— Она подумала, что вы в беде. И вам нужна помощь. Как достойная супружница, Нина решила спасти семью. Вам с ней повезло. Очень повезло. Она сокровище и вам стоит держаться за нее. Делать ее счастливой. Заботиться о ней и детях. Быть достойным мужем и отцом. — Конечно, — пьяно согласился мужчина и ухватился за дверной косяк. — Вы правы. Мне повезло… Нечаева убрала руку и отошла от Темы. Подошла ко мне и пожала плечами. — Это было необходимо? — поинтересовался я. — Я так захотела, — беспечно отозвалась девушка. — Несложно помочь человеку найти потерянную дорогу. Ему и впрямь повезло. Вспомните двор Евсеева. Там живут люди совершенно другого сорта. А Нина хорошая. Она любит мужа. Неужели их дети должны расти без отца? — Не должны, — не стал спорить я и направился к машине, у которой нас ждал Фома. Парень лузгал семечки, складывая кожуру в небольшой кулек из газеты. При нашем приближении быстро свернул его и сунул в карман. — Куда теперь, вашество? — Надо навестить местную колдунью, — сообщил я и назвал адрес. — Это совсем близко, — кивнул парень и настороженно покосился на меня, — прям колдунья? — Говорят, она наводит порчи, — с готовностью пояснила Арина Родионовна. Парень осенил себя знаком Искупителя и пробормотал себе под нос: — Вот зачем к такой бабе тащиться? — Надо, Фома. Надо, — вздохнул я и сел в салон. Через пару минут мы остановились у дома в пять этажей из светлых панелей. На балконах покачивалось постиранное белье, развешанное на веревках. На лавке рядом с нужной мне парадной сидели две бабушки в вязаных кофтах и цветастых платках. Пьяных здесь видно не было, и я сделал вывод, что тут жили люди более зажиточные, чем в квартале Евсеева. — Здравы будьте, — поздоровался я с местными жительницами. — И вам не хворать, господин хороший, — одна из старушек прищурилась и внимательно осмотрела костюм и туфли. — Вы часом не заблудились? — Я прибыл к Крупской, — сообщил я. При упоминании соседки бабушки синхронно сплюнули через плечо и закудахатали: — Зачем вам эта зараза, господин? Она ж бедовая. Ничего хорошего ждать от колдовки проклятущей не стоит. — Она колдует? — я сделал вид, что удивлен. — Портит и глазит, — заявила бойкая старушка, толкнул локтем вторую. — Точно-точно, — закивала та. — Синода на нее нет. — Понятно. Иногда у простолюдинов проявлялись некие зачатки силы. Но она была бесцветной и не требовала тотемов. И проявлялась только у женщин. Хватало ее на предсказания недалёкого будущего, заговоры от болезней, изготовление настоев на травах, привлечение удачи, и некоторые другие простые вещи. Правда, у каждой такой просьбы была своя цена. И платил ее просящий. Я поднял голову, чтобы оценить балконы и заметил один, который не был забран стеклом. На перилах висел длинный прямоугольный ящик, засаженный геранью. На клумбе под ним виднелись тонкие окурки со следами яркой красной помады. — Она живет на третьем? — спросил я. — Точно-точно, — закивала бабушка. — Тама и обитает окаянная. Я оглянулся на Арину Родионовну, которая стояла чуть поодаль. Было очевидно, что ей не нравились сплетницы на лавке. Потому девушка только после моего кивка подошла ближе и сухо поздоровалась. Мы прошли к двери парадной и набрали на панели домофона номер квартиры Крупской. — Кто? — недовольно каркнули из динамика. — Добрый день, Альбина. Я к вам от Настены, — промурлыкала Нечаева и добавила, — примите, сделайте милость. Мне очень надо. Женщина не открыла сразу же. Я подумал, что она подошла к окну и посмотрела на подъездную дорожку. Наверняка увидела «Империал», решила, что к ней прикатила богатая клиентка. Потому через секунд пятнадцать замок запищал, открываясь и в динамике благожелательно прозвучало: — Третий этаж. Мы вошли в темную парадную. Тут пахло свежей побелкой. Почтовые ящики были набиты макулатурой, но грязи на полу не было. Мы поднялись по лестнице на третий этаж и остановились у двери, выкрашенной в красный цвет. В глазке качнулась тень, и щелкнула задвижка. На пороге стояла невысокая пухлая женщина с ярким макияжем. Ее веки были густо подведены темным, делая разрез глаз миндалевидным. Губы покрывала свежая алая помада. Темно-фиолетовые волосы были