– Кто такая эта Мэгги Макфарлэнд, если не секрет? – Одна из доярок. Маленькая шотландская девочка из Нэрна, пришла на службу в аббатство около двенадцати месяцев назад. – Гм! Понимаю. Тогда, похоже, кобылка не единственная «Горянка Лэсси» в этом краю. Pardon?.. О, ничего. Просто глупая попытка сказать что-то умное, вот и все. Не думаете, что Мэгги Макфарлэнд может пролить свет на наличие этого ведра с водой, майор? – Конечно, нет! Конечно, она не при чем. Разумеется, не при чем. Но послушайте… Только что пришло в голову! Может, он собирался помыть Шоколадную Девицу, прежде чем вести к кузнецу в Шеппертон-Олд-Кросс. Я забыл вам сказать, мистер Клик, что с тех пор, как Доусон-Блейк попытался его подкупить, Фэрроу убедился, что оставлять Горянку Лэсси без присмотра ночью или днем небезопасно из-за опасения, что наемники этого парня доберутся до нее, поэтому он закрыл свой коттедж и поселился в комнатах над стойлом кобылки, чтобы быть на месте, что бы ни случилось, в любой час. Он даже купил маленького скотч-терьера, который начинал лаять, если падала спичка, и тявкал по любому поводу. Фэрроу держал эту псину при себе. Когда стало известно об исчезновении кобылы, эта собака была найдена привязанной на своей цепи, но была мертва, как королева Мария. Пес был отравлен, мясо лежало рядом с телом и буквально воняло стрихнином. – Логично. А вы держите стрихнин в поместье, для травли крыс, я полагаю? – Да, конечно. Крыса – главный вредитель для зернохранилищ и кормовых бункеров. Но, конечно, яд не будет лежать на виду – это смертельная вещь. Кроме того, в этой конкретной конюшне никогда не было травли крыс, так что собака не могла получить отраву случайно. Еще одна вещь, которую я должен вам сказать, мистер Клик: Горянка Лэсси никогда не была вместе с остальными лошадями. Мы всегда держали ее в отдельной, особенной конюшне. У нас две таких конюшни класса люкс. Она занимает одну, а Шоколадная Девица – другую. Шоколадная Девица – это личная собственность леди Мэри – прекрасная, породистая кобыла, которая, как мне кажется, на днях сделает себе имя. Темная масть и гладкая шерсть, красота. Сегодня она единственное животное в этом несчастном месте. – А единственное время, чтобы собираться к кузнецу, после половины десятого вечера? – Это было бы странно, если бы это был любой другой человек и при любых других обстоятельствах. Но помните! До дерби всего три недели, и каждый час дневного света приводит нас ближе к золоту. Фэрроу знал, что не мог потратить ни минуты напрасно, и это больше всего относится к ковке. Он позволял подковывать лошадей только в своем присутствии и руководил операцией лично. Это была его мания. Он не позволил бы никому взять без его согласия ни одну из лошадей. Только сам, независимо от того, какое неудобство он доставляет себе и другим. Кузнец в Шеппертон-Олд-Кроссе знал об этих маленьких причудах и прихотях и всегда их удовлетворяел. Он мог бы открыть кузницу и пустить Фэрроу, даже если бы это было в два часа ночи. – Ясно. И он, в конце концов, взял Шоколадную Девицу? – Да. Леди Мэри и я присутствовали на висте в Фармингдейл Приорат в тот вечер, но ее светлость слегла с сильной головной болью, и мы должны были извиниться и уйти рано. Было без четверти одиннадцать часов, когда мы вернулись в аббатство и встретились с Фэрроу, проезжавшим через ворота на Шоколадной Девице. Мы остановились и поговорили с ним. Затем он ускакал. – Сколько времени ему должно было понадобиться, чтобы совершить путешествие? – Около пяти-двадцати минут. Может быть, полчаса; конечно, не больше. – Значит, около четверти двенадцатого он должен был прибыть к кузнецу? Понятно. А когда он вернулся? – Не представляю. На самом деле, мы никогда не знали, когда он возвращался, потому что ночью все спали, а он мог вернуться когда угодно ночью или не вернуться вовсе… Если бы капитан Мактавиш не шел через конюшню в пять часов утра и, увидев приоткрытую дверь, не заглянул внутрь… Он обнаружил, что Шоколадная Девица стоит в стойле, собака умерла, а Горянка Лэсси исчезла. Конечно, присутствие Шоколадной Девицы после того, как Фэрроу уехал на ней, было доказательством того, что он вернулся ночью, хотя когда это было и почему, и куда он ушел опять, одному богу ведомо. Лично я придерживаюсь мнения, что Горянку Лэсси украли, когда он отсутствовал. Вернувшись, он обнаружил ограбление и, по горячим следам, устремился вслед за грабителями и, столкнувшись с ними, получил таким образом