— Домой? — уточнил Фома, и я кивнул: — Да. Слуга завел двигатель, и машина выехала с территории. — Как прошёл допрос, вашество? — начал Фома. — Моя теория, что парень себя оговорил, подтвердилась, — ответил я. — Чтобы выгородить отчима. И сейчас мне нужно найти хоть что-то, чтобы на него можно было надавить. Слуга кивнул: — Это хорошо. Значит невинный не попадет на каторгу. — Я постараюсь это сделать. Сейчас закончу прием, и начну искать способы. Фома обернулся ко мне и уточнил: — И что думаете, вашество? Я вздохнул: — У него был каторжный друг по фамилии Лашин. Который отбывал наказание за разбой. Думаю, после освобождения эти двое договорились о налете на сберкассу. И я очень хочу его найти. Фома кивнул: — Хороший план, вашество. Я вновь посмотрел на телефон и нашел в адресной книге номер Дамира Васильевича: — Добрый день, Павел Филиппович, — послышался в динамике голос главы адвокатской палаты. — Добрый, Дамир Васильевич, — ответил я. — Мне нужно узнать про отчима вашего… — хотел было сказать бастарда, но вовремя исправился: — Родича. Степана. — Что нужно узнать? — мигом уточнил собеседник. — Не покинул ли он ещё город. И если нет — сделать так, чтобы он оставался в Петрограде, — произнес я. — У вас наверняка ещё со времён работы остались контакты людей, кому вы помогли получить не реальный срок, а условный. Ну или помогли дело развалить. — Сделаю все, что смогу, Павел Филиппович, — быстро ответил мужчина. — Ну? Как там обстоят дела? Последнюю фразу он произнес с надеждой. И я честно ответил: — Все лучше, чем я думал. Есть шанс что скоро Степан покинет острог. Но для этого его отчим не должен уехать из города ни под каким предлогом. — Понял, — быстро произнес глава палаты и нажал на сброс вызова. — Вашество, а почему вы ему все не рассказали? — удивился Фома. — Мастер Васильев ведь большой человек. И мог бы нанять лихих людей, чтобы с этим мужиком поговорили как следует. — Как правило, такие люди работают очень… грубо, — ответил я. — И тогда Иван спокойно скажет следователю, что его заставили это сделать под пытками. Покажет синяки да ссадины, и у жандармов, а потом и у судьи могут возникнуть вопросы. Как знать, может даже кто-то решит докопаться до того, кто так заинтересован в освобождении парнишки. Меня подозревать ни в чем не станут. Я ведь уже приобрел репутацию неправильного аристократа. А вот если надавить на Ивана аккуратно… — Вон оно чего, — понимающе кивнул слуга. — Тогда да. Вы правы. Он свернул в арку и остановился у крыльца дома. Обернулся ко мне: — Прибыли, вашество. Ещё куда-нибудь сегодня поедем? — Очень бы не хотелось, — честно ответил я. — Но скорее всего придется. Вышел из машины, поднялся по ступенькам крыльца и вошёл в приемную. — Павел Филиппович, я записала всех ваших посетителей на завтра, как вы и просили, — быстро отчиталась Арина Родионовна. — Спасибо. Много их. Девушка взяла со стола журнал, и открыла нужную страницу: — Два десятка, — ответила она после подсчёта. — И все согласились перенести встречу? — Я умею уговаривать, — улыбнулась девушка. — Спасибо. Разговор прервала хлопнувшая входная дверь: — Мастер Павел Филиппович, — послышался от порога голос. — Я на консультацию от палаты. У меня и бумага есть. Я обернулся и заметил на пороге паренька в рабочем костюме, который с растерянным видом шарили по карманам в поисках заветного ордера. Улыбнулся: — Хорошо. Зарегистрируйтесь у секретаря и проходите в кабинет. «Покой нам только снится» Возвращаться плохая примета? По счастью, посетителей в конце рабочего дня было мало. И когда последний проситель вышел из кабинета и направился писать заявление, что помощь оказана, я откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Осталось принять завтра тех, кого я не успел проконсультировать сегодня, и можно передохнуть. Если, конечно, завтра не попадется сложных дел, которые без суда не решить. Хотя нет, отдохнуть не выйдет. Потому что мне полагалось закрыть шесть уголовных дел. От этой мысли я немного приуныл. Нужно приложить все попытки, чтобы развалить их до суда. Потому что ходить полгода на заседания мне очень не хотелось. А идти на сделку и решать вопрос в упрощенном производстве — значит признать проигрыш. Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянула Арина Родионовна: — Павел Филиппович, к вам посетитель, — осторожно произнесла она. И я поморщился: — Кто? Прием же закончился. — Афанасий Петрович Пожарский. Я вздохнул: — Приготовь, пожалуйста, чай и можешь идти домой. Рабочий день уже кончился, мы и так задержались. — Ничего страшного, — ответила секретарь. — Вы очень часто отпускали меня раньше положенного времени. Один раз можно и задержаться. Но только один, — тут же добавила она и я улыбнулся: — Молодец. Быстро учишься. Арина Родионовна кивнула и вышла из кабинета. А в помещение вошёл старший Пожарский. Выглядел мужчина не так уверенно, как в «Званом ужине» несколько дней назад. Афанасий Петрович словно бы постарел лет на десять. На лице прорезались глубокие морщины, а под глазами залегли черные круги. Темный костюм казался мятым и несвежим. Вероятно, мужчина не снимал его вторые сутки. — Добрый вечер, Афанасий Петрович. Проходите, присаживайтесь. Я указал на свободное кресло. И мужчина словно зомби выполнил просьбу. — Я знаю, что дело моего сына передано вам, — начал он без предисловий, но я его перебил: — Возникшие недопонимания между мной и вашим сыном никак не повлияют на работу. Я приложу все усилия, чтобы вытащить его из острога и сделать так, чтобы производство закрыли. А вашего сына реабилитировали. Мужчина кивнул: — Спасибо, мастер Чехов. Мой мальчик избалован и с гонором… — Нелегко ему придется в остроге, с его-то характером, — вздохнул я. И в душе шевельнулась совесть. Пока я здесь, в своем кабинете, парень сидит в переполненной камере, рассчитанной на двадцать человек. — Ваш чай, мастер Чехов. Арина Родионовна вошла в кабинет, держа в руках поднос, на котором стоял чайник и две чашки. Она прошла через помещение и поставила угощение на стол. — Спасибо. Арина Родионовна, можно ещё одну просьбу? Позвоните в острог и попросите встречу с подозреваемым.