И тут я понимаю. Весь этот разговор не касается моей влюбленности в Мэтта. Я заново прокручиваю его в голове под быстрые удары сердца. Новый опыт. Соревнование за внимание и время. Не встану между вами. Боже мой. Мэтт не знает, что я была в него влюблена. Андерсон сохранил мой секрет. Я кричала на него в туалете и игнорировала сообщения, звала его ужасным другом, а он ничего не сказал. Полностью скрыл эту часть своей истории от Мэтта ради того, чтобы уберечь меня от позора. А я все равно его наказала. Сцена семьдесят первая И теперь мне очень-очень нужно поговорить с Андерсоном. Я только об этом и думаю. Но шансы остаться наедине с ним на монтажной неделе колеблются где-то между «Не-а» и «Не получится». В понедельник у нас сводная репетиция, и она длится до восьми вечера. Мы с Энди оба на сцене, но все равно едва пересекаемся. А после окончания он остается еще на час, чтобы еще раз прогнать Song of Love. По-моему, у нас больше возможностей спокойно поговорить посреди урока истории. Может, имеет смысл сбежать из школы. Я никогда раньше не прогуливала. Прав у меня нет, а это накладывает определенные ограничения. Но пижоны регулярно пропускают занятия. Выберите любой день недели, загляните в класс, и пара парт непременно будет пустовать. Даже Ноя во вторник нет на уроке истории, хотя я по случайному стечению обстоятельств знаю: дело не в желании прогулять. Не сегодня. И вот еще что: если уж прогуливать, сегодня самый подходящий день. Мистер Эдельман рассказывает про отцов-основателей, а эту тему мы знаем наизусть. Я то и дело кошусь на Андерсона, чтобы понять, вспоминает ли он те же арии из «Гамильтона». Он, конечно же, с трудом прячет улыбку. Ямочки на щеках и вот это все. Его глаза прикованы к тетради, но я подозреваю, что он чувствует мой взгляд. Однако смелости ткнуть в него чем-то, передать записку или просто шепотом окликнуть по имени у меня не хватает. Безумие какое-то. Это же Андерсон. Не краш. Но я была сильно не права, отсюда неловкость. И робость. Каждое движение, кажется, заряжено дополнительными смыслами. Одно выглядит вызывающе обыденным, другое – неприятно официальным. Но я не могу поддаться страху. Не теперь. И нужно сделать что-то впечатляющее. Мистер Эдельман переводит взгляд на свои записи, и я перестаю думать. Просто делаю. Наклонившись в сторону всем телом, я сдвигаю парту все ближе и ближе к парте Андерсона, пока она не падает в проход между нами. Потрясенная, я замираю на месте. С одной стороны, так и было задумано, с другой – я не ожидала, что справлюсь. Я даже падение не могу на репетиции отработать. А теперь еще и весь класс на меня смотрит. Интересно, Ной чувствовал то же самое? – Вот черт, – восклицает Рейна. Брэнди вскакивает со своего места и помогает мне подняться. – Дети, пожалуйста, давайте будем осторожнее, – просит мистер Эдельман, устало потирая подбородок. – Кейт, ты в порядке? – В полном, – быстро отвечаю я. – В полном порядке. Можно я схожу в медпункт? Лана Беннет, сидящая на другом конце кабинета, окидывает меня подозрительным взглядом: – Ты же сказала, все в порядке. – Так и есть. Но никогда не знаешь, что там на самом деле, верно? Вдруг у меня внутреннее кровотечение? – Я поднимаю парту и ставлю ее на место. – По-моему, лучше проверить и не беспокоиться. – Я выпишу тебе пропуск, – вздыхает мистер Эдельман. – Спасибо! А вы не могли бы выписать еще один на Андерсона? Возможно, мне понадобится помощь. Я почти чувствую удивленный взгляд Энди, но заставляю себя смотреть только вперед. Мистер Эдельман на секунду закрывает глаза. – Почему бы и нет. Еще что-то? Вызвать тебе скорую? – О! – вмешивается Джек Рэнделл. – Как насчет ско-о-орой?.. – Да прекрати ты. – Рейна пинает ножку его стула. – Все хорошо? – уточняет Брэнди шепотом, хмуря брови. – Напишу тебе, – одними губами отвечаю я. – Так, прошу. Пропуска для Кейт и Андерсона. Я вскакиваю и тут же делаю вид, что морщусь, как будто мне больно было наступать на ногу. По-моему, выглядит устрашающе наигранно, но, возможно, актерского таланта во мне больше, чем я думаю. Даже Андерсон обнимает меня рукой за талию и говорит: – Постарайся беречь ногу. Я улыбаюсь ему: – Точно. – Что за лицо? – Расскажу через секунду. – Интрига! – говорит он, покосившись на меня. Мы медленно выходим из кабинета мистера Эдельмана, и я выпутываюсь из руки Андерсона, едва становится ясно: он нас не видит. – Во-первых, я в полном порядке. – Я это подозревал. – Он поднимает брови. – А в чем дело? – Нужно было сбежать. Андерсон явно прячет улыбку: – Это же мистер Эдельман. Можно было просто уйти. – Знаю. Но я хотела, чтобы ты ушел со мной. – В Богом забытый туалет? – Нет, – качаю я головой. – Мне нужно поговорить с тобой где-то, где я буду видеть твое лицо. – Лицо у меня отличное. Я слегка пихаю его и тут же хватаюсь за руку: – Ох! – Черт. – Андерсон широко распахивает глаза. – Ты правда ударилась? – Шучу, – улыбаюсь я в ответ. – Ладно. Хочешь уехать из школы? – Уехать из школы. Гарфилд, что с тобой? – Знаю-знаю. Но вот что: давай поедем в «Таргет» и купим все для вечеринки?.. – Для вечеринки? – У тебя же день рождения, дубина. – Я хватаю его за руку. – Ну же, выйдем через боковую дверь. Он с улыбкой качает головой: – Я не собираюсь праздновать. – Чего это вдруг? Почему? – Потому что оно выпадает на вечер второго спектакля. Мы даже не успеем вернуться домой до одиннадцати. – Но тебе исполнится семнадцать! – Отметим с труппой в воскресенье. – Что? Нет. У нас будет вечеринка. Начнем в полночь, мне все равно. Будем жить как пижоны. Поехали в «Таргет». – Я останавливаюсь у двери и смотрю по сторонам. – Все чисто.