свои ужасные травмы. – Гм! Да! Странно! Какой «след» он должен был найти, если, по вашим словам, следов не было? Или это ошибка? – Нет, не было. Весь двор конюшни вымощен красной плиткой, и в последнее время у нас стояла такая странная сухая погода, что земля в окрестностях запеклась и стала такой же твердой, как кирпич. Слон не мог бы оставить на ней след, а тем более лошадь… Но как же нам быть?! Вместо того чтобы прояснить ситуацию, вы, по-моему, добавляете тьму во мрак и делаете ее более загадочной, чем раньше. Что же искал Фэрроу, если не преследовал конокрада? – Может быть, он отправился по своим делам, майор, может быть, просто гулял, – загадочно сказал Клик. – Если бы ваша маленькая теория о его возвращении и обнаружении похищения Горянки Лэсси была чем-то приближенным к правде, я склонен думать, что мистер Том Фэрроу поднял бы тревогу, которую было бы слышно за полмили. А если бы он преследовал грабителей, он сделал бы это с хорошей ватагой помощников, запалив все фонари и факела, которые можно было найти в поместье. – Вы правы! Конечно. Никогда об этом не думал. Мэри, а ты? Ведь сердцем и душой Фэрроу был связан с животным. Если бы он подумал, что с лошадью что-то случилось… Если бы он решил, что ее украли, то разошелся бы не на шутку. У меня голова идет кругом. Для него уйти без дела или шляться по болотам в такое время невероятно и противоестественно. Мистер Клик! Ради всего святого, что вы-то думаете? – Ну, майор, – ответил Клик, – я ненавижу разрушать иллюзии и портить репутацию любого человека, но… Ну, ладно… Если господин Том Фэрроу появился в стойле после того, как кобыла была украдена, и пошел куда-то, не поднимая тревоги и никому не говоря ни слова, тогда, на мой взгляд, ваш драгоценный тренер не кто иной, как двуличный, лицемерный, бесчестный негодяй, который предал вас врагу и получил именно то, что заслужил, в качестве гонорара. Майор Норкросс не ответил. Он просто поджал губы, пока они не превратились в тонкую белую полоску, и обернулся к жене с выражением боли и безнадежного недоумения несправедливо отруганного ребенка в глазах. – Знаете, Сетон, то же предположил капитан Мактавиш, – отважилась сказать она, мягко и с сожалением. – А когда двое мужчин с высоким уровнем интеллекта… Затем она вздохнула и позволила додумать окончание фразы. – Слушай, Мэри, ты же не хочешь сказать, что я совершенно не разбираюсь в людях? – Нет, дорогой. Но… – «Но», говоришь! Разве тебе не понятно, что я знаю человека, когда говорю о нем? И если когда-либо на этой земле был честный парень… Посмотрите сюда, мистер Клик. Господи! Вы, может быть, разумный человек и все такое, но вам придется предъявить мне нечто более весомое, чем простое подозрение, прежде чем вы сможете заставить меня поверить в предательство Тома Фэрроу. – Я не пытаюсь заставить вас поверить в это, майор. Я просто показываю вам, что, безусловно, было бы абсолютной правдой, если бы Том Фэрроу отправился на эту пустошь один, не подняв тревогу, когда обнаружил, что животное украдено. Но, мой дорогой, я склоняюсь к убеждению, что он никогда не выходил туда ни за кем, вообще. – Тогда, черт побери, сэр, как вы объясните то, что он оказался там? – Просто, майор, предположив, что он возвращался в аббатство в то время, когда встретил своего противника, имя которого нам неизвестно. Другими словами, он не только никогда не вернулся домой, после того как вы и ее светлость его видели, без четверти одиннадцать, но ему не позволили это сделать. – Ого! Как-то слишком сложно! Это слишком туманно. Как вы это вообще себе представляете? – Я не представляю. Я просто предлагаю два варианта, которые могут объяснить его присутствие на болотах. Один или другой из них является истинным. Если он вышел после похищения кобылы, то он негодяй и лжец. Если он невиновен, то был избит на обратном пути в свою обитель у стойла Горянки Лэсси. – Но другое животное? Но Шоколадная Девица? Как она могла вернуться в конюшню? После нападения на Фэрроу она не могла найти дорогу одна – по крайней мере, если и могла, конечно, то не в том состоянии, в котором находилась на следующее утро. У нее не было сбруи. Ее седло было на его колышке. Она была в своем стойле – привязана, черт возьми, и дверь в стойло была закрыта и заперта; так что если случайно… Эй! Объясните! Зачем вы улыбаетесь так странно? Я не рассказал ничего смешного! Вы не верите, что я знаю, о чем говорю? – Майор, я вовсе не смеюсь над вами. Я только что