Джесс, должно быть, заснула, потому что вдруг ловит себя на том, что лежит, свернувшись калачиком и плотно прильнув к нему. Сразу смущенно отодвигается — как бы он не подумал, будто она уже испытывает к нему какие-то теплые чувства. Но Гриффин беспробудно спит, и Джесс смотрит на него в тусклом свете. Все черты его лица расслаблены, обычной хмурости как не бывало. Она облегченно выдыхает. Ей давно уже хочется узнать про него побольше. Любопытство не дает ей покоя. Джесс на цыпочках крадется к столу, на котором Гриффин оставил свой рюкзак. Роется в нем, то и дело оборачиваясь на кровать, чтобы убедиться, что Гриффин по-прежнему спит. Здесь его лэптоп, какие-то распечатки, несколько фото — все в основном отделении. Обертка от какого-то энергетического батончика, смятые чеки… Нащупав в наружном отсеке какую-то плоскую картонную коробочку, она вытаскивает ее. Читает надпись на белом фоне: «Оксинорм», а чуть ниже — «гидрохлорид оксикодона». Внутри — блистерная пластинка с маленькими оранжевыми капсулами, которые Гриффин уже пару раз принимал у нее на глазах. В болеутоляющих средствах Джесс совершенно не разбирается, но про оксикодон слышала. Очень сильный наркотический препарат, вызывает привыкание. Она еще раз смотрит на коробочку, в которой осталось всего восемь капсул. Хмурится, но убирает ее обратно в рюкзак. Потом переключает внимание на джинсы, брошенные поперек дивана, — подбирает их, ощупывает карманы. В одном из них бумажник, и Джесс вытаскивает его, изучает банковские карты. Натаниэл Гриффин. Это уже что-то: его настоящее имя, по крайней мере. Засовывает бумажник обратно в карман, но тут пальцы натыкаются на что-то еще. Это фотография, слегка помятая, — Гриффин с какой-то женщиной. Улыбаясь, он обнимает ее за плечи. Джесс сознает, что за все то время, что знает его, она ни разу не видела, чтобы он улыбался, и всматривается повнимательней. Волосы на фото у него короче, он чисто выбрит — симпатичный интересный мужчина. Вид у него счастливый. Ее взгляд перемещается на женщину рядом с ним. У той длинные темные волосы, мягко спадающие на плечи. Рука Гриффина крепко обхватывает ее, и она доверчиво прижимается к нему. И тут Джесс понимает. Подходит к столу и начинает перебирать фотографии с мест преступлений, пока не находит нужную. Смотрит на фото, прикрепленное к доске, а потом опять на снимок у себя в руке. Замирает с дрожащей рукой. Ничего странного, что для него это настолько личное дело. Неудивительно, что он так на всем этом зациклился. Эта женщина была изнасилована и убита — да, это точно она. Ну а ее муж, оставленный умирать? Это был Гриффин. Глава 23 Бар набит битком. Кара просто не может представить, что тут может твориться в пятницу вечером. Останавливается в дверях, приглядываясь к толпе. Никак не может найти Либби. Надо бы ехать домой — она так устала, что даже болят веки, — но как только Кара уже готова отправить эсэмэску с извинениями и уйти, как видит проталкивающуюся к ней подругу. — Давай смелее, — говорит та при виде выражения ее лица. — Сейчас раздобудем тебе что-нибудь выпить. * * * Два бокала вина, и Кара выкладывает все подробности, подтверждающие версию Гриффина: делится результатами изучения останков, найденных в квартире, рассказывает про убийства «под Мэнсона». Знает, что выражение лица у нее сейчас в точности как у Либби — опущенные брови, перекошенный рот… И впрямь ничего хорошего. — Но я все никак не могу понять, — добавляет Кара, допивая оставшийся в бокале глоток вина вместе с осадком. — Зачем это понадобилось? Зачем прикладывать такие усилия, чтобы в точности копировать знаменитых серийных убийц? — В качестве преклонения перед ними? Чтобы разделить с ними дурную славу? Ради признания? — отзывается Либби. Дает рукой знак бармену, который вновь наполняет их бокалы. — Почему любой серийный убийца продолжает убивать? Нормальная логика тут неприменима. Кстати, ты не думала привлечь профайлера? — Марш никогда не одобрит бюджет. — Но намекнуть-то стоит? — Либби примолкает и ненадолго задумывается. — А что говорит Ной? Кара медлит, на лицо ее наползает улыбка. — Почему это с тобой, Либби, разговор всегда сводится к Дикину? Либби отбрасывает свои длинные розовые волосы с лица. — Просто интересуюсь, вот и все. И в любом случае мне не нужен Ной, — говорит она с ухмылкой. — В пятницу вечером у меня свидание с одним интересным мужчиной. Открыв телефон, Либби показывает Каре страничку в приложении для знакомств. Кара одобрительно