спросит об утреннем визите Мэтта. Странно, что он до сих пор этого не сделал. Случись все это месяц назад, мы сейчас сидели бы и маниакально обсуждали все нюансы его слов. Я ударилась бы в подробный анализ каждого выражения, которое заметила на лице Мэтта, а потом мы до хрипоты обсуждали бы их подтексты. Сейчас кажется, что подобное могло случиться только в прошлой жизни. Вряд ли я заговорю о нашей встрече сейчас – это же все равно что совать Энди под нос нечто неприятное. Но мне все равно казалось, он проявит чуть больше интереса к случившемуся. Особенно учитывая странное волнение, которое я в нем чувствую сегодня. Понимаете, я могу сказать наверняка: ему интересно. Но он не спрашивает, а ведет себя так, будто ничего не случилось. – Малышка Г., ты все-таки пришла! Я поднимаю взгляд и вижу Ноя. Вид у него настолько довольный, что я не могу сдержать улыбку. – Видимо, пришла пора покинуть царство невежества. – Давай не будем забегать вперед. – Ной падает на скамейку и приобнимает меня. Потом наклоняется вперед и улыбается банде. – Как дела, друзяшки? – Друзяшки? – переспрашивает Андерсон, но Ной уже поворачивается к центральному проходу и машет моему брату. – Привет. – Райан садится рядом с ним. – Так, Кейт, смотри на поле. Сейчас я расскажу тебе правила. – Не-а. Обойдусь. – Я наклоняю голову. – Уверен, что не хочешь подсесть вон к тем ребятам? – Я указываю на группу человек из двенадцати, парни в которой так широко расставили ноги, что заняли собой почти всю секцию через проход от нас. Ной старательно трясет головой, не удостоив их даже взглядом. – Ненавижу их. Ненавижу этих ребят. – Ты даже не знаешь, о ком я говорю. – Мне и не нужно. – А он мне нравится, – фыркает Рейна. Подавшись вперед, она тыкает пальцем в Ноя. – Ты – единственный пижон, с которым я готова смириться. – Спасибо! – говорит Ной. Брэнди морщится: – Пижон, ты сказала? – Кодовое слово, обозначающее «кобель», – поясняет Рейна. Брэнди замирает, комично распахнув глаза, а мы с Энди дружно вскидываем руки ко рту. Пижонам нельзя знать о своем пижонстве. Это базовое правило. Но Рейна его только что нарушила. Теперь они знают о своем существовании, и я еще не решила, как к этому относиться. Рекурсия. – Так я кобель? – уточняет Ной. – Ну. – Андерсон вытягивает перед собой ладонь и качает ею из стороны в сторону, как делают учителя французского, показывая фразу «ни то ни се». Рейна наклоняется еще ближе и указывает на экран телефона Ноя. – Собираешься ли ты сейчас выложить в инстаграм[20] размытую фотографию поля с хештегом НФЛ? – Ну… – И подписью «Отличный вечер»? Ной переворачивает телефон экраном вниз. – Кобель, – подытоживает Рейна. – Однозначно. Сцена пятьдесят шестая В субботу Райан встает рано: я вижу его на кухне с телефоном и миской от миксера, полной хлопьев. Но стоит мне сесть напротив, он поднимает глаза. – Так. – Райан откладывает телефон и потягивается. – Как я понял, твои друзья считают, что я кобель. От удивления я приоткрываю рот. – Нет! Конечно нет! В его взгляде читаются одновременно удивление и скепсис. – Думаешь, я позволила бы им называть тебя кобелем? Райан откидывается на стуле: – Так они не считают меня кобелем или просто ты не даешь им так меня называть? – И то и другое. Потому что ты не из этой братии. – Я пытаюсь подавить улыбку. – Не вполне. Он закидывает в рот ложку хлопьев. – А как вы их определяете? Какие отличительные черты? – Ну хватит. – Я краснею. – Ты слишком серьезно это воспринимаешь. Мы зовем так спортсменов. Ничего личного. Просто сокращение. Дурацкое притом. – То есть все спортсмены кобели? – Да. – И все мои друзья. – Когда нам хочется утонченности, мы зовем их пижонами. – Очень утонченно, – говорит Райан. И после паузы добавляет: – Но я не уверен, что понимаю. – Ладно… – Почему я не пижон? – Ты хочешь им быть?