обнаружил, что четыре плюс четыре дают восемь, когда вы сложите их правильно; и улыбка – признак последующего удовлетворения… Последний вопрос, пожалуйста. Когда Фэрроу нашли лежащим без сознания на болоте? – Где-то между шестью и семью часами. И что из того?.. – Ничего особенного. Кто его нашел? Капитан Мактавиш? – Нет. Мэгги Макфарлэнд. Она возвращалась с дойки, когда… Э-э, полегче! Не смущайте меня вашей странной улыбкой. Это заставляет меня думать, что у вас в рукаве что-то есть. – Ну, если у меня есть туз в рукаве, майор, предположим, что вы отвезете меня в конюшню и дадите мне шанс вытащить его, – спокойно предложил Клик. – Иногда осмотр места происшествия творит чудеса, и полчаса в стойле Горянки Лэсси поможет разрешить загадку гораздо быстрее, чем вы думаете… Или не помогут!.. Возможно, если подумать, для вас и ее светлости будет лучше отправиться вперед, поскольку я еще хочу посмотреть на травмы Тома Фэрроу. Так что будет лучше подготовить все заранее, чтобы потом сэкономить время. Без сомнения, мистер Нэрком и я сможем получить какое-то транспортное средство здесь. Во всяком случае, хм! Сейчас без пятнадцати три… Вы можете ожидать нас в четверть шестого. Вы и ее светлость можете возвращаться открыто, майор. Больше не нужно пытаться пускать пыль в глаза сэру Грегори Доусону-Блейку, храня в тайне исчезновение кобылы. Если он приложил руку к краже, он, конечно, знает, что она украдена; но если он не… Ну, мне кажется, я знаю, кто это сделал, и кобыла все равно будет участвовать в бегах в день дерби. Я уверен, что несколько минут в конюшне Горянки Лэсси уладят вопрос. Но, ваша светлость, надеюсь, если ночь настигнет нас прежде, чем мы поймем все, вы приютите нас в аббатстве до завтра, чтобы мы могли закончить расследование? – С удовольствием, мистер Клик, – ответила леди Мэри и поклонилась ему из комнаты. Глава XIII БЫЛО РОВНО ДЕСЯТЬ минут шестого, и долгие майские сумерки только начинали сгущаться, когда подрессоренная повозка «Розы и чертополоха» прибыла в конюшню аббатства. Клик и мистер Нэрком, выбравшись из нее, оказались в центре группы, состоящей из майора и леди Мэри, сельского доктора и капитана Мактавиша. Капитан, в котором не было ничего шотландского, кроме имени, оказался улыбчивым джентльменом, с льняными волосами и завитыми светлыми усами. Клик заметил его, когда тот стоял, прислонившись к столбу ворот в тщательно выверенной позе, скрестив ноги. Сунув одну руку в карман брюк, в другой он вертел охотничий хлыст, рукоятка которого была отлита из чистого серебра в виде головы борзой. Клик пришел к выводу, что, возможно, это был самый красивый мужчина своего времени, и что в определенных слоях общества он мог, без сомнения, разбивать сердца сотнями. О нем, однако, следует сказать, что его мужественная красота не казалась показной и искусственной. И если он и осознал свою мужскую привлекательность, он никак это не демонстрировал. Он был спокоен, безмятежен, воспитан и не имел ничего от денди ни во внешности, ни в поведении. Он был одновременно великолепно собран и вызывающе спокоен. – Рад встретиться с вами, мистер Клик. Много читал о вас, – объявил он, когда майор завершил представление гостей, которое капитан, очевидно, считал излишним в отношениях между офицером армии и полицейскими детективами. – Извините, однако, я не смогу остаться и изучить ваши изумительные методы. Хотя это могло бы оказаться весьма интересно. – И я, со своей стороны, был бы рад, если бы вы составили нам компанию, капитан, – ответил Клик, отчего голова капитана дернулась, и на миг красавчик уставился на Клика, как на чудовище. – Значит, вы покидаете нас до завершения расследования? – Ну, я рад был бы остаться! Но служба. Обязан идти. Телеграмма из Лондона сегодня днем. Полк отплывает в Индию через два дня. Вот такая неприятность. Буду скучать по дерби… Кстати, Норкросс, если этому детективу удастся найти кобылу вовремя для гонки, та маленькая ставка, конечно же, верна? – Конечно, – согласился майор. – Готовы, мистер Клик? Отлично. И он тут же повел в конюшню, где Шоколадная Девица, словно совершенная лошадь из французской бронзы, жадно жевала сено из своих яслей, как будто в мире не было таких вещей, как предатели, мошенники и воры, а ее подруга, пропавшая два дня назад, все еще делила с ней жилище. – Господи! Но она красавица, вы правы, майор! – воскликнули Клик, когда тот подошел, наклонившись через низкий барьер ограждения, похлопал по холке кобылы и