кивает. — А почему вы все-таки разбежались? — спрашивает она. Либби вздыхает. Убирает телефон обратно в карман. — Лучше у него самого спроси. Это был не мой выбор. Он тебе не рассказывал? Кара мотает головой. — Я-то думала, что вы с ним абсолютно все обсуждаете. — Мы обсуждаем убийства, изнасилования, преступников… Мы не затрагиваем его личную жизнь, ну а моя и вовсе не стоит того, чтобы про нее упоминать. Либби смотрит на нее, потом склоняет голову набок. — Ну что? — спрашивает Кара. — Знаешь, я всегда думала, что у вас двоих что-то есть. — У нас с Ноем? — смеется Кара. — С чего это вдруг? — Вы каждый день вместе. Вечно шепчетесь по углам, смеетесь над чем-то… Как будто у вас какой-то собственный закрытый мирок, в который вы никого не допускаете. Кара фыркает, и Либби приникает к бокалу. — Хочешь сказать, что никогда об этом не подумывала? — Нет! — Даже разок? — Нет! — повторяет Кара. — Ну, может, разве что разок. — Ха! — Либби с довольным видом запрокидывает голову. — Я так и знала. А надо бы, знаешь ли. — Она поднимает безупречно выгнутую бровь. — Тебе бы понравилось. — В самом деле? — О да-а… — Либби многозначительно растягивает это слово, похлопывая Кару по плечу. — Парня на это дело прет почище, чем ту бывшую монашку из «Дряни»[26]. В хорошем смысле, — добавляет она, а потом встает, чтобы попрощаться с каким-то приятелем, который уже уходит. Кара наблюдает, как она беззаботно болтает и смеется у другого конца стойки. Ей всегда казалось, что Либби и Ной просто идеально подходили друг другу. Они хорошо смотрелись вместе. Но он объявил конец их отношениям, и Кара все никак не может понять, по какой причине. Хотя почему ей это настолько интересно? Она потягивает вино, уже чувствуя, что слегка окосела, когда алкоголь проникает в голову. Но все равно это классно — так вот просто посидеть в переполненном душноватом баре. Выбросить насилие и смерть из головы проверенным веками способом. Либби плюхается обратно на барный табурет, кладет одну стройную ножку поверх другой. Сверкает на Кару короткой озорной улыбкой. — Итак, — спрашивает она, — теперь по стопочке чего-нибудь покрепче? И тут же, не дожидаясь ответа, подзывает бармена. * * * Через час Кара ловит себя на том, что подкатывает на такси к своей входной двери. Свет нигде не горит. Она знает, что ее муж уже лег спать — завтра ему ни свет ни заря на работу, готовить завтраки для ранних клиентов. Она открывает дверь, вешает ключи на крючок — настолько тихо, как это возможно в ее поддатом состоянии. Снимает куртку, туфли, убирает их. Очень хочется с кем-нибудь поговорить — о чем-нибудь помимо убийств, мертвых девушек и отчлененных частей тела, — но приходится довольствоваться собственной компанией и миской кукурузных хлопьев, которые Кара съедает перед телевизором с каким-то старым эпизодом «Друзей»[27]. Оставив миску в кухонной раковине, она выключает свет и поднимается наверх. Немного постояв перед дверью комнаты дочери, нажимает на ручку, тихонько приоткрывает. Налепленные на потолок флуоресцентные звезды подсвечивают лицо Тилли призрачным светом. Та безмятежно спит, крепко стискивая крошечными ручонками белую плюшевую сову, уже изрядно потасканную и растрепанную после нескольких лет горячей любви. Кара поправляет одеяло, а потом присаживается возле кровати на корточки. Это худший родительский кошмар — услышать вести, которые так много семей получили на этой неделе. Что ваш ребенок мертв, и не просто мертв — его последние часы были полны страха и боли. Погибшие девушки, скорее всего, молили о пощаде, взывали к своим матерям, и их последние мысли были о тех, кого они любили. Кара смотрит на лицо спящей дочери и чувствует, как гнев грызет ее изнутри. Потерять ребенка из-за болезни или несчастного случая — это тоже трагедия, но когда вот так бесчувственно и бессмысленно отбирают чью-то жизнь — это просто немыслимо. Это бесчеловечно. Впервые на этой неделе Кара чувствует, как слезы скатываются у нее по лицу, — она сглатывает их, вытирает насухо рукавом. Наклонившись, целует дочь в щеку, и та ворочается в кровати. Открывает глаза и смотрит на нее. — Давай опять спи, птичка, — шепчет Кара. — Ты ловила монстров? — спрашивает Тилли. — Папа сказал, что тебя нет дома, потому что ты ловишь монстров. — Да, это так, любовь моя. — А как они выглядят? — Глазенки Тилли сверкают в темноте. — Папа говорит, что они выглядят почти как мы с тобой. Кара молча ругается на мужа. — Да, но я обучена видеть разницу. — А Джош — монстр?