– Присаживайтесь, Ермолай Платонович, – указал он на стул. – По какому поводу вы настаивали на встрече? – Товарищ майор. Надо что-то с начальником аэроклуба Соболевым решать. Он уколол меня взглядом: – А что мы должны решать? – Обвинения несостоятельные. Фактически оговор или доносы тех, кому он прищемил хвост. Человек в области уважаемый. Его и в Москве знают. – Знают, – скривился Гаевский. – Теперь уже очень хорошо знают… Вон… Он протянул бумагу. Копия коллективной телеграммы комсомольцев города, членов аэроклуба. О наветах на любимого героя и учителя Соболева. Комсомольцы спрашивают, как же так, учил летать, Родину любить, и теперь что, выходит, врал? Комсомольская просьба – присмотреться не к начальнику аэроклуба, а к тем, кто на него напраслину возводит. И адрес – Председателю впервые избранного Верховного Совета СССР Михаилу Калинину. Мол, представителю народа от самого народа. Ха, а ведь сработало. Лишь бы Гаевский не докопался, кто все это затеял. А затеяли и исполнили мы с Фадеем через доверенных лиц. Но не докопается. У него просто возможностей таких агентурных нет. – Так правда же написана. Вот, – я протянул агентурную записку, где мой агент сообщал имена тех, кто инициировал доносы, сводя личные счеты с Соболевым. – А вот папочка с проверками по предыдущим доносам. – У нас нет доносов. У нас сигналы неравнодушных граждан… Вы уверены, Ермолай Платонович, в невиновности Соболева? Учитывая ваше давнее тесное знакомство. Наверняка Грац наплел про знакомство. Топит он меня. Но топилка не выросла. – Учитывая наше давнее тесное знакомство, я уверен на сто процентов в его преданности нашей советской власти. Ручаюсь за него. – Головой? – прищурился начальник УНКВД. – Головой. – Как вы просто ручаетесь. Только голова одна, а слетают они сейчас быстро. Я вам в очередной раз говорю – заносит вас в мелкобуржуазный либерализм… Ладно, посмотрю, что можно сделать, – он взял папку с рассмотрением прошлых доносов. – Что-то еще? – Материалы заведения агентурного дела «Фейерверк». Гаевский установил порядок, что все агентурные дела – заведения и прекращения, по которым я имел право подписи, проходили только после его автографа. Не «утверждаю», не «разрешаю» – утверждал и разрешал я. А просто закорючка – вроде как бы ознакомлен, но ответственности не несет. Это были материалы на подпольную антисоветскую группу, свившую гнездо на «Пролетарском дизеле», в которую входил комсомолец Кирияк. Лицо Гаевского стало совсем кислым. – Какой-то мелкий уголовник сказал, выторговывая себе жизнь, что комсомолец Кирияк взорвал котел. И вы делаете выводы, что это группа, которая взорвет и весь завод. Притом что с котлом вроде все ясно. – Уж поверьте, что-то там будет. Вокруг завода идет нехорошее движение. Гаевский прочитал предварительные материалы – справки-меморандумы, выписки из АС (агентурных сообщений), план мероприятий по делу, морщась, будто от зубной боли. Не любил он глубоких разработок. Ему больше нравилось выписывать ордера на обыски и аресты. Там все просто и ясно. А здесь – одна морока, и неизвестно еще, чем кончится. Зазвенел внутренний телефон. Гаевский снял трубку. В ней зажурчал слышный даже с моего места голос секретарши. – Пусть заходят, – кивнул Гаевский. Вошел Грац со своим заместителем и правой рукой, младшим лейтенантом Опанасенко. Оба в форме, как на парад. У начальника следственной группы под мышкой толстая папка с документами. – На подпись, товарищ майор, – воодушевленно воскликнул Грац и шмыгнул носом. – Срочно. – Срочно так срочно. Сейчас закончим с товарищем Ремизовым. По его приглашающему жесту посетители расселись на стульях вдоль стенки, выпрямив спины – позы дисциплинированно-подобострастные. Гаевский пролистал документы агентурного дела. Поставил где надо свои закорючки. – Тут кандидат во вредители нарисовался. Такой Кирияк на «Дизеле». Не слышал? – повернулся он к Грацу. – Говорят, котел в прошлом году подорвал и дальше взрывы планирует. Я едва не вспылил. О чем он думает, черти его дери! Вот так расшифровать фигуранта, даже перед своими сотрудниками, но