разгладил ее блестящую гриву. – Не удивительно, что вы и ее светлость возлагаете большие надежды на ее будущее. Лошадь кажется почти идеальной. – Да, это очень хорошая лошадка, – ответил майор, – но нельзя сравнивать ее с Горянкой Лэсси по скорости, силе или другой стати. Вот она, мистер Клик; и естественная, как сама жизнь, красота! Он указал рукой на фотографию пропавшего животного в рамке – цветной подарочный снимок, подаренный ему вместе с пасхальным номером «Всадника», который Фэрроу застеклил и повесил прямо над ее стойлом. Клик, следуя указующему персту, посмотрел вверх и увидел великолепное, идеально сложенное животное с белым пятном на боку и белым «чулком» на левой передней ноге. – Красавица, как вы и говорили, майор, – согласился он, – но знаете ли, я, со своей стороны, предпочитаю в плане эстетики Шоколадную Девицу. Может быть, это дурновкусие, но ничего не могу с собой поделать. Какая грива! Какой цвет! Какие великолепные ноги, красота! Не будете возражать, если я зайду на минутку и посмотрю на нее? Майор не стал возражать, поэтому Клик сразу же вошел и продолжил осмотр животного – ощупал ноги, погладил ее по бокам, рассмотрел ее копыта. И только тогда майор вспомнил о визите к кузнецу в Шеппертон-Олд-Кросс и начал понимать, что это не просто восхищение животным, а пристальное изучение. – Боже! Невероятно! – выпалил он, когда сделал – вместе с Кликом – внезапное открытие; его лицо стало сначала красным, а затем очень бледным от эмоций. – Она не подкована? Так что, ее не водили к кузнецу? – Нет, – подтвердил Клик, – не водили. Я наполовину подозревал, что обнаружу это, так что я не слишком удивлен. Давайте осмотрим стойло Горянки Лэсси, пожалуйста. Гм! Да! Очень хорошо! Великолепно! Все в порядке. Кстати, майор, вы, конечно же, не разрешаете здесь мыть и смазывать сбрую? – Конечно, нет! Что за странная идея? – Просто кусок тряпки и грязная губка, спрятанные в углу и зарытые в тряпки и ветошь. Майор подошел и коснулся грязной кучи носком сапога. – Это бросил один из тех балбесов, безответственных парней, молодых вандалов! – прорычал он, пинком вышвыривая мусор из стойла. – Их счастье, что Фэрроу нет, или на них были бы наручники, а их спины познакомились бы с кнутом, и поделом! Ну, что там! Нашли что-то еще? – Нет, – отозвался Клик. – То есть ничего важного. Просто обрывок старой рекламной листовки. Вероятно, запутался в ветоши. Во всяком случае, это не имеет никакого значения. – Он взмахнул рукой, словно выкидывая кусочек бумаги наружу, через ограждение стойла, но на самом деле ловко и незаметно спрятал его себе в карман. – Вы были правы сегодня днем, майор. Следов и улик исключительно мало, можно сказать, что нет. Во всяком случае, здесь больше нечего искать. Кстати, доктор, вы позволите подняться и осмотреть пациента? Я хотел бы сделать это, если возможно. – Разумеется, сэр, разумеется, – ответил доктор. – Я рад сообщить вам, что его состояние значительно улучшилось после моего визита в полдень, мистер Клик, и теперь у меня есть все основания надеяться, что он сможет справиться с ситуацией. – Отлично! – воскликнул Клик. – Но я думаю, что я не должен допустить, чтобы эти хорошие новости распространялись за пределы этой комнаты, доктор. Если вы еще никого не оповестили о состоянии больного, не делайте этого. Вы же пока никому ничего не сообщили? – Нет. То есть никому, кроме присутствующих. Конечно, я сказал еще майору и ее светлости по возвращении сегодня днем. И, естественно, капитану Мактавишу. Он был со мной в то время, когда я проводил осмотр, и пришел к выводу, что этот человек выживет. – Ах! – наигранно произнес Клик – и странная улыбка медленно расплылась на его лице. – Хорошо, друзья не в счет, конечно, но я не должен допустить, чтобы информация распространялась дальше. А теперь, пожалуйста, пойдемте в комнату Фэрроу. Они поднялись на второй этаж – одна леди Мэри отказалась присоединиться к группе, – и через пару минут Клик уже стоял возле кровати избитого тренера. Том Фэрроу был сильным, крепко сложенным человеком, в чью честность майор так сильно верил. И если лицо является зеркалом души, а в девяти случаях из десяти это не так, то доверие и уверенность не были напрасны. Потому что у Фэрроу было простое, открытое лицо, которое предполагало чистую совесть и честный характер, хотя теперь он был бледным, а лицо оказалось испещрено ранами и ссадинами. По просьбе Клика доктор снял повязки и позволил ему осмотреть рану на затылке.