– Ничего себе. Оставил тебя. – Ной качает головой. – Приговорил к автобусному кругу ада. – Да не бросал он меня! Он… – …занят чем-то более важным и интересным. Понимаю. Иногда мы перерастаем своих друзей, малышка Гарфилд. – Боже, ну ты и балбес. – Я пихаю его в плечо. – У Андерсона урок вокала. Ной улыбается своей обычной улыбкой, от которой у него морщится нос, и придвигается на сантиметр ближе. Я разыгрываю целый спектакль: отворачиваюсь от него и вставляю в уши наушники. – Но вот в чем дело, – говорит Ной. Клянусь, этот парень и двух секунд молчать не сможет. Ной разводит руками: – Вообще не понимаю, какой смысл в уроках вокала. – Ну и хорошо. Тебе и не нужно. – От них вообще есть польза? – спрашивает он. – Вот занятия по игре на инструментах я понимаю. Ты на них отрабатываешь навык… – А пение, по-твоему, не навык? – Но ты же либо можешь петь, либо не можешь, верно? Нельзя же благодаря практике просто взять и стать Бейонсе. – Нельзя, но можно тренироваться. – Я снова оборачиваюсь к нему. – Можно улучшить дыхание, расширить диапазон… – Но зачем? Чего ради? Я бы понял, если бы ты на Бродвее хотела выступать и все такое, но 99,9 % людей ведь кончают тем, что поют только в душе, так что… – Ты серьезно? – Я даже наушники вытаскиваю. – Это же все равно что сказать: «Чего ради играть в старших классах в бейсбол, если не собираешься в ГЛБ?» – ГЛБ? – Ной широко улыбается. – Главная лига бейсбола? – Есть такая, но ее нельзя называть ГЛБ. – Почему? – Я складываю на груди руки. – Мы же говорим НФЛ, НБА[7]… Ной так и лучится улыбкой, продолжая качать головой: – ГЛБ, надо же. – Неважно. – Я бросаю на него косой взгляд. – Если ты не планируешь играть за крупные лиги, права называть уроки вокала бессмысленными у тебя нет. – Ладно. – Ной кивает, как будто задумавшись. – Но послушай. Может, суть бейсбола в старших классах вовсе не в самом бейсболе. Может, он нужен, чтобы, например, производить впечатление на девушек. Я пожимаю плечами: – Может, пение на девушек производит большее впечатление, чем бейсбол. Покосившись на его перевязь, я вдруг чувствую себя виноватой. Вдруг я поступаю жестоко. Жестоко ли это? Можно ли дразнить бейсболиста игрой в бейсбол, к которой он не может присоединиться? Автобус тормозит на углу нашей улицы, и Ной выбирается с сиденья, чтобы дождаться меня в проходе. – Эй. – Я смотрю прямо на него. – Мне жаль, что ты сломал руку. – Да что уж там, – улыбается он. – Такова жизнь спортсмена. Ну ты знаешь. – Я точно знаю. – Я тянусь к его рюкзаку. – Хочешь, понесу? – Малышка Гарфилд, – смеется он, – носить за мной рюкзак ты не будешь. – Думаешь, я не справлюсь с двумя? – Следом за ним я выхожу из автобуса и спускаюсь по ступенькам. – Да я и десять унесу. Ты даже не представляешь, на что я способна. Сцена девятая Райан, оказывается, дома. И папа тоже: по средам он всегда уходит раньше, если есть такая возможность. Он юрист, но не из тех, кто отправляет людей под суд. Папа занимается семейным правом: разводы, попечительство, алименты. Нил Гарфилд, адвокат и настоящий специалист в своей области, поскольку сам в разводе, является опекуном и платит алименты. – Привет, Стручок. Ах да: мне шестнадцать, но папа зовет меня Стручком, потому что в возрасте шести недель, затянутая в пеленки, я именно его и напоминала. Стручок гороха. Собаки врываются на кухню. Значит, Райан забрал их из маминого дома сразу после школы. Чарльз счастлив так, что даже дрожит. Третий уровень опасности: желтый – он вот-вот описается на пол. Папа подхватывает щенка одной рукой и позволяет тому облизывать подбородок так долго, что это уже даже не выглядит милым. Второй рукой он сильно разминает задние лапы Камилле. Она выгибается, подставляя попу под его пальцы, и становится похожей на вопросительный знак. Плюс вся папина шея покрыта слюнями таксы. Типично. – Как все прошло? – Папа осторожно опускает Чарльза на деревянный пол. – Что прошло? – Прослушивания. К мюзиклу. – Они еще даже не начались. Только в следующий четверг. Папа такие детали запоминает плохо. В этом они с мамой полные противоположности. Но именно на него я похожа внешне. И Райан тоже. Все так говорят. Дело не в волосах, он сейчас почти лысый, хотя на студенческих фотографиях у него такая же копна волос, как у нас с братом. Но у папы такие же круглые щеки, светлые карие глаза и губы сердечком. Обогнув его и собак, я поднимаюсь наверх, в комнату Райана. Стучу один раз, прежде чем открыть дверь, чтобы предупредить его, но уже знаю: ждать разрешения войти бесполезно. Он