– Да! – Я вижу его лицо и поблескивающие в свете фонарей глаза. Мы уже почти дома, до нашего тупика всего пара улиц. – Ладно. Мою маму зовут… – Мэгги, – подсказывает Ной. – Мэгги Гарфилд. Она ведь так и не поменяла фамилию на девичью? А почему? Или я не должен такое спрашивать? Но ваша фамилия прикольная. Я сразу кота вспоминаю. – Все вспоминают. Мне рассказывать или нет? – Да! Да, я слушаю. – Он торжественно хмурится. – Продолжай. – Серьезное лицо можешь не делать. Это не грустная история. – А радостная? – Ной снова сияет. – Это даже не история. Просто все думают про кота, поэтому мою маму называли Кошечкой. И тогда я заставила всех звать меня Котенком. Мне тогда лет пять было. – Мило. – Как скажешь. – Скажу. – Он улыбается мне. А потом, прежде чем я успеваю понять, что происходит, протягивает правую руку и проводит кончиками пальцев по моей щеке. Как в мультфильмах «Дисней». Как в «Рапунцель». Потом его пальцы замирают, а улыбка гаснет. Так странно. Парень передо мной не выглядит как Пижон Ной после Четырех Стаканчиков. Он выглядит как обычный честный гик с душой нараспашку. – Кейт, знаешь что? – тихо говорит он, и у меня кровь приливает к щекам. Я открываю рот для ответа, но легкие, кажется, перестали работать. Ной едва заметно улыбается. – Я очень рад, что мы снова друзья. Друзья. Он стоит передо мной, касаясь моего лица рукой, и говорит о дружбе. С другой стороны, про Мэдисон он тоже так говорил, а там дело зашло дальше, чем просто пальцы и щеки. Может, это особенность его мировоззрения. Может, она присуща всем пижонам. Немного чарующих взглядов, немного тщательно рассчитанных прикосновений, и вот ты уже выражаешь свою дружбу, прислонившись спиной к холодильнику Шона Сандерса. Я отступаю на шаг, и на лице Ноя тут же появляется тревога. Он отдергивает руку, и та безвольно падает вдоль тела. – Прости… Кейт. – Все хорошо. Мы друзья. И еще несколько секунд я стою, скрестив руки, пока сердцебиение не приходит в норму. – Кейт, прости. У меня голова идет кругом. Вот он стоит передо мной, и его лицо открыто выражает любовь – вид, совершенно не присущий Ною. Но откуда мне вообще знать о его чувствах? Они ведь на самом деле не слишком-то хорошо отражаются на лицах. И всегда могут быть притворством, игрой. А игра – особенно актерская – делает все бессмысленным. Она построена на идее, что определенные жесты означают определенные чувства. Мисс Джао всегда говорит: «Эмоция в сцене должна быть очевидной даже без слов». Но это же нелепо. У нас только и есть, что набор странных ассоциаций, которые мы придумываем сами, потому что всегда так делали – и потому что все вокруг это делают. Как вообще по чьему-то лицу можно понять, влюблен человек или нет? Это же смешно. В реальной жизни каждый из нас находится в растрепанных чувствах и вряд ли отдает себе отчет в выражении своего лица – что уж говорить о чужом. Взять меня: я могу сейчас убедить себя, будто Ной влюблен в меня. А потом наблюдать, как он развернется и начнет рассказывать, что они с Мэдисон уже месяц встречаются. Не говоря уже о том… – А Мира? – внезапно спрашиваю я. – Мира? – хмурится Ной. – При чем тут Мира? – Ты же хочешь дружить со мной, да? Зачем тогда привел меня к Мире в дом? – Кейт, я правда не думал… – А потом попытался заставить меня петь в ее присутствии? После того, что она сделала? Он опускает взгляд, потом снова поднимает голову: – Ты имеешь в виду то свое выступление? – То мое выступление, – безжизненно смеюсь я. – Выступление, видео с которого она выложила, чтобы посмеяться. А потом сделала множество скриншотов, создала отдельный аккаунт и опубликовала их там для большего эффекта. – Прости меня, Кейт. Пожалуйста. Я не подумал… – Неважно. Это было давно. – У меня перехватывает горло, и я срываюсь с места и быстро иду к дому, чувствуя себя… Боже. Дурой я себя чувствую. Уже сейчас. Ной бежит следом. – Подожди… – Забудь все, что я сказала. – Не забуду. – Он нервно проводит рукой по волосам. – Кейт, клянусь… Богом клянусь, я не… – Все, молчи. Ладно? – Я пытаюсь сглотнуть, но мне все еще сдавливает горло. – Ты просто выпил и пытался казаться смешным. – Кейт… – Давай помолчим, хорошо? Пожалуйста. Ной закрывает рот и кивает. Дальше мы идем в тишине, которая висит между нами, как силовой щит. Когда мы оказываемся на моем пороге, Ной секунду медлит, и я снова поражаюсь тому, насколько неуверенным он выглядит. Даже поза: он как будто обнимает себя правой рукой, ладонь которой лежит на левом плече. – Увидимся завтра на репетиции? – Ной бросает на меня обеспокоенный взгляд. – Прости, что все так вышло… – Нет, я… – Правда, прости. – Хорошо. – Хорошо, – повторяет он и кусает губу. – Ладно… я пойду. И Ной делает несколько шагов в сторону тупика. Какая-то часть меня хочет остаться и наблюдать за тем, как он уходит, просто чтобы полностью осознать эту необычную, не вписывающуюся в привычные рамки версию Ноя. Но даже больше этого я хочу запереться в комнате и забыть всю прошедшую неделю. Сцена шестьдесят пятая Когда я спускаюсь на кухню в спортивных штанах, папа уже сидит за столом, потягивая кофе и читая что-то с планшета. – Привет, Стручок! Как прошла вечеринка? – Нормально, – говорю я. – Типа. – Типа-нормально? – Ага. – Твой брат вернулся поздно, – добавляет папа, явно пытаясь как-то поддержать беседу. С ним случаются неловкие моменты вроде этого, когда нужно общаться с живыми людьми. Если вам когда-нибудь было интересно, какими вырастут нервные болтливые мальчишки из еврейской школы, сходите познакомиться с моим отцом, и все вопросы отпадут. – Веселились до упаду. – В основном в игры играли. Я сажусь за стол и ставлю перед собой хлопья для завтрака, параллельно наблюдая за экраном телефона, на котором разворачивается длинная цепочка сообщений от Ноя с извинениями. Похоже, он уверен, что я на него злюсь. К счастью, папа уже снова погрузился в свой планшет и не задает вопросов про вечеринку. Или про то, почему я по несколько раз перечитываю одни и те же сообщения, не отвечая на них. Это, кстати, не из желания продемонстрировать свое отношение. Просто нужно придумать достаточно непринужденную реплику, ведь разговор у нас, конечно же, обычный и непринужденный. Из тех, которые всегда случаются в восемь утра по субботам. «Как ты вообще смог проснуться?» – спрашиваю я в итоге. «Сон для слоников», – немедленно отвечает он. И спустя секунду: «СЛАБАКОВ. Сон для слабаков». Целая строка смайликов с фейспалмом. «Может, мне все-таки стоит больше спать». «Лучше собирайся, репетиция через два часа». – Я добавляю спящий смайлик, нажимаю «Отправить» и отступаю в комнату, чтобы спокойно поиграть на гитаре. Но стоит моим пальцам коснуться грифа, в дверь стучат. Потом она открывается, и на пороге появляется сонный и взъерошенный Райан. – Привет, – говорит он и зевает.