подняты наверх, свернуты в узел, который удерживала сеточка, расшитая жемчугом. Облачена Альбина оказалась в шелковый халат с восточным узором, подхваченный поясом с кистями на концах. На босых ступнях были вышитые атласные туфельки с острыми загнутыми носками. Несколько плетеных браслетов на запястьях казались слишком тяжелыми, как и перстни на каждом пальце. Уши оттягивали объемные серьги-кольца. В нос ударил вязкий сандаловый аромат духов и тонкий, едва заметный запах влажной земли. — Добрый день, — низким голосом поприветствовала нас хозяйка квартиры и окинула оценивающим взглядом. Одежда Арины не вызвала у Альбины особого восторга, а вот на моих запонках она задержала алчный взгляд. А на губах хозяйки квартиры заиграла довольная улыбка: — Слушаю вас, мастер. — Я пришел к вам за помощью, — начал я. Женщина удивлённо подняла бровь: — И чем я могу вам помочь? Я замялся, словно бы подбирая слова: — В последнее время в меня возникли некоторые проблемы в делах, мадам. Альбина покачала головой: — У вас их нет, мастер. Я вижу, что у вас есть проблемы несколько… иного характера. Но неужели вы хотите обсуждать их в присутствии вашей спутницы? Она с интересом взглянула на меня. Секретарь тоже удивлённо покосилась в мою сторону. И я вздохнул: — Вы и правда видите, что у человека на душе, мадам Альбина. Сами это подтвердили. И в связи с этим у меня возникает вопрос: а знает ли о ваших талантах Синод? И фискальная служба? Губы хозяйки квартиры на секунду дрогнули. А затем она быстро ответила: — Не понимаю, о чем вы. — О том, что все ведьмы должны иметь патент Синода, — спокойно ответил я. — И платить налоги. — А, вы про это, — протянула дама. — Все есть. Я даже могу показать и патент, и сертификат… — Значит, вы обучались у кого-то со степенью наставника, — кивнул я. — И он обязан был вам объяснить, что колдуньи должны знать некоторые заповеди. Например о непричинении вреда или ущерба. Или увечий и смерти. Дар, данный вам Искупителем, не должен использоваться во вред. — Я… — Вы попытались развести семью. Может быть Тема вам приглянулся. Или вас зависть взяла, что у них все ладно. Этого я не знаю. Вот и сделали отворот, и ушел мужик в гараж жить. — Так он и сам этого хотел, — равнодушно ответила Альбина. Я покачал головой: — Неправда. Не хотел. Иначе бы не стали вы писать заявление, чтобы от Нины избавиться. Простыни эти вам даром нужны не были. Скорее всего, вы Тему к себе приворожить хотели. Да не смогли, потому что он сопротивлялся и к вам не ушел. Не до конца ритуал сработал. А мужик пожил один в гараже и к жене вернуться решил. Вот вы и обозлились. В могилу ее свести вы не сумели или побоялись. А может быть ритуал долгий. А вот в острог упрятать несчастную женщину на несколько лет решились. К тому же Нина подобрала простыни, которые вам принес ее муж. Не удивлюсь, если вы их скинули нарочно, чтобы она увидела эти самые простыни. — Это ваши домыслы, — мягко улыбнулась Альбина. Но ее глаза блеснули нехорошим, злым огнем. — Вы ничего не докажете. - Возможно. Но брак между людьми заключается в храме перед лицом Искупителя. Таково синодное уложение. И вмешательство в такие дела другого человека путем магии равняется вмешательством в соглашение людей и высших сил. За нанесенный семье вред вам грозит суд. И постриг в монахини. Для искупления грехов и спасения души. Лет на десять. Мадам хищно усмехнулась: - А вы и доказать это сможете? - Я нет, — признался я. — А вот призраки, которые живут в вашей квартире — могут. В суд я их призвать не смогу, но они укажут на другие факты чёрной волшбы. И уже их я наверняка смогу доказать. Лицо дамы исказилось от злобы: — Вы бы поосторожнее с такими заявлениями, мастер, — прошипела она. — Я ведь и вас проклясть могу. На это я вздохнул: — Я не ваш безобидный сосед, который боится доложить о вас синодникам. Я некромант, мадам Альбина. Проклятия на меня не действуют. Но вот духи, которые живут в вашей квартире, могут меня послушаться. И навредить вам. Ненароком. Мадам побледнела и попятились. А затем выдохнула: — Что вам надо? — Заберите заявление о краже, — мягко попросил я. — Не берите на душу грех. И больше никогда так не делайте.