хронически игнорирует стук. Райан свернулся в игровом кресле: в руках Xbox, на голове наушники, которые на прошлое Рождество подарила ему бабушка. Его комната – просто рай любого подростка, хотя оформление не менялось с начальной школы: пустые стены с покрытием как у школьной доски, на которых тут и там развешаны фотографии униформы в рамках, дурацкая наклейка с логотипом «Атланта Фэлконс»[8] и гигантский неоновый бульбазавр. Беспорядка тут не бывает никогда. Клянусь, Райан помешан на чистоте еще больше Андерсона. В мамином доме в его комнате стоят две кровати, и он застилает обе, хотя спит только на одной. Если в следующем году он поступит в местный колледж, будет, наверное, каждый день заезжать домой, просто чтобы сменить простыни, которыми не пользуется. Когда я вхожу, он открывает глаза и снимает наушники, глядя на меня выжидательно и будто спрашивая: «Чего надо?» Как будто ему и в голову не приходит, что сестра может просто заглянуть к брату без какой-то скрытой цели. Обидно. Но совершенно справедливо. – Мне нужны твои ключи. Райан роется в кармане и кидает мне ключи от машины. Полагаю, это один из плюсов отсутствия прав. Ему легко доверить мне машину, зная, что я на ней никуда не поеду. – Спасибо, Рай, – говорю я, но он уже снова надел наушники. Еще секунду я просто смотрю на него. Райан никогда не подпевает песням, даже слова не проговаривает, но губы у него всегда чуть подергиваются, как будто ему очень хочется. Петь он умеет, просто никогда больше не поет, даже не пытается имитировать насмешливый фальцет, как парни в снэпчате и тиктоке. Этого я в гетеросексуальных парнях не понимаю – этого и еще много-много всего другого. Серьезно. Почему вы так стараетесь не показать, что поете? Если ваша цель – подцепить как можно больше девушек, почему не использовать для этого все средства? Даже спортсменки тают, когда видят парня, умеющего петь. В вашем распоряжении настоящая суперсила, усиливающая романтичность момента, а вы ее даже не используете. Но Райан из тех ребят, кто ни с кем по-настоящему не встречается, хотя у него копна лохматых темных волос, длинные ресницы и общей уровень внешней милоты гораздо выше среднего. Энди говорит, мой брат «несравненная трата ресурса». Но он скромный. Хотя я уверена, что ему нравятся девушки, ведет он себя с ними невероятно странно. Не то чтобы мы могли это обсудить. Вообще. Хоть когда-нибудь. Наши отношения с Райаном сложно описать. Я их сама не понимаю. Честное слово, иногда на свете нет человека, способного понять меня лучше. Например, когда родители ведут себя по-дурацки и мы одним переглядыванием умудряемся обсудить их поведение. Или когда определенные слова и фразы оказывают на нас одинаковый эффект. Но потом он сбегает вечером из дома, чтобы попасть на пижонскую вечеринку, или в коридоре дружески приветствует Джека Рэнделла, и у меня сжимается сердце. Иногда я гадаю: разговаривали бы мы вообще, не будь родственниками? А ведь когда-то мы жизни не мыслили друг без друга. Разница в возрасте между мной и Райаном всего восемнадцать месяцев. Мама называет нас ирландскими близнецами, хотя мы не ирландцы, а полтора года – это значительно больше «окна» для таких «близнецов». Райану в следующем месяце будет восемнадцать, мне исполнится семнадцать в марте. Вместе мы играли в «Хот Вилс», кукольные домики от «Плеймобиль», видеоигры и карточки с покемонами, ходили на Хэллоуин в костюмах Эша Кетчума и Пикачу два года подряд, и да, не хочу указывать пальцем или говорить об одержимости покемонами, но только у одного из младших Гарфилдов на стенке висит светящийся бульбазавр. Ни на что не намекаю. Ну ладно. Зато у меня есть ключи от его машины. Из комнаты Райана я сразу спускаюсь в кухню, где на полу спят собаки. В багажнике машины, рядом с перчаткой и парой мячей, меня ждет гитара. Подхватив чехол за ручки, я приподнимаю его и прижимаю к груди. Обожаю эту дурацкую гитару. Она принадлежала маме, когда та была моложе, но несколько лет назад Райан спас ее из завалов в подвале. Играть он так и не научился, только сделал с ней миллион фотографий для инстаграма[9]. Хештег – «джемим». Никогда не дам ему об этом забыть. Какая же я иначе сестра. Хотя если совсем уж честно, именно благодаря Райану я вообще играю на гитаре. После того случая с Эриком я думала, что навсегда завяжу с музыкой. Сцена десятая Эрик Грейвз. Самый мерзкий парень. Самый мерзкий день. Меня до сих пор тошнит каждый раз при одном воспоминании. Но оно никогда не сотрется. Думаю, это часть моей истории становления. Итак.