которые занимаются другими делами! Как бы нет тайн от товарищей по оружию? – Слышал, – вдруг объявил Грац. – Комсомолец активный. Давал полезные показания на подозреваемых. Вот не чую в нем врага. А на врага у меня нюх ого-го. – Враги не пахнут, как и деньги, – хмыкнул начальник УНКВД. – Ладно, поглядим, посмотрим. Отодвинул ко мне документы, намекая, что разговор закончен. И кивнул на кипу следственных бумаг: – Ну, чего вы тут мне принесли? Я вышел и, спускаясь по лестнице, зло процедил под нос: – Агроном, леший его задери! Какие-то нехорошие чувства меня терзали… Глава 4 Свершилось! Выборы в Верховный Совет РСФСР прошли! Победил, понятное дело, со стопроцентным результатом сталинский блок. Других и не было. Перед этим в Управлении и на местах мы отложили все дела в сторону. Дневали и ночевали на работе. Перекрывали город, избирательные участки, агитационные пункты. Главное – не допустить чрезвычайных происшествий. Особенно меня беспокоил «Пролетарский дизель». Если и правда враг планирует там теракт, то вполне может приурочить его к выборам. Это какой плевок в лицо всему народу! И отвечать нам бы пришлось по всей строгости. Поэтому на «Дизель» я мобилизовал всю общественность, агентуру, отправил туда сотрудников госбезопасности и милиции в гражданской одежде и в форме, чтобы муха не пролетела на территорию. Поднял весь ВОХР. И все прошло как по маслу. Ни единого серьезного чрезвычайного происшествия по области. Правда, были факты антисоветской агитации, больше по глупости, но встречались и по вполне злому умыслу. Передо мной на столе лежала расширенная справка из аналитического отдела. «Затурский район. На избирательном участке сорван митинг избирателей по причине того, что председатель колхоза и два бригадира напились пьяными… Фабричный район. Членом избирательной комиссии оказался исключенный из ВКП(б) за развал колхоза Иванов. А в соседнем избирательном участке членом избирательной комиссии был сын крупного кулака… Отмечены факты антисоветской пропаганды при массовых скоплениях народа. Октябрьский район. «Не зря умные люди говорят, что все равно капиталисты победят большевиков. Царство капитала в Советском Союзе воскреснет. Капитализм – это сила непобедимая, и большевикам его не победить». (Колхозник колхоза «Красный трактор» Абрамов. Дано указание на арест.) Пролетарский район. «Хорошо было бы, если бы праздники были почаще, а если бы умер Сталин, то мы праздновали бы целый год, а когда бы умерли и остальные – Молотов, Каганович, Ежов, то тогда зажили бы вовсю еще лучше». (Колхозница Анискина – арестована.) Роговской район. «Эта власть не наша и мы за нее голосовать не должны. Пусть голосуют те, кому она нужна, а мы и без советской власти обойдемся». (Сорокин – активный белогвардеец. Дано указание на арест.)» Были мелкие выходки по линии общественного порядка. Народ в основной массе воспринял выборы как праздник. И усугублял спиртное по такому поводу вдумчиво и много. Через день после окончания выборной суеты меня личным звонком вызвал Гаевский. Когда я вошел к нему в кабинет, он поднялся с места, крепко пожал мне руку. Он находился во вполне оптимистичном состоянии духа. То, что выборы прошли гладко, его воодушевило. Он даже предложил мне подать списки на награждение отличившихся сотрудников. Потом кивнул на папку: – Вот нужные бумаги. Выпускаем ваш аэроклуб. – Спасибо, – только и нашелся я что ответить. В горле как-то свело. И дыхание сперло. – Вы проявили бдительность и принципиальность. Наша позиция поддержана обкомом. Только вот один момент есть. – Какой? – Придется привлекать к ответственности заведомо ложных доносчиков, – согнал улыбку Гаевский. – Спросить их, как это они военлета, которому сам Сталин награду вручал, оболгали. – Ну, это мы запросто. – Так что выпускайте. – А не лучше Грацу? Кто посадил, тот пусть и выпускает. – Ермолай Платонович, ну не горячитесь и не кипятитесь. Поймите, у Граца своя работа. Не менее тяжелая. И он не волшебник. Может иногда и ошибаться. Но не ошибается тот, кто ничего не делает. Спорить я не стал. Не время и не место.